Старая погудка на новый лад. Русская сказка в изданиях конца XVIII века - Автор Неизвестен
Когда наступил день, определенный для брачного супружества, то Еруслан-царевич поехал наперед к Гименееву храму; потом появилась нареченная его невеста, убранная в голубую одежду, золотом распещренную, и сидящая на колеснице, блеском своим подобной солнцу, которую везли два белые единорога. Приехав ко храму, сходит она с колесницы, будучи под руки поддерживаема двумя из прекраснейших своих девиц. В преддверии храма принял ее Тобал, ее отец, и, подведя ее к жертвеннику, пред которым стоял уже Еруслан-царевич, вручает ему дочь свою с сими словами: «Се будет залогом вечной нашей дружбы и венцом того подвига, которым ты сию страну избавил. Да изольет Гименей с Луцинною свои на вас благодеяния, да устроят в вашем супружестве всегдашнее вам благоденствие». Тогда тоскерский царь отступил к правой стороне жертвенника, а первосвященник начал обряд гименеевых таинств, по совершении коих новобрачные сели вместе на ту златоблистательную колесницу. Все улицы, по которым они ехали до дворца, усыпаны были всякого рода цветами. Стоящие по сторонам юноши и девицы воспевали гимны в честь новобрачным, а старцы воссылали тысячи обетов о благоденствии сей прекрасной четы. Царь Тобал встретил их во дворце своем и вторично изрек на них свои благословения. Потом все князья, вельможи и знатные государственные чины поздравляли Еруслана-царевича и супругу его, прекрасную царевну Зельвару; после чего сели все за брачный стол и стали пить, есть и веселиться; и как все надовольствовались и по домам разъехались, то и новобрачные пошли в убранную для них спальню.
Тут Еруслан-царевич после первых восхищений и забав любви, изъявляя нежность своей супруге, спрашивает ее: «Дражайшая моя и прекраснейшая царевна Зельвара, твои прелести заставили меня странствовать по многим государствам, и многие прекраснейшие девицы восхваляли мне красоту твою, наконец после многих стараний обладаю я тобою, любезная царевна. Скажи мне, есть ли на свете тебя пригоже, а меня храбрее?» — «Ах любезнейший мой супруг, Еруслан-царевич! Кто может из смертных в силе и храбрости с тобою равняться? Никакое воинство не перенесет ударов меча твоего; вселенная наполнена славою твоего мужества, а над моею красотою есть еще превосходнейшая: на южных берегах океана, в царстве Манозийском владеет царевна Гилонда, которая прелестями своими всех в свете красавиц затмевает красоту, она в десять крат меня прекраснее и не имеет себе соперницы». В сих и подобных разговорах новобрачные препроводили темноту ночи. На другой день веселье снова началось, весь город чувствовал милости и соучаствовал в радости Тобала.
Еруслан-царевич жил с прекрасною Зельварою около полугода, а после того, побуждаем будучи любопытством видеть манозийскую царевну Гилонду, столь славную по красоте своей, сказал некогда своей супруге, что он намерен на малое время от нее отлучиться и съездить в Бугжатскую землю для свидания со своим отцом. «Любезнейшая царевна, — говорил он ей, — не крушись в разлуке, я чрез краткое время к тебе возвращусь. Ты скоро произведешь на свет залог любви нашей, то он в отсутствие мое послужит тебе утешением; и когда то будет сын, то вставь ему в перстень тот блистательный камень, который я получил от трехглавого змея». Сколько Зельмира ни усиливалась своими просьбами, чтоб он взял ее с собою, но Еруслан-царевич представлял ей убедительнейшим образом все неудобства путешествия в таком ее состоянии. Почему прекрасная Зельвара принуждена была остаться с отцом своим Тобалом, который также ничем не мог удержать при себе Еруслана-царевича, потому что свидание с родителями довольно было сильно, чтоб убедить просящих.
И так Еруслан-царевич надевает на себя доспехи богатырские, прощается со своею супругою и тестем, садится на своего доброго коня и выезжает из города в чистое поле. Сколько Зельвара ни была уверена в любви к себе Еруслана-царевича, однако ж не могла удержаться, чтоб не подозревать отъезд своего супруга, да и действительно, ее подозрение было справедливо. Еруслан-царевич поехал не к родителям, но на южные берега океана, в Манозийское царство, посмотреть красоту царевны Гилонды. Его путешествие продолжалось больше полугода. Наконец прибыв в сие государство и въехав в столицу Манозию, прямо подъехал к царскому дворцу и слезает со своего доброго коня. Царевна Гилонда, видя из палат своих, что приехал в ее царство рыцарь и без спросу идет в ее чертоги, испугалась и, оставя свой престол, пошла навстречу Еруслану-царевичу. Вышед к нему на переднее крыльцо, говорит ему следующее: «Храбрый витязь, откуда ты, кто ты и какую имеешь здесь надобность?» — «Я из Бугжатского царства, сын царя Хираза и царицы Другистаны, имя мое Еруслан-царевич, а в твое владение привлекло меня любопытство, чтоб увериться, подлинно ли ты так прекрасна, как о тебе по свету носится слава». Гилонда исправилась от страха своего, видя пред собою знаменитого князя, взяла его за руку и повела в свои чертоги и, посадя на первое по себе место, говорила ему: «Храбрый и сильный в свете князь Еруслан-царевич, владей мною и царством моим». Еруслан-царевич, плененный ее бесподобною красотою, столько распалился страстию, что забыл о своей супруге, прекрасной царевне Зельваре, стал оказывать Гилонде все любовные ласки и, упоен будучи негою и роскошью, остался при ней.
Между тем Зельвара от бремени разрешилась сыном, который был прекрасен, как солнце. Его острые глаза, черные волосы, вознесенная грудь и отверстое чело представляли в нем совершенное подобие отца его, Еруслана-царевича, и сие ясное изображение заставляло прекрасную Зельвару и плакать, и радоваться: плакать потому, что она лишилась дражайшего своего супруга и не знает о его участи; а радоваться потому, что в сем младенце находит себе по крайней мере некоторое утешение. Сам Тобал, ее родитель, не менее тому радовался и наименовал своего внука Азонаем. И так Зельвара, разделя себя между скукою и удовольствием, прилагала все свое старание о воспитании сына своего Азоная.
Уже минуло ему шесть лет, как стал он ходить в княжеское училище, где учились дети князей и вельможей, которые стали его укорять, что он не имеет отца и неведомо чей сын. Азонаю сие не показалось, и он за то их журил: кого ухватит за голову, у того голова долой; кого за руку — тот лишается руки. Наконец уже наскучило Азонаю слушать такие укоризны. Он приходит к своей матери и говорит ей следующее: «Милостивая государыня матушка, скажи мне, есть ли у меня батюшка или нет?» Тогда Зельвара, тяжко вздохнув, со слезами ему ответствовала: «Ах любезный
