Ренсом Риггз - Библиотека душ

— Что я могу поделать, если моя пыльца такая действенная? — ответила Матушка Пыль через Рейнальдо.

Измотанные, они отправились поискать себе постели. Мы с Эммой тоже устали, близился рассвет, а мы еще не спали, но результаты, которых мы добились, взбудоражили нас, а надежда придала нам второе дыхание.

Бентам повернулся к нам с горящими глазами:

— Момент истины, друзья. Ну что, посмотрим, сможем ли мы заставить мою старушку снова работать?

Под этими словами он подразумевал свою машину, и нас можно было и не спрашивать.

— Давайте не будем терять ни секунды, — откликнулась Эмма.

Бентам позвал своего медведя, а я приготовил свою пустóту. Пи-Ти появился в дверях, подхватил хозяина, и вместе они повели нас по дому. Мы явили бы собой странное зрелище, вздумай кто-нибудь наблюдать за нами: элегантно одетый джентльмен, покачивающийся в лапах медведя; Шэрон в своем развевающемся черном плаще; Эмма, подавляющая зевки дымящейся рукой; и всего лишь старый добрый я, бормочущий команды своей заляпанной белой краской пустóте, которая даже здоровая продолжала шаркать, словно ее кости не совсем помещались в теле.

По коридорам и вниз по лестницам шли мы, в недра дома: через комнаты, заполненные щелкающими механизмами, каждая последующая из которых была меньше предыдущей, пока не подошли к двери, в которую не мог пройти медведь. Мы остановились. Пи-Ти опустил своего хозяина.

— Вот оно, — объявил Бентам, сияя, как гордый отец. — Сердце моего Панпитликума.

Бентам открыл дверь. Пи-Ти остался ждать снаружи, а все остальные вошли следом за ним.

Всю маленькую комнату занимал чудовищный механизм из железа и стали. Его внутренности тянулись от стены к стене загадочной массой маховиков, поршней и вентилей, блестевших маслом. Он выглядел как механизм, способный производить адский грохот, но сейчас он был неподвижным и тихим. Перепачканный маслом мужчина стоял между двумя гигантским шестернями, закручивая что-то гаечным ключом.

— Этой мой ассистент, Ким, — представил его Бентам.

Я узнал его: это был тот самый человек, который гнался за нами в комнате Сибири.

— Я — Джейкоб, — представился я. — Мы столкнулись с вами там, в снегу, вчера.

— А что вы там делали? — спросила Эмма.

— Замерзал до смерти, — сердито отозвался мужчина и продолжил работать ключом.

— Ким все это время помогал мне искать путь в Панпитликум моего брата, — объяснил Бентам. — Если такая дверь и существует в комнате Сибири, то она, скорее всего, находится на дне одной из расселин. Я уверен, Ким будет благодарен, если вашей пустóте удастся включить некоторые и другие наши комнаты, где наверняка будут двери в более доступных местах.

Ким что-то проворчал, скептически оглядев нас с ног до головы. Мне стало любопытно, сколько лет он уже провел, борясь с обморожением и прочесывая расселины.

Бентам взялся за дело. Он отдал краткие указания своему ассистенту, который повернул пару рукояток и потянул за длинный рычаг. Шестерни машины издали шипение и треск, затем слегка сдвинулись.

— Приведи существо, — глухим голосом велел Бентам.

Пустóта ждал снаружи, и я позвал его. Он проковылял через дверь и издал низкий сиплый рык, словно знал, что с ним должно произойти что-то неприятное.

Ассистент выронил гаечный ключ, но тут же быстро поднял его.

— Вот здесь батарейный отсек, — Бентам обратил наше внимание на большой ящик в углу. — Ты должен завести существо туда, и там мы его обездвижим.

Отсек напоминал чугунную телефонную будку без окон. Целый пучок трубок вырастал из него сверху и соединялся с трубами, что шли вдоль потолка. Бентам ухватился за ручку и с пронзительным скрежетом открыл тяжелую дверь отсека. Я заглянул внутрь. Стены были из гладкого серого металла с маленькими дырочками, будто внутренности духовки. На задней стенке висел набор толстых кожаных ремней.

— Ему не будет больно? — спросил я.

Я удивил сам себя этим вопросом, Бентама тоже.

— А какое это имеет значение? — спросил он.

— Лучше бы не было. Если у нас есть выбор.

— Выбора нет, — ответил Бентам, — но оно не почувствует боли. Отсек наполняется анестезирующим усыпляющим газом, до того, как происходит что-нибудь еще.

— А потом что? — спросил я.

Он улыбнулся и похлопал меня по руке:

— Это слишком технологично. Достаточно сказать, что твое существо покинет отсек живым, и более или менее в том же состоянии, в котором войдет туда. Теперь, будь так любезен, вели ему зайти внутрь.

Я не был уверен в том, что поверил ему, как и в том, почему это для меня имеет значение. Пустóты заставили нас пройти через ад и казались настолько обделенными чувствами, что причинить им боль было бы одним удовольствием. Но не было. Я хотел убить пустóту не больше, чем хотел бы убить странное животное. В течение того времени, что я держал это существо в подчинении, я был достаточно близко, чтобы понять, что в нем нечто большее, чем вакуум. Там была крошечная искра, маленькая жемчужина души на дне глубокого омута. Оно не было пустым… не совсем.

— Подойди, — велел я ей, и пустóта, которая застенчиво притаилась в углу, обошла Бентама и встала перед будкой.

— Внутрь.

Я чувствовал, как она колеблется. Она сейчас была вылеченной и сильной, и если бы моя хватка хоть на мгновение ослабла, я знал, что она могла бы сделать. Но я был сильнее, и исход битвы между нашими желаниями был бы предрешен. Она колебалась, я думаю, потому что колебался я.

— Прости, — сказал я ей.

Пустóта не шевельнулась; «прости» было командой, с которой она не знала что делать. Мне просто нужно было сказать это.

— Внутрь, — снова велел я, и в этот раз пустóта послушалась и вошла в отсек.

Поскольку никто не прикоснулся бы к ней, с этого момента Бентам говорил мне, что делать. Следуя его инструкциям, я толкнул пустóту к задней стенке, перекинул кожаные ремни через ее ноги, руки и грудь и крепко затянул пряжки. Они явно были предназначены для того, чтобы удерживать человеческое существо, что вызвало у меня вопросы, на которые я не хотел получить ответы прямо сейчас. Все, что было важно, это двигаться дальше в соответствии с планом.

Я вышел, чувствуя панику и напряжение от тех нескольких минут, что я провел внутри.

— Закрой дверь, — велел Бентам.

Когда я замешкался, его ассистент направился ко мне, чтобы сделать это, но я встал у него на пути:

— Это моя пустóта, — заявил я. — Я это сделаю.

Я уперся ногами и схватился за ручку, а затем, хотя я и пытался не делать этого, взглянул в лицо пустóте. Ее крупные черные глаза были большими и испуганными, совершенно непропорциональными телу, которое было маленьким и сморщенным, словно гроздь фиг. Она оставалась и останется отвратительным существом, но выглядела так жалко, что непостижимым образом я почувствовал себя ужасно, словно я собираюсь усыпить собаку, которая не понимает, за что ее наказывают.

«Все пустóты должны умереть», — сказал я себе. Я знал, что я был прав, но от этого мне не стало легче.

Я потянул на себя дверь, и она закрылась с пронзительным скрипом. Ассистент Бентама продел через ее ручки огромный навесной замок, вернулся к пульту управления и принялся вертеть рукоятки.

— Ты все сделал правильно, — прошептала Эмма мне на ухо.

Шестерни начали вращаться, поршни качаться, а сама машина ритмично дребезжать, отчего задрожала вся комната. Бентам хлопал в ладоши и улыбался во весь рот, счастливый как школьник. А затем из отсека раздался пронзительный крик, подобного которому я не слышал никогда.

— Вы сказали, что ему не будет больно!!! — закричал я на Бентама.

Он повернулся к ассистенту и крикнул:

— Газ! Ты забыл про анестезию!

Ассистент пробрался к какому-то рычагу и потянул его. Послышался громкий свист сжатого воздуха. Струйки белого дыма поползли из щелей в двери отсека. Крики пустóты постепенно начали стихать.

— Ну вот, — сообщил Бентам. — Теперь оно ничего не чувствует.

На какое-то мгновение мне захотелось, чтобы Бентам был в том отсеке, а не моя пустóта.

Ожили остальные части машины. Послышался плеск жидкости, разливающейся по трубам над нашими головами. Несколько маленьких вентилей под потолком зазвенели как колокольчики. Черная субстанция начала капать по внутренностям машины. Это было не масло, а что-то более темное и едкое: жидкость, которую пустóта производила почти постоянно, что сочилась из ее глаз и капала с ее зубов. Ее кровь.

Я насмотрелся достаточно и вышел из комнаты, чувствуя нарастающую тошноту. Эмма вышла следом за мной.

— Ты в порядке?

Я не ожидал, что она поймет мою реакцию. Я и сам с трудом понимал ее.

— Я сейчас приду в себя, — откликнулся я. — Мы сделали все правильно.