Удивительные сказания Дивнозёрья - Алан Григорьев
В Дивнозёрье с самого начала сентября было жарковато, а дни стояли безветренные, солнечные. Настоящее бабье лето! Тайка радовалась такой погоде: можно было и тёплые вещи из шкафа пока не доставать, и по лесу гулять хоть до самой ночи в одном лёгком платье. А там ещё и опята пошли. Не осенние, а летние – на замшелых пнях их тьма-тьмущая уродилась, только успевай собирать, солить да закручивать в банки. В общем, хорошие стояли денёчки. Тайке было жаль, что скоро обязательно похолодает.
Каково же было её удивление, когда, проснувшись одним погожим утром (уже после той дурацкой истории с вишнями), она обнаружила на термометре плюс тридцать! Даже для бабьего лета это было как-то чересчур. К обеду стало немного прохладнее: ртутный столбик опустился до двадцати шести. Зато к ночи похолодало: восемь градусов. Ну и скачки! Неудивительно, что голова разболелась. Никифор, тот вообще из-за печки весь день не вылезал и всё сетовал на сумасшедшую погоду и старые больные кости. Пушок, по обыкновению, ныл, поминая то глобальное потепление, то вселенский заговор против коловершей.
– Вымрем, как те динозавры! – сетовал он, скорбно хрустя чипсами. – Я вот, кажется, уже начинаю…
– Не вымирай, пожалуйста! – Тайка почесала его за ушком. – Вот увидишь, погода скоро наладится. Осенью всякое бывает.
Ох, как же она ошибалась!
На третий день этих ужасных перепадов стало худо уже всем. Впору было подумать, что мир сошёл с ума. Или что Пушок прав: тут не обошлось без тайны, которую надо расследовать во что бы то ни стало.
Вдобавок тётка Дарья снова позвонила, плаксивым голосом пожаловалась, что неизвестная плодожорка теперь повадилась таскать её сливы, и попросила какого-нибудь ведьминского дуста и зелье от головной боли заодно. Ну что тут будешь делать? Как ни хотелось Тайке посидеть дома, а пришлось собираться и волочить ноги в соседский сад.
У калитки её встретил белобрысый племянник тётки Дарьи – Никитка.
– Привет! – махнул он Тайке рукой. – Это ты тётя ведьма, что ль?
– Ну, я. – Она протянула парнишке пакет с зельями. – Вот, передай Дарье Александровне, а я уж заходить не буду.
– Ты погоди. – Никитка, насупившись, взял пакет. – У меня к тебе тоже дело есть. Важное.
Ишь ты, маленький, а уже такой серьёзный. И говорить пытается не звонким мальчишеским голосом, а глуховатым баском, явно кому-то подражая. Мужичок растёт!
Тайка улыбнулась:
– И какое же?
– Ты в птицах разбираешься? Я тут наловил десятка два. Но они странные какие-то… Зерно не жрут, насекомых тоже. Никогда таких не видел, а уж я-то всех птиц в округе знаю. И даже тех, которые здесь не водятся. Мне папка энциклопедию подарил на день варенья.
– И чем же ты их кормишь, если они ничего не едят?
Тайка птиц любила и в другое время с удовольствием поболтала бы с маленьким орнитологом, но сейчас ей хотелось поскорее добраться до дома и прилечь – желательно с мокрым полотенцем на голове. Погода опять менялась, будь она неладна.
– Ягодами… – Никитка опустил взгляд долу.
– Погоди, так это ты, что ли, сливу обобрал?! – ахнула Тайка. М-да, кажется, воришка нашёлся там, где не ждали…
– А что мне ещё оставалось делать? Они же с голоду подохнут!
– Отпустить их на волю, конечно! Зачем ты вообще ловишь птиц? Им сейчас в тёплые края улетать надо. А зимой чем ты их кормить будешь? Свежие ягоды знаешь сколько стоят?!
– Я их ловлю, чтобы изучать, – снова насупился Никитка. – Веду дневник наблюдений. В школу потом отнесу. Мне кажется, я открыл новый вид, понимаешь?
– Это вряд ли.
Тайке было жаль расстраивать его, но какой уж тут «новый вид»? Смех один. Скорее всего, мальчик просто встретил незнакомую птичку, которой нет в детской энциклопедии.
Но Никитку было не переупрямить:
– Пойдём в сарай, я тебе покажу, фома неверующая! Их знаешь тут сколько? Тьма-тьмущая! И новые всё прилетают и прилетают. Пытаются клетки открыть и своих подружек на волю выпустить. У них это… как его… стайное поведение.
– Так ты их ещё и в клетках держишь! – Тайка схватилась за голову. – Горе-орнитолог! Тебе не говорили, что так нельзя? Дикая птица может оперение о прутья повредить и никогда больше летать не сможет. Вот я твоим родителям расскажу!
– Правда? А я не знал… – Взгляд у Никитки стал несчастным. – Ну, там у меня большие клетки, кроличьи… Всё равно нельзя? Тогда тем более идём скорее. Посмотришь, а потом мы их выпустим.
В бревенчатом сарае было темно и пыльно, но мальчик вытащил из кармана фонарик, зажёг его, залез на табуретку и повесил на крючок, вбитый в потолок. Птицы в клетках шарахнулись в стороны, и Тайка ахнула: от громких птичьих жалоб у неё зазвенело в ушах.
– Спаси нас! – пищали они. – Здесь темно. Страшно. Жарко. Холодно. Плохо. Я хочу есть. Почему нас заперли? Надо лететь! Скорее! Разобрать плетёные короба! Освободить дорогу осенним ветрам!
Никитка не обманул – таких странных птиц даже Тайка отродясь не видела. Не очень крупные, размером примерно с дрозда, но с очень ярким опереньем: оранжево-жёлтым, похожим на цвет осенней листвы. Ну или на лисий мех.
– Тише вы! – прикрикнула она, и птички замолчали. На Тайку уставилось несколько десятков внимательных чёрных глаз-бусинок.
Наконец одна из птиц – видимо, самая старшая или просто главная в стае, – щёлкнув клювом, прочирикала, обращаясь к товаркам:
– Так. А это ещё кто такая, девочки?
Тайка решила ответить сама:
– Я ведьма-хранительница Дивнозёрья.
– Ты их понимаешь?! – охнул Никитка. – А что они говорят?
Оранжевая птичка, недоверчиво склонив голову набок, повторила вслед за мальчиком:
– Ушам своим не верю! Ты и правда нас понимаешь. Зачем вы нас заперли? Мы же не сделали ничего плохого. – Птица подошла поближе к прутьям. – Может быть, ты нехорошая, злая ведьма? Хочешь нас погубить?
– Нет, я вовсе не злая. Простите Никитку, он ещё маленький. – Парнишка, конечно, надулся, услышав эти слова. Ну и пусть! Будет впредь думать, прежде чем что-то делать. – Он не знал, что ловить птиц и сажать их в клетки – плохо.
– Дурной мальчишка! Мы ведь не просто птицы, а осенички – предвестницы доброй осени. – Её собеседница взмахнула крыльями. – Слыхала про нас?
– Не-а, – качнула головой Тайка, и осеничка невесело рассмеялась:
– Ха! А ещё ведьма называется! Если не выпустишь нас на волю, осень никогда не наступит. Осенние ветра в плетёные короба пойманы до поры. А мы каждый год прилетаем, чтобы разобрать эти короба по веточке и освободить ветрам
