Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин
Листвянко съел большую ложку, покивал головой, схватился за горло, покраснел и упал. Вздрыгнул ногами, закатил глаза и принялся извиваться на траве, точно под кожу ему впилась дюжина адских скарабеев.
— Мама… — прошептала Снежана. — Вадик, ты что это…
Листвянко выгнулся особенно сильно, напружил шею и обмяк, замер на траве.
Александра, воспитанная на европейских традициях милосердия, кинулась реанимировать боксера, едва успел перехватить.
— Что с ним? — спросил Жмуркин.
— Сдох, кажется, — с плохо скрытым удовольствием ответил Пятахин. — Снежанка отравила своего чувака, вы видали?
— Вадик, тебе плохо? — перепуганно спросила Снежана.
Листвянко не пошевелился.
— Снежана, ему не плохо — ему конец, — изрек Пятахин. — Надо срочно искусственное дыхание делать.
— Я могу, — вызвался Лаурыч. — Нас на основах безопасности учили…
Листвянко вдруг сел.
— Живой… — с облегчением выдохнула Снежана.
Листвянко поглядел сквозь нее.
— Никого не узнает, — Пятахин помахал перед носом Дубины ладонью. — Выжил, но стал буратиной.
Пятахин вздохнул.
— Мозг умер, все, — сказал он. — Теперь, Снежанка, дружбан у тебя совсем окончательный. Как сказал классик, раньше был и так и сяк — нынче вовсе стал дурак. Ничего, я смогу его заменить.
— Вадик! — воззвала Снежана. — Вадик, очнись!
— Можно массаж сердца… — вспомнил Лаурыч.
— Надо его в землю зарыть, — неожиданно посоветовала Жохова. — Если в человека бьет молния, его всегда закапывают.
— В него разве молния била? — спросил Жмуркин.
— Ну, я не знаю, что тогда…
— При отравлении поможет клизма, — вставил веское медицинское слово Гаджиев. — Клизма или промывание желудка. Или хотя бы рвоту вызвать.
Все снова поглядели на Листвянко. Не знаю, лично мне рвоту у него вызывать не хотелось.
— Может, сам сбацаешь? — Пятахин кивнул на Листвянко. — Папа разве не учил?
— Не, я не умею, — помотал головой Гаджиев. — Я справочник по первой помощи не дочитал даже…
— Его по щекам нахлопать, — сказал Лаурыч. — Я слышал, это помогает…
— Попробуй, — кивнул Пятахин.
Лаурыч наклонился над Листвянко, размахнулся… и тут же свалился, срубленный незаметным ударом чемпиона.
Листвянко поднялся с травы, отряхнулся.
— Это шутка была, — сказал он. — А вы, бараны, купились.
Листвянко расхохотался, Лаурыч отполз в сторонку, поднялся и с улыбкой потрогал челюсть.
— А я сразу понял, что шутка, — заявил Пятахин. — Даже этой кашей нельзя так быстро отравиться. Вот если бы ее сварила Жохова…
— Повеселились, и хватит, давайте есть, — сказал Жмуркин. — Есть охота.
Александра поглядела на меня с вечным своим вопросом.
— Старинные русские рецепты, — объяснил я. — По заветам Арины Родионовны.
— Кто такая Арина Родионовна?
— Это… Короче… Она… Давай есть лучше.
Стали есть.
Можжевеловая каша оказалась совсем недурна на вкус. Подумаешь, сиреневая, так даже интереснее, такая каша-винтаж, я поел не без удовольствия, остальные, кажется, тоже.
После обеда все почувствовали себя окончательно фиолетово, во всяком случае я. Жмуркин объявил сиесту. Я отвалился на травку и снова задремал, и мне приснились какие-то дальние моря и ласковые воды, и пели птички, и пел колокольчик…
Колокольчик на самом деле звонил — это, кажется, Жохова бродила по краям полянки, предупредительно позвякивая в антимедвежью брякалку, подаренную Капанидзе. Душевненько, душевненько. Сиреневая каша, колокольчик, чтобы пугать медведей, балалайки нет, но Гаджиев поет горлом. И я уснул уже по-настоящему, как повелось.
Проснулся, само собой, от криков. Услышал их еще глубоко во сне, кто-то вопил в жгучем ночном кошмаре, преследуемый тиграми и мечтающий жить, кто-то спасался, и мне почему-то тоже надо было спасаться, и я стал спасаться. И кто-то вцепился мне в руку, повис на ней, я обернулся и увидел Александру. Уже не во сне.
— Там Устинья, — сказала Александра. — Ее покусали.
— Тигры?
— Мухи… Веспен… Ж-ж-ж…
— Осы, — догадался я.
— Осы! Искусали!
— Насмерть?
— Нет…
Я увидел Жохову. И Пятахина рядом с ней. Снежана с Листвянко спешили с конца поляны. Жохова выла.
— Жохова! — сказал Пятахин. — Ты стала нравиться мне еще больше. Покусы вам к лицу, сударыня!
— Болван! — воскликнула Жохова. — Меня всю изжалили!
— Я не смеюсь, я серьезно. Кстати, ты в курсе, что осы могут быть ядовиты? У тебя ноги случайно не отнимаются, а?
Жохова прислушалась к себе, посмотрела на ноги.
— Надо срочно высосать яд, — сказал Пятахин. — Куда, говоришь, тебя покусали? Давай, в ушко поцелую…
Жохова издала мучительный звук.
Я потер глаза.
— Устенька, что это с твоим лицом? — заботливо поинтересовалась Снежана. — Никак брови выщипала?
Жохова не ответила, отвернулась и стала что-то шептать и кусать губы.
— У меня крем есть от укусов, — вдруг сказала Снежана уже сочувственно. — Надо намазать, чтобы сошел отек.
Жохова страдальчески простонала.
— Может шок случиться, — сказал Гаджиев. — Анафилактический.
Остальные тоже сходились. Посмотреть на Жохову в анафилактическом шоке.
— Да не надо никакого крема, — отмахнулся Пятахин. — Она это специально.
— В каком смысле? — не понял Листвянко.
— Плоть умерщвляла, — пояснил Пятахин. — Хотела претерпеть за убеждения. Чтобы возвыситься.
Жохова заплакала.
— Идиот, — Снежана поглядела в сторону Пятахина. — Просто сферический. Пошел вон!
— Да я…
Снежана выразительно глянула на Листвянко. Тот кивнул, взял Пятахина за шиворот и пинком отправил его в сторону.
— Глаза целы?! — с испугом спросил Жмуркин. — Устя! Глаза…
Жохова кивнула.
— А ну-ка отойдите все! — скомандовала Снежана.
Она усадила Жохову на пень, достала из рюкзачка косметичку.
— Сейчас… — Снежана приняла выбирать из сумочки тюбики. — Сейчас найдем…
— Да ты просто Айболит, — сказал Пятахин с безопасного расстояния. — А у меня вот бородавка на…
— Пятак! — рыкнула Снежана.
Листвянко уже привычно хрустнул кулаками.
— Шучу-шучу.
Пятахин ухмыльнулся и направился в сторону.
— Ты куда? — насторожился Жмуркин.
— Так, хочу посмотреть, — Пятахин кивнул в лес. — Если там пчелы есть, то можно меда набрать… Я знаю, как с пчелами обращаться, я их за бороду прихвачу…
Пятахин погрозил пчелам пальцем.
— Мед? — тупо спросил Жмуркин.
— Ага, — подтвердил Пятак. — Это народное средство — если помазать укусы медом тех же самых пчел, то все мгновенно заживет. Кажется, Устинье не очень… Мучается, деваха, а добить жалко, какой-никакой, а человек…
— Ладно, — разрешил Жмуркин. — Только далеко не уходи, скоро домой. Устали сегодня…
— Три шага, — ухмыльнулся Пятахин.
Он пятился в сторону опушки явно с нехорошим видом, я направился за ним и перехватил на самой границе леса.
— Ну? — спросил я по возможности строго.
— Что ну? — Пятахин попытался вырваться. — Хочу помочь Жоховой по-братски…
— А по-настоящему?
Пятахин огляделся.
— Хочу быдлеску забацать, — сообщил Пятахин шепотом. — Такую, реальную. У меня в телефоне еще заряд остался, чего пропадать-то?
Пятахин ухмыльнулся.
— Пусть меня тоже, как Жохову, изжалят, — подмигнул он. — А потом я к ней подойду, а ты меня снимешь. Прикинь, а? Два мутанта в одном кадре? Сеть ляжет, а?
— Интересно, — согласился я. — Это действительно интересно, Пятахин. Только давай поскорей, а то скоро опять пойдем.