Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун
Глава 40
Первый штурм Долины Дунов
Не надо, любезные читатели, думать, что я и впрямь был таким тупицей, каким представил меня Джереми Стикльз. Я в самом начале догадался, а потом твердо уверился в том, что той девочкой, дочерью несчастных родителей, была именно Лорна, и вопросы я задавал только для того, чтобы за разговорами и расспросами унять свою душевную боль.
Когда Джереми описал тяжелую карету и тех, кто в ней находился, упомянул о поломке в окрестностях Далвертона и о тех местах, по которым эти люди продолжили свой путь, о времени дня, погоде и времени года, сердце мое зажглось нестерпимым огнем, и картины прошлого встали передо мной так, словно все это случилось только вчера: служанка миледи, выглядевшая не так, как наши женщины, водокачка на постоялом дворе, карета, медленно едущая в гору, прекрасная леди и очаровательный мальчик, но лучше всего я запомнил маленькую девочку, темноволосую, удивительно прелестную, девочку, у которой уже тогда был нежный, кроткий взгляд Лорны.
Но когда Джереми упомянул об ожерелье, накинутом на шейку девочки, и о том, что после разбойничьего нападения девочка пропала, перед моим внутренним взором сразу же вспыхнул сигнальный огонь, и я увидел унылую вересковую пустошь, Дунов, по-хозяйски неторопливо едущих по ней, и беспомощного ребенка, лежащего поперек разбойничьего седла. И когда я вспомнил, что как раз в тот день я вернулся домой, чтобы принять участие в похоронах отца, до меня вдруг впервые дошло, что именно тот день для обоих нас — одновременно — стал самым черным днем нашего детства.
По каким-то лишь ему ведомым причинам Джереми Стикльз скрыл от меня имя бедной леди, матери Лорны. Я не стал задавать ему третий вопрос, догадавшись, что смогу теперь легко найти на него ответ и без помощи королевского комиссара. Сказать по правде, я вообще боялся услышать это имя, потому что чем древнее и благороднее оно было и чем крупнее было состояние, с ним снизанное, тем меньше оставалось шансов у меня, простолюдина Джона Ридда, взять в жены такую девушку, как Лорна. В ее верности я не сомневался, но люди, общество, могли создать вокруг нас такие условия, что я сам как честный человек вынужден был бы отказаться от нее. При этой мысли у меня даже дыхание перехватило.
— О том, что я тебе рассказал, — предупредил Джереми, — знать не должен никто — ни Лорна, ни твоя матушка, и вообще никто-никто.
— Но, предположим, нас с вами обоих подстрелят при штурме долины, — ибо я теперь твердо решил идти с вами в бой плечом к плечу неужели же Лорна так ничего об этом и не узнает?
— Обоих подстрелят! — всплеснул руками Джереми Стикльз.— Не трави мне душу, парень, а то, гляди, впрямь накаркаешь. Нет-нет, на линию огня выйдут только солдаты, а я по-генеральски буду наблюдать за ними с холма. Тебя же я определю себе в адъютанты и оставлю где-нибудь рядом за деревом, если найду достаточно большое, чтобы спрятать тебя за ним.
Я засмеялся. Я знал, что Джереми храбр и хладнокровен в таких опасных переделках, и, к тому же, будь сейчас на его месте завзятый трус, и тот бы не стал с такой откровенностью рассказывать, как он собирается спасать свою шкуру в предстоящем сражении.
— Но,— продолжил Джереми, все еще усмехаясь,— кое-какие меры предосторожности все же нужно предпринять, потому как чем черт не шутит. Все, что я рассказал, я изложил в письменном виде, оставив инструкции насчет того, когда и при каких условиях письмо мое должно быть вскрыто, и так далее, и тому подобное. Все, парень, больше об этом — ни слова. После виски выкурим по сигаре и пойдем посмотрим на моих желтеньких.
«Желтенькие», как называл Джереми сомерсетширское ополчение из-за желтой отделки на их мундирах, спускались сейчас в долину, направляясь к нашей ферме. Дисциплиной тут и не пахло, и потому солдаты Джереми Стикльза поглядывали на новоприбывающих свысока.
А те шли кто во что горазд, гогоча во все горло, и, собравшись, наконец, у нас во дворе, построились кое-как в шеренгу, поприветствовали королевского комиссара нестройными голосами.
— А куда подевались ваши офицеры? — спросил Джереми, внимательно осмотрев разношерстную компанию. Вы, что же, явились без командиров?
В ответ компания только заухмылялась, бросая на Джереми многозначительные взгляды.
— Скажете вы мне, черт побери, или нет, где ваши офицеры? — вскипел Джереми, которого мало-помалу стала раздражать вся эта нелепица.
— Видите ли, сэр,— ответил, наконец, за всех один коротышка,— мы сказали офицерам, что они нам теперь не нужны, потому что сюда прибыл человек от короля, и он-то и возьмет нас под свою руку.
— Вы, что же, хотите сказать, негодяи,— воскликнул Джереми, не зная, смеяться ему или ругаться на чем свет стоит,— что ваши офицеры оставили вас на произвол судьбы?
- А что же им оставалось делать? — пожал плечами коротышка.— Мы отослали их домой, и они только были рады унести ноги.
— Ну и ну! — сказал Джереми, обращаясь ко мне.— Интересная получается история, не правда ли? Здесь шестьдесят человек — сапожники, фермеры, штукатуры, портные и медники, и никого, кто бы мог поддержать среди них порядок,— никого, кроме меня и тебя, Джон. Уверен, никто из них с двух шагов не попадет в амбарные двери. С такими вояками Дуны наверняка перестреляют нас всех, как зайцев.
Обстановка, что и говорить, складывалась невеселая. Однако нашим светлым надеждам суждено было возродиться, когда час спустя на ферму прибыло ополчение из Девоншира. Это были здоровенные парни, которые рвались в бой и не отослали домой своих офицеров, а пришли на место сбора в боевой колонне, готовые побить не только Дунов, но и при необходимости и самих сомерсетцев впридачу, потому что любой из девонширцев способен был поколотить трех «желтеньких» и с радостью бы это сделал во славу своей красной отделки на мундире.
— Неужели вы полагаете, мастер Джереми Стикльз, — спросил я, с изумлением глядя на многочисленное воинство, — что мы, моя вдовая матушка и я, скромный молодой фермер, способны прокормить всю ораву, всех этих ваших «желтеньких» и «красненьких», пока они не возьмут штурмом Долину Дунов?
— Конечно же нет, сынок, — не моргнув глазом, ответил Джереми, — Пусть Анни ежедневно подает мне счет, а я буду его удваивать. Попомни мое слово, Джон: эта весенняя жатва принесет тебе, противу осенней, тройной урожай. И пусть тебя в свое время обвели вокруг пальца в Лондоне, нынче ты получишь свое сполна в деревне.
Нет, я был убежден, что честный человек так поступать не должен. Посоветовавшись с матушкой, мы решили, что все счета будут подаваться от ее имени.
— Ежели король станет платить нам в полтора раза больше, чем заплатил бы любой другой человек за то же самое, это и будет как раз то, что нужно,— сказала машина, и в этом был свой резон, потому что, как говорится в старой пословице,
Король и прихвостни двора
В количествах несметных
Дают в итоге полтора
Обыкновенных смертных.
И все же у меня не было ни малейшего желания покушаться на казну его величества, но никакие мои уговоры на матушку не подействовали, и тогда я велел Анни, чтобы цены, проставляемые ею в счетах, были на треть ниже рыночных цен и чтобы конечный результат был, таким образом, вполне справедлив.
«Желтых» и «красных» было всего числом сто двадцать человек да еще плюс пятнадцать солдат регулярной армии. Когда началась муштра, все графство столпилось на ферме и вокруг нее, привлеченное столь редким в наших краях зрелищем, и нам, признаться, эти зеваки досаждали куда больше, чем солдаты и ополченцы. С девонширскими офицерами тоже была сплошная мука, и мы не раз пожалели, что их люди не поступили с ними так, как сомерсетцы со своими командирами. Этих господ невозможно было отвадить от нашего дома. Охраняя трех наших прехорошеньких девушек (третьей я считал Лиззи, потому что даже она могла быть очень милой, когда ей хотелось завладеть чьим-то вниманием), мы с матушкой следили в оба за юными отпрысками благородных семейств. Часто я не мог сомкнуть глаз до утра из-за того, что молодые люди, недвусмысленно посвистывая, всю ночь топтались под нашими окнами, а когда я выходил во двор, чтобы прогнать ухажеров, вокруг уже не было ни души, и только кот, как ни в чем не бывало, таращил глаза: и что мне неймется в такую рань?
Но вот настал момент, когда мы с матушкой вздохнули с облегчением: Джереми Стикльз отдал, наконец, приказ выступать в поход. Приходской хор, распевая псалмы, прошел с нами часть пути. Преподобный Бауден, пообещав не покидать нас, пока мы не сойдемся с противником на пистолетный выстрел, шагал во главе колонны. Сельские ребятишки высыпали на улицу, чтобы посмотреть, с каким молодецким видом взрослые дяди маршируют па войну.
Два пушечных ствола мы положили в лодку, и лошадки втащили их на холм, как на параде: дело обошлось без ругани, понуканий и щелканья кнутом.
