Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Шишок в промежутке между выстрелами заглянул в одну из комнат без дверей — и увидел, что она вся разбомблена, в дыму и чаду, в крошеве стеклянных осколков, но фасадная стена, на удивление, целёхонька.
— Это как же так получается?! — воскликнул Шишок, знавший толк в боевых действиях.
Кое–где вились огоньки пламени, которые Шишок стал затаптывать, а Ваня с Перкуном взялись ему помогать. К ним присоединились несколько депутатов, в одном из которых Ваня признал Петровича, — это он говорил о том, что только своей кровью депутаты могут смыть грех развала страны. Галстук Петровича — серебристо–серый, в красную поперечную полоску — сбился на сторону. Он стал объяснять, что танковые орудия стреляют снарядами с лазерной наводкой, потому и попадают точно в окна, а фасад здания остаётся целым и невредимым.
— Берегут Белый дом для новых — ручных — парламентариев, — усмехался Петрович.
Выскочили из дыма и последовали за этой группой депутатов, которые двигались наперекор основному потоку, не вниз по лестнице, а вверх. Пошли, а потом помчались по коридору. Бежали на выстрелы, которые раздавались из какого‑то кабинета. Распахнули дверь — и увидели несколько человек с автоматами. Укрываясь за стенами и время от времени высовываясь в окна, они пытались отстреливаться.
— Быстро туда! Сейчас бабахнет! — закричал один из вооружённых: и все — в том числе новоприбывшие — стремглав вылетели из кабинета. И вправду бабахнуло! Видать, выстрелы танковых орудий направлялись в окна, откуда постреливали.
Когда поднялись на ноги — оказалось, что Шишок остался без фуражки, вчерашнего подарка Казанка. Схватившись за голову, он смачно выругался! Сколько ни искали — фуражка пропала бесследно. Жалко, а что поделаешь!
Вооружённые побежали искать новую точку. Петрович с группой депутатов — за ними. А Шишок с Ваней вошли в соседнюю дверь и осторожно выглянули в окно… Перкун входить наотрез отказался — и остался в коридоре.
Военные, по–прежнему державшие Белый дом в кольце, находились теперь на приличном расстоянии, укрывшись кто за чем, и тоже стреляли по окнам. И вдруг один из них упал… Шишок, мигом разглядев это, указал на упавшего Ване.
— Это… они? — спросил мальчик, кивнув на стену, за которой сидели депутаты–стрелки.
Шишок покачал головой:
— Сумнительно что‑то… Слабо им! Да и далековато всё же… Внимательно оглядев окрестности, ткнул пальцем в крышу гостиницы «Украина»:
— Там снайпер засел! Оттуда стрелили!
И показал ещё несколько точек, где сидели снайперы. Когда ещё один человек внизу повалился навзничь — Шишок, подпрыгнув, заорал:
— Вон, вон оттуда стреляли! Видишь, хозяин? — и показал на крышу другого дома.
Но Ваня, сколько ни вглядывался, ничего и никого не заметил.
— А… что там за снайперы? Они за тех или за этих?
— Опять, думаю, провокация, — вздохнул Шишок.
Вдруг в дверь ворвались вооружённые депутаты, видать решившие перехитрить тех, кто заведовал танковой наводкой, дескать, подумают внизу, что подряд из двух окон отстреливаться не станут — глупо.
— Много вы так навоюете, — сказал, оборачиваясь к вбежавшим Шишок. — Стрельба ваша как об стенку горох… Только злите их…
— Не лезь под руку! Уйди, дед! — воскликнул в досаде один из стрелявших, но взгляд его упал на Шишкову медаль — и он поперхнулся, потом протянул автомат:
— Покажи, как надо, коль такой меткий стрелок!
Шишок отнекнулся:
— В своих не могу… Кто его знат, как рода–те перемешались за сотни лет… Может, и там Житные есть… А Житный в Житного не стреляет!
— Давайте‑ка, товарищи, идите отсюда, опасно тут… — вмешался в разговор Петрович. — В зал Совета Национальностей спускайтесь, там собрались все безоружные.
— А чего сам не идёшь? — спросил Шишок. — Ты‑то ведь тоже безоружный…
— Я — другое дело, — отвечал Петрович. — Я должен следить за обстановкой… Когда‑то ведь пойдут они на приступ… Постреляют, постреляют — да двинутся… А в доме полно женщин, пожилых людей… Надо быть в курсе…
— Ох–хо–хо да охти мне! — вздохнул Шишок, закрывая дверь стрелковой комнаты.
Когда троица была уже в конце коридора, раздался страшный грохот — очередной снаряд влетел… Неужто туда, где укрылись Петрович со своими? Ваня с Шишком, переглянувшись, бросились в ту сторону, заглянули в проём — когда дым немного рассеялся, увидели, что снаряд разворотил всю комнату, но людей здесь не было. А выстрелы уже слышались из кабинета через три двери от этой. Прыткие депутаты успели перебежать в другое помещение. Шишок засмеялся:
— Стрелять они, конечно, не умеют — зато петляют славно!
Побродив по сотрясавшемуся от выстрелов Белому дому, увидели дверь с табличкой «Зал Совета Национальностей». Вошли. Эта горница была с дверями, зато без окон. И, как в загадке, полна людей. Ване этот зал чем‑то напомнил зал ожидания Казанского вокзала. А Перкуну здесь понравилось, он сказал, что тут как в яйце.
Троица пробралась на свободные места. Кое‑кто в удивлении воззрился на чумазых, пропахших дымом дедка, мальчика в каске и петуха, но остальные остались совершенно равнодушны.
За кафедрой стоял один из депутатов. Правда, не речь произносил, а читал стихи. Шишок, как выяснилось, большой любитель поэзии, подперев щеку рукой, принялся внимательно слушать. За первым на трибуну полез второй депутат — тоже со стихами. Потом третий… Чтобы отвлечься, не думать про то, что творится вокруг, — понял Ваня. Ведь грохот выстрелов доносился и сюда. Стихи были то серьёзные, то пародийные. В одной поэмке говорилось, как Борис Ельцунов расстрелял парламент, своё родное детище. Сидевший рядом с ним мужчина объяснил, что это пародия на «Бориса Годунова», только сейчас сочинённая, стихи прямо с пылу с жару.
На трибуну вышла женщина с гитарой и принялась петь отчаянную песню:
Из‑за елей хлопочут двустволки —Там охотники прячутся в тень.На снегу кувыркаются волки,Превратившись в живую мишень.Идёт охота на волков, идёт охота!На серых хищников — матёрых и щенков.Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Шишок, прикрыв глаза, натряхивал головой — песня ему чрезвычайно понравилась.
И какая‑то женщина, сидевшая в дальнем ряду, забилась в истерике — но к ней тотчас бросились и стали успокаивать, дескать, ничего, прорвёмся…
Больше никто не кричал и не плакал, все слушали песню. Когда трибуна освободилась, Шишок, поправив свою балалайку, сломя голову побежал к ней. Ваня только губу закусил — ну, сейчас Шишок выдаст какую‑нибудь страшно похабную частушку и оскандалится… Но услышал:
— Товарищи депутаты Верховного Совета! Мы с моим хозяином были вчера в рядах демонстрантов, — тут Шишок немного сбился. — Ну, которые на Осганкино‑то ходили… — но мигом поправился и опять повёл речь не хуже любого депутата: — И нам доподлинно известно, как на самом деле было дело! Я, как делегированный своим хозяином Ваней, докладываю…
И Шишок рассказал о том, что им довелось пережить вчера возле телестудии. Депутаты слушали Шишка очень внимательно. А потом на трибуну вышел один важный, поблагодарил за информацию и сказал, что уже известно число погибших демонстрантов — 200 человек, а раненых, видать, ещё больше. В народ стреляли солдаты Министерства внутренних дел, число их — 700, было там и спецподразделение «Витязь»…
— Витязи! — воскликнул тут Шишок и принялся ретиво чесать голову. — Витязи, ядрёна вошь! Посиди‑ка тут, хозяин… А мы с Перкуном сейчас вернёмся…
Ваня, пожав плечами, остался сидеть. А Шишок с петухом вылетели за дверь. Что там у них за секреты? Отсутствовали довольно долго, Ваня успел соскучиться. И тут Шишок, заглянув в зал, позвал его.
Перкун поджидал в сторонке, поджав одну ногу — а это, Ваня слыхал, предвещает жестокую стужу. И опять петух стал молчалив, Ваня что‑то спросил у него, но Перкун ничего не ответил, только надулся, как рыжий мяч, того гляди, лопнет. Да что такое с птицей?
Поднялись на самый верхний этаж и вошли в один из кабинетов, куда попал снаряд, Шишок понадеялся, что больше сюда стрелять не станут. Пожара тут не было, видать, поработала команда депутатов-пожарников, — только дым стлался по обгорелому полу. Петух вдруг взлетел на чёрный подоконник, Ваня хотел пойматься за него, — а то ещё свалится прямо танковым орудиям в пасть, — но тут Шишок произнёс:
— Ну, Перкун, с Богом! — и вдруг петух расправил могутные крылья и сквозь дым, которым курился Белый дом, полетел, блестя огненным оперением, на северо–восток. Вот он уже над Москвой–рекой и летит всё дальше и дальше над вечным городом… Вот превратился в золотую солнечную пылинку — и пропал.
