Алексей Леонтьев - Юнги с Урала

— Володя, ты? — неожиданно возле самого уха гаркнул стоявший рядом со мной Мерзляков и кинулся к строю.

— Стой! Куда ты? Обожди! Сейчас остановятся! — догадавшись, что Гена увидел своего брата, приехавшего з Школу юнг по его совету, крикнул я ему.

Стоило прозвучать команде «Разойдись!», что тут только началось! Рукопожатия, поцелуи. Стали искать своих земляков. Саша Пошляков отыскал среди прибывших младшего брата Мишу, Володя Моисеенко — своего земляка Толю Гордиенко. Нам с Митькой и Сережкой 2:00 удалось разыскать посланца комсомолии Очера Игоря Бурдина. Володя Лыков, Ваня Семенов, Витя Сакулин, Ваня Неклюдов, Саша Плюснин познакомились с приехавшими из областного центра Володей Трапезниковым, Валерой Аверьяновым, Виталием Дружининым, Володей Колпаковым, Володей Седуновым, Борей Пономаревым, Мишей Колмаковым, Володей Виноходовым и Игорем Еловиковым. Среди прибывших были Толя Казаков из Нытвы, Вася Леонтьев из Березовки, Володя Зуев из Доб-рянки, Владлен Ощепков из Березников, Женя Волков из Елово, Вася Копытов, Толя Гордиенко и многие другие наши земляки. Всех теперь и не припомнить. Ребята рассказывали нам о делах на Урале, о том, как плыли но Белому морю, расспрашивали о службе.

На другой день в клубе был вывешен приказ начальника школы о том, кто на какой флот или флотилию направляется. Слово свое Николай Юрьевич сдержал: отличники учебы получили назначения туда, куда просились. Небольшое недоразумение произошло только с Семеновым. Как окончивший школу на одни пятерки Ваня имел право выбора флота. У паренька была мечта по примеру своего любимого старшины смены Щербакова, пришедшего в Школу юнг с Балтики, стать балтийцем. А руководство школы решило оставить Ваню в Учебном отряде Северного флота. Однако юнга проявил характер, твердость, выработанные здесь же, в Школе. Решил во что бы то ни стало добиться перевода на действующий флот. В тот же день, оказавшись дежурным по камбузу, Ваня пошел на маленькую хитрость — вызвался отнести командиру Учебного отряда Броневицкому пробу обеда. Придя к генерал-майору, юнга вытянулся по стойке «Смирно!» и по всей форме доложил о своем горе и страстном желании своими руками бить заклятого врага. Вопрос был решен — Семенова направили на действующий флот, правда, не на Балтику, а на Тихий океан. Но и этому он был рад. А против моей фамилии стояло два

Г'.С, ?

tiyj Л.

слова: «Волжская флотилия». Год назад, когда под Сталинградом шло ожесточенное сражение, такому назначению я был бы несказанно рад, а теперь... Теперь же мое настроение было, как говорили мы, ниже среднего.

— Ничего, не унывай, — заметив мое угнетенное состояние, сказал оказавшийся рядом командир роты рулевых старший лейтенант Кравченко. — Учти, фронт движется. И вы на Волге долго не задержитесь. Быть тебе скоро черноморцем, дунайцем или днепровцем!

Настал последний день пребывания в Савватиево. Часов в десять в расположении роты появились юнги нового набора.

Состоялось общее построение двух батальонов: первого и второго наборов. Мы дали клятву: «Больше жизни любить Отчизну, море, флот! Быть решительными и беспощадными к врагу, мужественно защищать Родину! И з военное и в мирное время высоко нести честь моряка, юнги Военно-Морского Флота!»

Юнги второго набора обещали надежно нести дежурную и караульную службу, упорно овладевать морскими специальностями, блюсти флотские традиции, хранить и беречь все то, что сделано руками юнг первого набора,

— Пу, вот и все. Прощайте, Соловки! Когда мы еще встретимся с вами? И встретимся ли вообще? — беря рюкзак, сказал Гена Мерзляков.

— Встретимся, обязательно встретимся, — успокоил я его. — И давайте, друзья, договоримся никогда не забывать их, и друг друга тоже! — К горлу подкатил комок, мешавший мне говорить, глаза повлажнели.

— Здесь мы стали ке только братьями по оружию. — немного высокопарно продолжил мою мысль Митька Рудаков, — но и братишками навеки...

— И кто бы кем в будущем ни стал, давайте всегда будем на «ты», как в Школе юнг. Так ближе, роднее, — предложил Сережка Филин.

— Так поклянемся же! — призвал Володя Дьяков.

— Клянусь! Клянусь! Клянусь! — почти одновременно воскликнули мы.

В нашу сторону шел строй юнг второго набора. Мы стали у обочины.

— Воронов ведет, — определил Гена.

Василий Петрович, как всегда, был подтянут, строг, серьезен. Командовал:

— P-раз, два, три. P-раз, два, три. Ножку, ножку не слышу...

Юнги подтянулись, четче стал шаг, веселее лица.

Они были уже почти напротив нас, когда старшина громко скомандовал:

— Смирно! Равнение направо!

На нас, значит. Мы даже растерялись. А продолжатели нашего дела идут мимо и таращат на нас глаза, будто на адмиралов каких.

Мы подтянулись, стали по стойке «Смирно!», отдали честь.

У Воронова глаза серьезные, рука — у бескозырки. Вместе с юнгами и он приветствует нас.

Прошли.

— Вольно! — скомандовал старшина, обернулся в нашу сторону и напутственно помахал рукой. Вот и все прощание с любимым командиром... Что поделаешь, служба есть служба!

В последний раз стоим на «линейке».

Попрощаться с нами пришли начальник Школы юнг Авраамов, замполит Шахов, почти все преподаватели, командиры рот, их заместители по политической части, свободные от несения службы старшины. Чуть в сторонке стоят две подружки — баталер Лида Алешычева и Маша Белиевская.

Вот как запомнился наш отъезд Лидии Яковлевне Адешычевой (Плотниковой), ныне живущей в городе Мончегорске Мурманской области:

«...Батальон, как и в первый день пребывания в Сае-ватиево, стоит возле учебного корпуса. Одна за другой следуют команды: «Равняйсь!», «Смирно!», «Направо!», «Шагом марш!», «Запевай!»

И более чем семисотголосый хор грянул:

Прощай, любимый город,

Уходим завтра в море,

И ранней порой мелькнет за кормой...

Но что это? Дальше в песне идут слова:

Знакомый платок голубой.

А юнги как один грянули:

Знакомый мешок вещевой.

Леса и озера задрожали от всеобщего хохота.

Да, юнги, став настоящими воинами-моряками, в тоже время в чем-то еще оставались мальчишками. Мы с подружкой Машей Белиевской махали им вслед платками и... плакали. Ведь они были еще совсем детьми, а уже шли воевать, защищать Родину...»

Мы боялись опоздать на войну. Однако войны на нашу долю хватило. Досыта. Володе Лыкову, Жене Григорьеву, Володе Дьякову, Вите Сакулину, Мите Рудакову, Валентину Рожкову предстояло драться за Родину на Краснознаменной Балтике, Иолию Горячеву, Вале Боброву, Саше Плюснину, Миру Нигматулину, Сереже Филину, Геннадию (Генри) Таращуку — на Северном флоте, Ване Неклюдову, Володе Моисеенко, Ване Семенову — на Тихом океане, Феде Марукину и Алеше Макушину — на Черном море, Васе Буркову — в составе Амурской флотилии.

У каждого впереди была своя судьба.

Самое памятное

Прошло почти четыре с половиной десятилетия. И вот я опять на Соловках. Снова и снова перебираю в памяти прожитые годы. В первую очередь неизменно вспоминается последний день войны и первый день мира.

...Ясным весенним утром 9 мая 1945 года корабли нашего 1-го отдельного гвардейского Белградского дивизиона бронекатеров Краснознаменной Керченско-Венской бригады речных кораблей Краснознаменной орденов Нахимова и Кутузова Дунайской военной флотилии подошли к предместьям австрийского города Маутхаузена, печально известного своим лагерем смерти.

На мачтах кораблей развевались еще невиданные б этих краях бело-голубые с черно-оранжевой лентой, с пятиконечной звездой, серпом и молотом гвардейские флаги.

— Русские моряки! — с изумлением перешептывались жители городка.

Внимательно смотрели мы на незнакомый берег. На пристанях и прибрежных улицах пестрела толпа. Над острыми, непривычными глазу крышами домов развевались национальные флаги, поднятые впервые за много лет с начала гитлеровской оккупации. С рыбацких лодок, причалов, из распахнутых окон зданий сотни любопытных глаз смотрели на советские корабли.

«Конец войне. Дошли», — подумал я и спрыгнул на берег, чтобы принять швартовы. Неожиданно мне на шею бросилась девушка в рваном рабочем халате, в тяжелых деревянных башмаках на ногах.

— Товарищи! Родные! Спасибо вам, милые! Не дали на чужбине погибнуть.

Девушка смеялась и плакала от радости. Не находя слов от волнения, она сияющими глазами смотрела на нас.

— Матросики, дорогие, откуда же вы так далеко заплыть сумели?

— Из Сталинграда! — веско произнес кто-то.

— Сталинград? О, колоссаль! — оживленно заговорили местные жители, с уважением снимая шляпы.

Бронекатера сюда, к границам Германии, пришли действительно из-под Сталинграда.