Робин ЛаФевер - Теодосия и Сердце Египта
А затем они нанесли мне то, что французы называют «куп де грас» – смертельный удар, которым дуэлянты приканчивают своего противника. Они объявили, что в их отсутствие я буду жить у бабушки Трокмортон. Невероятное коварство!
Кстати, хотелось бы знать, каким образом я смогу присматривать за музеем, если за мной будет присматривать бабушка Трокмортон?
Что ж, выбора у меня не было. Я буду вынуждена поехать в Каир зайцем. Нужно только продумать план. Конечно, присутствие папы значительно усложняет дело, но надо постараться.
«Розетта Мару» – прекрасное название для судна, вы не находите? Судно с таким именем просто не могло не участвовать в самых разных увлекательных приключениях, а на его борту должны были происходить удивительные, загадочные события. При мысли о том, что я собираюсь оказаться в самом центре таких событий, у меня от восторга пробегал холодок по спине.
(А может быть, не от восторга, а от страха. Трудно сказать, потому что в последнее время эти чувства слишком стремительно сменяют друг друга.)
* * *Невозможно рассказать, как трудно собираться в путешествие, если твое участие в нем не предполагается. Мама прошлась по всем моим шкафам, забрала из них все зимние платья и пальто и уложила в сундук для отправки в дом бабушки Трокмортон.
Я забралась на чердак, чтобы найти дорожную сумку, с которой можно поехать в Каир. Теперь в нее нужно было собрать летние вещи, которые понадобятся мне в Египте, но я не могла незаметно забрать из шкафа свои летние платья, зонтик, даже тонкие чулки. Тогда я снова отправилась на чердак и нашла кое-какие старые мамины вещи, включая ее пробковые шлемы для защиты от солнца. Я пришла в восторг от своих находок, сразу напялила их на себя и побежала смотреться в выброшенное на чердак треснувшее зеркало. Ну что вам сказать? По-моему, я выглядела одетой по моде и очень решительной (особенно в шлеме).
Кроме того, я прихватила несколько старых шерстяных чулок с проеденными молью дырками. Ведь мне, кроме всего прочего, предстояло совершить побег из дома бабушки Трокмортон, и для этого старые чулки очень даже могли пригодиться.
Уходя рыться на чердак, я разложила на кровати в своей спальне пару старых зимних платьев и свое любимое пальто – это на случай, если сюда в мое отсутствие заглянет мама или Генри. А для большего эффекта я бросила рядом с зимними вещами свой школьный ранец.
Генри ходил мрачный, ему не хотелось возвращаться в школу. Он решил, что очень любит музей, хотя я сотню раз говорила ему, что такие приключения, в которых нам посчастливилось побывать, выпадают на долю человека раз в сто лет. Правда, он немного утешился, когда узнал, что меня собираются отправить к бабушке Трокмортон. Добрый!
А я, если бы не знала, что на самом деле отправляюсь не к бабушке Трокмортон, а в Каир вместе с родителями, сейчас, наверное, сходила бы с ума от горя и отчаяния.
Бабушка Трокмортон
Мы попрощались с Генри на вокзале Чаринг-Кросс и стояли на платформе до тех пор, пока его поезд не скрылся из вида. Я вдруг почувствовала, что мне впервые жаль расставаться со своим невозможным братом, и у меня выступили слезы. А может быть, это просто угольная пылинка вместе с паровозным дымом в глаз попала.
Затем папа громко сложил свои ладони и, потирая их, сказал:
– Ну, Теодосия, теперь пора отправиться к твоей бабушке.
Он всегда старается говорить как можно веселее, когда речь идет о вещах, которые, как мы оба прекрасно знаем, иначе как ужасными не назовешь.
Бабушка живет в роскошном доме возле Сент-Джеймс парк. Ее дом из тех, где все стулья и диваны покрыты чехлами с рюшами, где полно цветочных ваз и других хрупких вещей, от которых следует держаться подальше. А, согласитесь, не очень-то уютно жить в доме, где ничего нельзя потрогать руками.
Когда мы подъехали к дому бабушки, из дверей вышел лакей, чтобы открыть нам дверцы кэба и взять мою поклажу. Он подхватил чемоданы и понес их вверх по ступенькам крыльца к входной двери, возле которой нас ожидал бабушкин дворецкий, Бидлз. Бидлз всегда выглядит так, словно он только что унюхал тухлую рыбу и теперь воротит нос от ее запаха. При этом, взглянув на Бидлза снизу вверх, можно заглянуть ему в ноздри и даже пересчитать все растущие в них волоски.
Неужели его не смущает, что все видят его нос в таком ракурсе? Меня бы точно смутило.
– Мистер Трокмортон, миссис Трокмортон, я доложу мадам о вашем прибытии.
Меня он полностью игнорировал – впрочем, как всегда. Бидлз удалился, оставив нас ожидать в холле, словно мы прибыли с деловым визитом, а не приехали к своей родственнице. Почему папа терпит все это и что заставляет его думать, будто я тоже смирюсь с таким отношением?
Я услышала хруст жесткого шелка, надетого поверх многочисленных накрахмаленных нижних юбок, а затем появилась и сама бабушка Трокмортон.
– Здравствуй, Алистер, – первым она поприветствовала папу и подставила ему для поцелуя свою дряблую морщинистую щеку.
– Здравствуйте, мама. Как поживаете? – ответил папа, быстро клюнув ее губами в щеку.
– Настолько хорошо, насколько это возможно в моем возрасте, – фыркнула бабушка. Она очень умная женщина. Сумела ответить так, будто папа ляпнул что-то невпопад. Я не понимаю, как она это делает, но, безусловно, было бы полезно освоить это искусство.
– Генриетта, – бабушка кивнула маме, но свою щеку для поцелуя ей не подставила. «Повезло маме», – подумала я.
Наконец, бабушка повернула свой стальной взгляд и поджатый рот ко мне.
– А это кто тут у нас? Ах да, Теодосия. Моя внучка. – Здесь бабушка снова фыркнула.
– Вы простудились, бабушка? – спросила я.
Она отпрянула назад с таким видом, словно я спросила, какого цвета у нее подвязки на чулках, потом подняла висевший на цепочке монокль и посмотрела на меня сквозь него. Бабушка, очевидно, хотела увидеть, что перед ней дерзкая девчонка, но я ответила ей давно отработанным невинным взглядом.
– Хм-м, – сказала бабушка. – Это очень хорошо, что в ближайшие несколько недель я смогу заняться твоим воспитанием.
Ее свирепый взгляд дал мне понять, что курортом эти недели мне не покажутся. Но я ничуть не испугалась. Секрет, о котором знала только я, согревал мне сердце и казался прекраснейшим подарком судьбы. Однако я сделала вид, будто бабушка одержала в нашей дуэли верх, и понуро уставилась в пол.
– Ну хорошо, – произнес папа, застенчиво, словно школьник, переминаясь с ноги на ногу. – Нам нужно идти. Мы должны еще упаковать массу вещей и закончить кое-какие дела.
Трус!
Мама и папа быстро чмокнули меня и поспешно вышли – я бы даже сказала, сбежали – через входную дверь.
После этого мы с бабушкой Трокмортон остались в холле вдвоем и стояли, глядя друг на друга. Я услышала, как папа весело насвистывает, – насвистывает, представляете? – поспешно спускаясь с крыльца.
* * *Бабушка Трокмортон не отставала от меня до самого вечера и рьяно взялась воспитывать меня. Она заставила меня сесть за пианино, желая узнать, каковы мои успехи в музыке. Быстро поняв, что никаких успехов у меня и в помине нет, бабушка решила, что пока родители в отъезде, уроки музыки я буду брать ежедневно.
Затем появилась портниха и принялась обмеривать меня, а бабушка Трокмортон тем временем выбрала из модного журнала несколько вычурных, сплошь усыпанных бантиками и кружевами платьев, которые решила заказать для меня. Неужели она не знает, что кружева кусаются и от них все чешется?
Далее бабушка начала что-то говорить об уроках танцев и хороших манер (но я и без этого знаю, как мне держаться, спасибо большое!) и – кошмар! – о том, что завтра же для меня наймут гувернантку (заранее представляю себе это чудище с оловянными глазами!).
Потом мы сели пить чай, и бабушка заставила меня разливать чай. Я, разумеется, его не только разлила, но и пролила. А как его не пролить, если бабушка сидит, нахохлившись, как старая ворона, и следит за каждым моим движением?
Я не виновата. Это все бабушкины модные стулья.
Они слишком жесткие, скользкие и высокие, у меня, когда я на них сижу, ноги до пола не достают. Если хотите, попробуйте сами разливать чай, сидя на несущихся с горки санках!
Увидев, что я не умею разливать чай, бабушка объявила, что мне придется ужинать в своей комнате до тех пор, пока не освою эту премудрость. Какая радость!
Ну ничего, потерплю. До побега осталось двадцать два часа. Думаю, что мне удастся сбежать, когда все они будут думать, что я сплю.
Побег
Интересно, спит ли когда-нибудь Бидлз? Я начинала думать, что нет. Еще я стала подозревать, что у него есть глаза на затылке. Куда бы я ни пошла в доме бабушки Трокмортон, Бидлз появлялся в том же месте буквально через несколько секунд. От отчаяния меня спасало только одно: я знала, что скоро сбегу отсюда.
Эх, только пережить бы теперь как-нибудь ланч…
