Владислав Крапивин - Мальчик со шпагой
– Отвяжись, – попросил Серёжа.
– Не груби, пожалуйста. Я с тобой как председатель совета дружины разговариваю.
– Все равно отвяжись, – повторил Серёжа. И чтобы она в самом деле отстала, добавил: – Это знак "Эспады".
– Здесь тебе не "Эспада", а нормальная школа…
– "Эспада" везде, где я… – в упор сказал Серёжа. Специально, чтобы разозлить Гармашеву. И конечно, разозлил.
– Подумаешь, какой Людовик Четырнадцатый! "Государство – это я!" Вы там, в своей "Эспаде", все такие. Правильно вас разогнали!
Серёжа хрустнул пальцами и сдержанно сказал:
– Была бы ты парнем, я бы с тобой поговорил… не так…
– А ты давай, кидайся, – предложила Вика. – Палку возьми. Как на Сенцова. Опять в герои попадешь. В "Эспаде" орден дадут.
– Вам наша "Эспада" поперек глотки, – откликнулся Серёжа. – Таким, как ты да Сенцов.
– Каким "таким"?
– Шкурникам!
Вика побледнела и шепотом пообещала:
– Ответишь… На совете.
– Иди, иди, – устало сказал Серёжа. – В совете не все такие дуры, как ты.
Девчонки – они и есть девчонки. Вика забыла, что она председатель. Она готова была разреветься. Заморгала набухшими глазами и крикнула:
– Директорский любимчик! Только он за тебя и заступается, а то давно бы из школы вышибли!
Это было что-то новое. Неожиданное. Серёжа даже слов не нашел. А пока думал, заиграли горнисты, и стало не до спора.
…Солнце, солнце! Горячее, веселое. За окнами деревья как в зеленом тумане. Двадцать второе апреля. У ленинского портрета замер почетный караул.
На улице прошуршал троллейбус да шумели среди веток воробьи. А в зале тихо-тихо. Тишина эта – как поднятые палочки барабанщиков.
И вот:
– Я, Олег Щербинин…
– Я, Владик Семенов…
– Я, Игорь Скляренко…
– Я, Сергей Лютиков…
– Я, Дмитрий Соломин…
И дальше – слегка вразнобой, взволнованным хором:
– "Вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина…"
Димка говорит и смотрит на Серёжу. Димка, Димка, светлая твоя голова. Маленький барабанщик, крепкий товарищ…
Вышла из рядов шеренга ребят, которые должны были повязывать бывшим октябрятам галстуки. Шеренга третьеклассников двинулась им навстречу.
Случилась небольшая путаница. Кто-то из девчонок сбил строй. Не сразу разобрались, кто к кому должен подойти. И в этой секундной неразберихе Димка сделал удивительную вещь. Он обошел Галку Гуляеву – симпатичную отличницу из шестого "Б", – отпечатал по солнечному паркету несколько лишних шагов и встал перед Серёжей. Одними губами попросил:
– Завяжи.
У Серёжи комок поднялся к горлу. И все затихло, отодвинулось далеко-далеко. Он взял у Димки с локтя невесомый шелковистый галстук. Отогнул на тоненькой Димкиной шее воротничок… Галстук лег на грудь двумя разлетевшимися всплесками огня. Алое на голубом.
– Молодец, Дим. Спасибо, – не то прошептал, не то просто подумал Серёжа.
И Димка понял. Он просиял в ответ зелеными своими глазами, повернулся и шагнул к своей шеренге. Его ждали. Остальные третьеклассники были уже в общем строю. Но Димка вдруг остановился. Опять повернулся и шагнул назад – к Серёже. С октябрятского жилетика отцепил звездочку, вложил Серёже в ладонь и молча сжал его пальцы. Потом побежал к своим. Прощелкали в тишине подошвы его новеньких блестящих полуботинок.
И никто не сказал ни слова ни ему, ни Серёже. В такие минуты нельзя говорить. Может быть, потом Вика Гармашева прицепится: нарушили запланированный ритуал. А сейчас – тихо: Димка Соломин становится в строй пионеров.
Серёжа все смотрел на Димку, а зажатая в руке звездочка покалывала ладонь. Так, со звездочкой, он и поднял руку для салюта…
Ударили барабаны. И вдруг нерешительно сбавили громкость, умолкли один за другим. Шумок пробежал по рядам.
В зал вошел директор. Попросил раздвинуться шеренгу семиклассников, прошел вперед и остановился рядом с Юлей, слева от группы горнистов.
– А говорили – в больнице, – шепотом сказали позади Серёжи.
Анатолий Афанасьевич обвел глазами притихшие отряды. Улыбнулся так, будто он не директор, а школьник, которому надо впервы е выступать перед целой дружиной. Сказал негромко и с хрипотцой:
– Дорогие мои… Извините, я был болен, не пускали меня. А я очень хотел поздравить вас с Ленинским праздником. Особенно наших самых младших пионеров. Тех, кто сегодня надел красные галстуки. Все-таки я успел… Нашим третьеклассникам я хочу сказать сейчас несколько слов… Вы дали сегодня торжественное обещание. Вы знаете пионерские законы. Надо хорошо учиться, работать, крепко дружить, бороться с ложью и злом. Вы пока еще маленькие. Не обижайтесь, пожалуйста. Вы стали сегодня гораздо взрослее, но вы еще не очень большие. А в жизни случается всякое: иногда жизнь с маленького человека спрашивает, как со взрослого. И бывает, что от десятилетнего мальчика, от десятилетней девочки требуется взрослая смелость, взрослое упорство и честность. И если когда-нибудь вам придется очень трудно, вспомните этот день. Вспомните, как повязывали вам галстуки. Не забывайте, что вы – ленинцы…
Дядя Витя одобрительно посмотрел на Серёжу.
– Ты мне сегодня нравишься. Весь какой-то… светящийся. А то ходил носом вниз.
– День хороший, – сказал Серёжа.
– День отличный, – согласился дядя Витя и посмотрел за окно. Там был уже не день, а вечер… Оранжевое солнце догорало на крышах. – Удивительная погода. Как летом.
– Я не про погоду, – объяснил Серёжа. – Я вообще. Про Димку…
– Про что?
Дяде Вите можно было рассказать. Конечно, лучше бы рассказать папе, но он еще не пришёл. Ну что ж, дядя Витя тоже все понимает.
– Есть такой человек – Димка, – проговорил Серёжа. – Его сегодня в пионеры принимали…
И он рассказал про все. Даже про тишину в зале и про то, как щелкали в этой тишине Димкины подошвы. А потом еще про Димкин синий краб и про то, как поругались с Гармашевой…
Он говорил, говорил, а дядя Витя молчал и молчал. И Серёжа наконец почувствовал: что-то не так получается. И вдруг заметил, что смотрит дядя Витя уже не как раньше. Серёжа замолчал.
Дядя Витя вздохнул:
– Странный ты человек, Сергей…
– Почему? – Серёжина радость стала тускнеть, как пятна вечернего солнца на крышах.
– Вот и я сам думаю – почему? Может быть, наследственность, может быть, воспитание…
– Что во мне странного? – спросил Серёжа и внутренне ощетинился. Не понравился ему такой поворот.
– Странно, что в свои двенадцать лет ты очень конфликтный человек. Ты жить не можешь без разных стычек, споров и ссор. Они для тебя – как горючее для мотора. Вот сегодня поругался со своим пионерским начальством и весь уже светишься от радости.
Серёжа сначала удивился. Потом обиделся.
– Разве у меня из-за ссоры радость? Я же эту Гармашеву не трогал, сама прицепилась. Она мне, наоборот, настроение чуть не испортила, директорским любимчиком обозвала… Я из-за Димки радовался!
– А что хорошего сделал твой Димка? Ничего. Нарушил план сбора. Так же, как ты, показал, что ему плевать на общий порядок. На мнение других. Вы оба противопоставили себя дружине.
– Да почему?! – крикнул Серёжа. – Ну что плохого мы сделали? Нам даже после сбора никто ни слова не сказал! Димка просто хотел, чтобы я ему галстук повязал, вот и все. Ну что ему Галка Гуляева? Он ее и не знает даже. А галстук-то один раз в жизни повязывают. Димка же мой друг. Я его барабанщиком сделал.
Дядя Витя слегка развел руками:
– Ну и доказательство! Барабанщиком ты его сделал тоже вопреки мнению школы. Еще раз показал, что тебе плевать на всех.
Лицо у дяди Вити было такое, как всегда. Энергичное и добродушное. Но теперь оно стало неприятно Серёже.
– Я не плюю на всех… – жестко сказал Серёжа. – Я вообще ни на кого не плюю. И на Димку я тоже плюнуть не мог. Он всю жизнь мечтал о барабане, а ему не дали из-за случайной тройки. Он плакал.
Дядя Витя покивал.
– Все верно. Я же не говорю, что ты действовал из плохих побуждений. Твои поступки всегда имеют благородные мотивы. Но ты ошибаешься в самом главном.
– Что вы знаете о моих поступках… и мотивах? – не очень вежливо отозвался Серёжа.
– Кое-что знаю. Открою секрет. Недавно звонила твоя классная руководительница, спрашивала отца. Его не было, а я поговорил. Надеюсь, я имел на это право? Она, кстати, очень хорошо к тебе относится. Но она боится за тебя. Дня не проходит, чтобы ты не влип в какую-нибудь историю. В конце концов ты заработаешь такую характеристику, с которой даже в ПТУ не попадешь, не то что в университет.
– Вот это да, – сказал Серёжа. – Теперь из-за характеристики я должен сидеть как мышь.
– Ну ладно. Из-за характеристики ты ничего не должен. Но есть другая опасность. Ты так привыкнешь влезать в любые конфликты, что станешь обыкновенным склочником.
– Ага, – откликнулся Серёжа. – А если проходить мимо всякой несправедливости, то станешь хорошим человеком. Легко и просто.
