Друзья из Сары-Тепе - Самуэлла Иосифовна Фингарет
Четвёртый «Б» считал, что начало и конец учебного года гораздо важнее, чем начало и конец года вообще. Поэтому тридцатого мая решено было устроить той, или, говоря по-русски, праздник.
После недолгих совещаний той решили справлять у Анзират Зиямовны. И в прошлом году той устраивали у неё, и в позапрошлом тоже. Только после первого класса не устраивали. Во-первых, потому что вообще не устраивали, а во-вторых, Карим Юлдашев учился тогда у себя в кишлаке и у Анзират Зиямовны ещё не жил.
— Красиво, как в Тронном зале Зимнего дворца, — сказал Севка, когда они с ребятами вошли в чисто прибранный двор.
Конечно, может быть, он несколько преувеличил — во дворе Анзират Зиямовны не было ни золочёных люстр, ни мраморных колонн. Зато вдоль дувала росли ярко-красные розы, а в центре двора по краям полосатых паласов лежало сорок подушек в ярких цветастых чехлах. Зачем так много? Нисколько не много: тридцать два человека хозяев и пять человек приглашённых гостей. Кто же эти гости? Сама Анзират Зиямовна, усто Саид, Борис Яковлевич, подполковник Дмитрий Фёдорович Усов и, конечно, Гульчехра Хасановна. Ну а для кого же предназначались три лишние подушки? Как для кого? А вдруг кто-нибудь придёт неожиданно. Не на ногах же ему стоять.
И неожиданный гость появился. «Гость в дом — праздник в дом, гость во время праздника — двойной праздник». Что же тогда говорить, когда у гостя поверх халата привинчен орден Трудового Красного Знамени?
— Карим, твой отец! — закричали ребята, сидевшие близко к калитке.
Действительно, это был отец Карима Юлдашева. Он приехал с гор за сыном и Катей. Его ждали только через два дня, а он взял и приехал сегодня.
— Вот здорово, как раз к плову, — смущённо засмеялся Юлдашев-отец.
Мальчишки из второго звена потащили его к паласу и усадили среди почётных гостей.
Девочки из второго звена, все, как одна, в белых фартучках, быстро поставили на дастархан блюдо с дымящимся пловом, разложили редиску, лук и лепёшки. Мальчики втащили на кирпичи урчащие самовары, и пир начался.
Ребята ели, шумели, пили чай и снова шумели. Взрослые тоже ели, ничуть не отставая от ребят. Только они не очень шумели и всё время благодарили Анзират-апу за вкусное угощение. Ребята тоже благодарили.
Потом, когда все немножко притихли, встал староста Юз и сказал:
— Наш класс очень любит слушать рассказы про интересные события. Анзират Зиямовна, Гульчехра Хасановна, усто Саид и Борис Яковлевич нам уже рассказывали. А подполковник Дмитрий Фёдорович Усов и заслуженный чабан Мансур-ака нам ещё ничего не рассказывали. Мы просим их рассказать нам что-нибудь. Рассказывать можно из собственной жизни или из истории, только не из учебника.
— Я не гожусь, — сказал Мансур-ака. — Хоть режьте меня, хоть вяжите. Никаких историй со мной не приключалось.
Но четвёртый «Б» разве отстанет: расскажите да расскажите.
— Что привязались к человеку? — улыбнулась Анзират Зиямовна. — Какие у него истории? И орденом не его награждали, и на ВДНХ не он каждый год ездит.
— Так орденом наградили за работу. Работу не расскажешь. А на выставке разве меня показывают — баранов показывают. Это они красавцы. А я что — ни шерсти, ни мяса, ни курдюка.
Четвёртый «Б» рассмеялся, но не отстал: расскажите — и всё тут.
— Можно не про меня, а про собаку?
— Можно! — закричали все и посмотрели на Карлсона.
— Значит, дело было так. Родился Малыш прошлой весной. Сейчас ему ровно год. Гиссарские овцы[30] в марте — апреле ягнятся. Тут уж все чабаны врачами становятся — ягнят принимают. Оботрём мы их мягкой соломкой, очистим нос и рот, а потом к матери подносим: «Оближите, госпожа овечка, своего сыночка или доченьку и дайте им попить молочка». Не пройдёт и получаса, ягнёнок на ножки встанет. А есть такие богатыри, что и раньше вскакивают.
Через три дня мамаш с ягнятами выводят из клеток и в группы собирают. Тут во все глаза смотреть надо, чтоб ягнята не потеряли своих матерей. Сиротки хоть с голоду не умирают, но в развитии сильно отстают.
Чтоб путаницы не случилось, мамаш и ягнят метят: красной краской на левом боку номер ставят, а если двойняшки, то им номер на правом боку полагается.
Дней через десять смотрю: один ягнёнок у меня без номера, из двойни, должно быть. Маленький, ножки тонкие — малыш, да и только. Так и стал я его Малышом называть. Выделил я ему постоянных кормилиц; как и все, через каждые два часа он овцу сосёт, а в весе хуже других прибавляет. Стал я его коровьим молоком подкармливать. Вот тут с ним Найда и познакомилась. Полюбила она Малыша, можно сказать, с первого взгляда: то ли жалость к нему почувствовала, то ли кого-нибудь из своих щенят вспомнила. Облизала ему уши и легла рядом. С той поры они не разлучались.
Через четыре месяца пришло время ягнят от матерей отнимать — «отбивка» это называется. Отбили и повели отару молодняка на пастбище с хорошим водопоем. Я сам с отарой пошёл, и Найда, конечно, тоже. Найда чабан замечательный, повадки овец ей не хуже, чем людям, известны.
Гоним мы нашу отару в горы, забот у нас много — молодняк, народ шумный, недисциплинированный, житейского опыта никакого. Мы и смотрим во все глаза, чтоб никто от стада не отбился, не пропал в горах. Смотрели, смотрели, а любимца и проглядели. Спохватились — нет Малыша. Найда, можно сказать, всю отару пересчитала, каждого ягнёнка перенюхала. Потом стала выть. Жалко мне её сделалось. «Не плачь, — говорю, — завтра искать пойдём». Оставил ягнят на помощника, сказал ему, сколько концентрата на подкормку дать, сколько соли-лизунца в кормушки разложить, а сам взял Найду — и на старое пастбище.
Весь день искали, каждую тропинку облазили, в каждую щель заглянули — нет Малыша, как сквозь землю провалился. Три дня мы так искали, только на ночь к отаре возвращались, а потом искать перестали. На Найду смотреть страшно — глаза тоскливые, шерсть клочьями, работает вяло. А как отправились мы на другое пастбище, она и вообще ушла. Тут уж мне впору завыть было.
Прошёл без малого месяц. Однажды, слышу, собаки лают. Что такое? Время неурочное, вечерняя пастьба в разгаре, до ночёвки ещё три часа. Посмотрел на дорогу — Малыш бежит, весёлый,
