Валерий Квилория - У собачьего древа
– Ничего себе крошка! – подошёл ближе Шурка. – Да он выше меня на целых две головы.
– Выходит, – прикинул Лера, – роста в нём метра два.
Жирафы тем временем стали поочерёдно подходить к малышу и нежно дотрагиваться до его носа своими носами.
– Гляди, целуются! – рассмеялся Лера.
– Традиция у нас такая, – пояснил Жорес.
– Прошу вас, – вежливо склонил он голову, – стать крёстным отцом нашему первенцу.
– Почему я? – испугался Лера. – Я не умею.
– Вы так счастливо смеялись, – улыбнулась ему Елена Прекрасная. – А стать крёстным отцом проще простого – обнимите моего малыша да поцелуйте. Вот и всё.
– Но я же ни разу не был крёстным отцом, – мотал головой Лера. – Возьмите какого-нибудь жирафа.
– Вы мне жизнь спасли, – напомнил Жорес.
– Шурик тоже спасал, его возьмите.
– Обязательно возьмём, – заверила Елена Прекрасная и показала на другую беременную жирафиху. – Ещё и солнце не зайдёт, как появится второй, и третий, и четвёртый малыш…
В тот же день Лера с Шуркой стали крёстными отцами двух новорождённых жирафов, один из которых приходился Жоресу сыном, а другой – племянником.
Кривая стена
Наутро Жорес повёл новоиспечённых крёстных отцов в хвойный лес, который начинался сразу же за городом.
– Всё, как у нас в Беларуси, – заметил Лера, когда они миновали опушку.
– Точно, – кивнул Шурка и показал под ближайшую сосну, – вон, даже маслята растут.
Лесная дорога вильнула разок-другой и вывела их на симпатичную солнечную полянку. Жираф остановился.
– Дальше пойдёте по этой тропинке, – указал он рожками на едва заметную тропинку, – и выйдете к пещере, где живёт община дикобразов. Там депутата и спросите. А я в город побегу – нельзя мамаш с малышами без присмотра оставлять.
Вежливо раскланявшись, Жорес поспешил обратно.
– Спасибо!
– До свидания! – закричали ему вдогонку друзья.
На повороте дороги жираф обернулся, поклонился и помахал на прощание длинным синим языком.
Мальчишки зашагали по тропинке. Африканский хвойный лес, действительно, почти ничем не отличался от белорусского. Повсюду высились ели и сосны, встречались кусты
можжевельника. Углубившись в чащу, Шурка, который шёл первым, вдруг остановился.
– Ё-моё! – воскликнул он и приподнял ближайшую еловую ветку. – Смотри, боровик!
Лера глянул и заулыбался – под ёлкой среди пушистого мха рос гриб-крепыш с коричневой шляпкой.
– Здорово! – присел на корточки Лера. – А вон ещё один, – показал он на соседнюю ёлочку, – и ещё.
Белых грибов в лесу под Жирафоградом оказалось так много, что их можно было мешками собирать.
– Жаль, сковороды нет, – вздохнул Шурка, – сейчас бы зажарить боровичков и со сметанкой поесть.
– Так и сметаны нет, – облизнулся Лера.
– Я же говорю – жаль, – снова вздохнул Шурка.
Сокрушаясь, что зря пропадает такой невиданный урожай белых грибов, друзья пошли дальше. Вскоре путь им перегородила странная стена из камней.
– Какая-то она кривая, – заметил Лера, оглядывая стену от края до края.
Один край стены оказался так высок, что скрывался где-то между верхушек елей. Другой – низкий край – спускался в далёкие заросли малины. Стена была настолько широкой, что по ней мог запросто проехать трёхколёсный велосипед. К тому же её широкий верх был на удивление ровным и даже отшлифованным до зеркального блеска.
– Похоже на трамплин в Раубичах[125].
– Ага, – согласился Шурка, – вроде скоростного спуска.
Неожиданно раздалось грозное шипение, и мимо них по отполированным камням проскочило нечто серое. Следом в малиннике раздались треск и чей-то смех. Не успели друзья сообразить, что бы это значило, как снова шипение, и снова мелькнуло серое: один раз, второй и третий. В малиннике, между тем, беспрестанно трещало, смеялось, охало и хихикало.
– Уходим! – шепнул Шурка.
– Обратно, что ли? – оглянулся Лера. – Смысла нет. Нам вперёд надо, к пещере.
– Ладно, – собрался с духом Шурка. – Полезем через стену. Я – первый.
Лера прислушался – вокруг тишина, ни шипения, ни треска, ни смеха.
– Давай, – кивнул он.
Но едва Захарьев забрался на стену, как…
– Шшш-у-ух! – понеслось по лесу.
Нечто серое с визгом врезалось в Шурку, и Шурка исчез. Внизу, из зарослей, опять донёсся треск, а вместо смеха – дикий вой и испуганные Шуркины крики. Лера сорвался с места и побежал к малиннику. Каково же было его удивление, когда первым, кого он встретил, оказался дикобраз.
– Так можно вовсе без колючек остаться, – бормотал зверёк, пытаясь рассмотреть собственную спину.
– Поглядите, – попросил он, – что у меня там делается?
Лера глянул и прыснул со смеху. На спине у дикобраза была плешь – такая здоровущая и голая, будто колено у розового слона.
– Всё ясно, – сердито покосился на него дикобраз. – Из-за какого-то ротозея я остался без иголок.
– Не ты один, – вылез из кустов второй дикобраз, – я тоже.
– И я, – появился третий.
– И я, – отозвался четвертый.
– И я, – сказал пятый.
Вспомнив про Шурку, Лера в тревоге огляделся.
– А вы друга моего, Шурку Захарьева, случайно не видели?
– Видели-видели, – сурово закивали головами плешивые дикобразы и показали на заросли малинника. – Там глянь.
Лера бросился в кусты и увидел ещё одного зверя. Был он намного крупней и, в отличие от других дикобразов, густо усеян иглами. Здоровяк сидел на земле и тихонько подвывал.
– А где Шурик? – спросил Лера и тут же со страхом заметил, что дикобраз обут в кроссовки.
Депутатская нора
Присмотревшись, Лера понял, что это никакой не дикобраз, а его друг Шурка Захарьев. Только теперь он был с головы до пяток утыкан длинными иглами.
– Шурик, что с тобой? – бросился к нему Лера.
– Дикобразы, – промычал Шурка. – В малинник упал, а они давай по мне своими колючками стрелять.
– За что вы его так? – осуждающе посмотрел Лера на подошедших к ним дикобразов. – На земле ведь эра равноправия и гуманизма?
– Ага, гуманизма, – нахмурился первый и самый плешивый дикобраз. – А если у нас инстинкт[126] такой? Хочешь – не хочешь, а иголкой пульнёшь.
– Везёт тебе на колючки, – склонился Лера над другом и выдернул из него первую иглу.
В ответ Шурка взвыл не своим голосом.
– У меня дома на кактус[127] упал, – выдернул он вторую иглу, и Шурка снова взвыл. – А в Африке на дикобразов.
– Никто на них не падал, – прорычал в ответ Шурка, который лежал на животе и кусал от боли собственный кулак. – Они сами напали.
– Это была допустимая законом самооборона, – напомнил самый плешивый дикобраз.
– Но ведь это вы его со стены сбили и в кусты малины утащили, – напомнил Лера.
– А не надо было без спроса через нашу каталку лазить.
– Это кривая стена, что ли?
– Сам ты кривая! Это скоростной спуск. Мы его всей общиной строили.
– Зачем дикобразам скоростной спуск? – удивился Лера.
– А вот мы с нашей каталки скатимся с утра пораньше, и целый день у нас настроение прекрасное.
– Почему же вы тогда шипите, как гадюки?
– Это не мы, это наши колючки шипят, когда мы на них с горки съезжаем. Мы, наоборот, смеёмся от удовольствия, особенно когда в кусты на полной скорости врезаемся.
– Выходит, Шурка с вашей горки съехал и вас напугал?
– Выходит, – почесал плешивую спину второй дикобраз. – Так на нашу куча мала ляпнулся, что мы от страха чуть было совсем лысыми не сделались.
– Извините, – выдернул Лера очередную иголку, и Шурка снова взвыл. – Мы к вашей пещере шли.
– Зачем это вам наша пещера? – спросил третий дикобраз.
– Депутата ищем, – подал голос Шурка, которому в это время Лера вынул из спины последнюю иголку.
– Депутата? – переспросил озадаченно четвёртый дикобраз и посмотрел на пятого.
– Депутат с нами не живет, – заявил пятый. – У него нора специальная имеется. Он там избирателей принимает.
Плешивые дикобразы прижгли соком чистотела[128] ранки на Шуркиной спине, а затем отвели друзей на соседнюю поляну.
– Здесь, – указали на невысокий холмик, а сами отошли в сторонку подальше.
Сели чинно в рядок на краю поляны и принялись с любопытством наблюдать за мальчишками.
Нора, в которой жил депутат от дикобразов, была широченной. Лера без труда мог в неё протиснуться. Правда, уходила она под землю на несколько метров, и, что самое неприятное, уходила сугубо вертикально.
– Если вниз головой лезть, – заметил Лера, – можно соскользнуть и макушкой в дно врезаться.
– А если вперёд ногами спускаться, – парировал Шурка, – то ты дверь депутатского хода не найдёшь.
– Чего её искать? – не понял Лера.
– В норе может быть несколько ответвлений. Один ход на Килиманджаро, другой – в депутатскую квартиру или, там, в кладовку.
