Станислав Жидков - Дольчино
— А теперь, отец, мы должны покинуть твой дом. Не знаю, сможем ли мы ещё навестить тебя.
— Прощай, мой мальчик… До конца дней своих я буду молиться за вас. — Каноник помолчал и тихо добавил: — Да будет судьба твоя так же прекрасна, как лицо твоей возлюбленной.
Он поцеловал каждого из них в лоб и проводил взглядом до двери.
В остерии их уже поджидали братья. Хозяин с растущим беспокойством наблюдал, как к богатому постояльцу проходят плохо одетые каменщики, плотники и бородатые крестьяне. Но вскоре его сомнения рассеялись. Один из людей «сеньора» объяснил, что хозяин набирает рабочих для строительства своего палаццо.
Между тем в комнатах мнимого сеньора собрались старейшины и проповедники гонимого апостольского ордена. На сход по призыву вождя явились посланцы тайных общин из многих стран. Иным из них пришлось много дней добираться до Верчелли. Столпившись вокруг стола, все жадно слушали Дольчино.
— Настало время действовать, — негромко говорил он. — Тридцать лет наше братство разносит по земле слово божие, сеет правду, учит людей добру и справедливости. А зло и насилие по-прежнему царят в мире. Народ устал от проповедей. Пора выполнить завет Сегарелли: надо создать вольную коммуну и выступить открыто против тех, кто угнетает ближних.
Гул одобрения пронёсся в ответ.
— Долина Сезии[15] удобное место, — продолжал Дольчино. — Я вырос здесь и хорошо знаю эти края. В случае успеха, восстание может перекинуться отсюда на соседние графства. При неудаче отступим в Альпы, там легко обороняться. Новому папе пока не до нас: Риму угрожает сицилийский король[16].
— Из одних братьев коммуну не создашь, — заметил апостольский старейшина Федерико ди Новара. — Удастся ли убедить других отказаться от имущества?
— Большинству отказываться не от чего. Когда захватим землю дворян, на общинных сходах решим, как быть с хозяйством. Сейчас важно не упустить момент. Крестьяне повсюду недовольны. Их объявили свободными, а землю не дали. Ремесленники разоряются. Сеньоры заняты междоусобными войнами. Прежде чем они соберутся, мы успеем создать собственную армию.
— С чего начнём? — спросил старейшина.
— Сегодня ночью часть людей уйдёт со мной в верховье Сезии. Там в горах мы разобьём лагерь и будем собирать силы. Остальные должны вернуться в свои общины и готовить братьев к восстанию.
— Среди верчельских шерстяников и в других цехах много наших, — задумчиво произнёс один из проповедников. — Не лучше ли сразу захватить город?
— Дворец епископа и крепость полны солдат, — покачал головой Дольчино. — Мы не можем рисковать. Расправа с безоружными лишь укрепит власть сеньоров. Надо начать борьбу там, где врагам не поможет оружие…
В родном селе
В ту же ночь Дольчино с небольшим отрядом покинул город.
Двое суток он вёл людей по лесным дорогам. На третий день утром впереди показалась широкая полоса реки. Недалеко от большого селения Гаттинара братья отыскали паром и переправились на другой берег Сезии.
Пройдя с полмили вверх по реке, они вышли к старому монастырю францисканцев. Его массивные каменные стены виднелись сквозь чащу, нависая над тропой. Непролазный терновник и отвесные скалы окружали обитель с трёх сторон.
Оставив отряд на опушке леса, Дольчино и Паоло подъехали к монастырским воротам. В узком оконце показалось заспанное лицо монаха-привратника.
— Мы привезли настоятелю письмо епископа. — Паоло показал францисканцу пергаментный свиток.
Привратник подозрительно оглядел незнакомцев.
— Сегодня день Еваристо, могли бы явиться и попозже. Отец Мартиний всё равно не выйдет до заутрени.
— Это важная бумага, — возразил юноша. — Надо передать её немедленно.
Монах лениво покачал головой, но с места не тронулся.
— Пошевеливайся, чёртов адвокат! — сердито произнёс молчавший до тех пор Дольчино. — Non fac attendere legatum papae[17].
Магические слова латыни оказали воздействие.
За стеной загромыхали тяжёлые запоры. Дольчино и Паоло поспешили в открывшуюся калитку.
— Чёртов сын, ты вздумал глумиться над добрыми христианами! — напустился Паоло на несговорчивого монаха. — Или полагаешь, достаточно напялить рясу, чтобы уберечься от греха? — Он схватил привратника за шиворот и дал ему сильного пинка.
Тем временем Дольчино широко распахнул ворота. На монастырский двор вошли остальные.
— Принимай новых послушников, святая обитель! — размахивая топором, воскликнул долговязый Антонио.
Все рассмеялись.
— Как быть с этими каплунами? — спросил Паоло, кивая на показавшихся в глубине двора перепуганных монахов.
— Заприте в часовне, — приказал Дольчино. — На досуге мы побеседуем с ними на библейские темы.
Братья стали располагаться в монастырских покоях.
Поставив у ворот часовых и велев остальным отсыпаться, Дольчино надел крестьянское платье и отправился в соседнюю деревню.
Солнце взошло над пригорком и озарило зелёные сосны. Утомлённый ночными переходами конь Дольчино медленно плёлся по тропинке, осторожно ступая на крутых спусках. Всадник не торопил коня.
Больше двадцати лет не видел Дольчино родных мест. Но как хорошо знакома эта тропка. Будто вчера он бегал по ней со своими маленькими друзьями. Где они теперь? Помнят ли его? По лицу путника пробежала грустная Улыбка…
У подножия холма показалась деревня. Десятка три ветхих домишек с крышами из камыша и соломы вытянулись дугой вдоль единственной улицы. За ними зеленели сады и огороды. Ровные ряды порыжелых виноградных лоз уходили вверх по каменистому склону.
Неподалёку, на опушке леса, пас овец босой мальчик. Дольчино свернул с тропы и подъехал к нему.
Пастушонок исподлобья посмотрел на незнакомого человека.
— Тебя как зовут?
Будто не замечая нелюдимого взгляда, Дольчино слез с коня, срезал ножом с ближайшего куста толстый прут и принялся ловко мастерить дудку. Глаза мальчика загорелись.
— Ну, так как твоё имя? — пробуя своё изделие, снова спросил Дольчино.
— Энрико, сын Стефано, — ответил тот.
— Это не твой ли дед стучит в кузне под горой?
— Нашего деда уморили в романьянском подвале, — нахмурился Энрико. — Там работает мой отец.
— За что же бросили в подвал старого Томазо?
— Он отказался чинить даром господские повозки.
С минуту оба молчали.
— А скажи, кто живёт в доме у колодца, что на краю деревни?
Мальчик удивлённо взглянул на незнакомца:
— Тот дом сожгли… Наш курато[18] говорит, в нём родился сын дьявола… — Энрико понизил голос. — Только никто этому не верит. Я слышал, там жил прежний священник.
— Куда же девался тот священник?
— Похоронен у зелёной балки. Сказывают, его отравили монахи.
— Не покажешь ли ты мне то место, малыш? — протягивая ему дудку, попросил Дольчино.
Мальчик с готовностью поднялся на ноги. Они молча зашагали рядом и вскоре вышли к заросшей кустами широкой балке.
— Вот могила! — Энрико подошёл к большому куску гранита. — Раньше тут стоял крест, но его приказал убрать. Тогда кто-то притащил сюда этот камень.
— А кто положил цветы? — Дольчино поднял с камня венок полевых ромашек.
Маленький проводник пожал плечами.
— Здесь часто кладут цветы. У того священника было много друзей.
Незнакомец долго стоял над камнем, не произнося ни слова. Наконец он обернулся:
— Спасибо, Энрико. Теперь покажи, как лучше пройти к вашей кузнице.
— Иди всё прямо, — мальчик махнул рукой, — у сломанного тополя сверни налево.
Дольчино пошёл по тропинке. Вскоре он заметил разбитый молнией тополь и дальше в стороне каменный сарай с низкими закопчёнными окнами. У входа валялись ржавые косы, покалеченные лемеха плугов, сломанные заступы. Из открытых дверей тянуло дымом и гарью.
Подойдя ближе, Дольчино увидел бородатого кузнеца в прожжённом кожаном фартуке и двух обнажённых до пояса подручных. Юноша лет шестнадцати раздувал мехи, второй, постарше, бил по наковальне тяжёлой кувалдой. Мастер держал длинными щипцами раскалённый прут, подставляя его под удары.
Как только прут начинал терять ярко-пунцовый цвет, кузнец совал его в горнило и тут же вытаскивал другой. Движения его были точно рассчитаны. Молотобоец ни на минуту не переставал бить со всего плеча. С каждым ударом от раскалённого железа, озаряя кузню, разлетались снопы искр. Готовое изделие летело в чан с водой, откуда, шипя, вырывался столб пара. Иногда в воду опускалась лишь часть прута, а затем отбрасывалась в сторону, на песок.
Дольчино молча следил за работой. Да, Стефано стал мастером своего дела. Недаром с раннего детства учился он этому ремеслу. Но вот молотобоец отложил в сторону кувалду. Его товарищ опустил рычаги. Лишь теперь кузнец заметил стоящего у входа незнакомца.
