Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка
— Дивчино, будь ласка, глоток воды, — обратился к Ганнусе молодой стройный танкист с чёрными кудрями над высоким лбом.
— Прошу пана… товарищу, — зачерпнув из ведра кружечку воды, протянула танкисту Ганнуся.
— Просто «товарищ», без «пана», добре?
Ганя смущённо опустила тяжёлые ресницы.
Молодой танкист жадно пил воду, не сводя глаз с Ганнуси.
— Как мы вас ждали… ждали, как свою волю… — задушевно прошептала Ганнуся, прямо взглянув в лицо молодому танкисту.
Вот с этого мгновенья всё это и началось, как потом они вспоминали.
— Сынок, — обратилась к молодому танкисту Дарина. — Не слыхал ли часом, из Берёзы Картузской узников уже освободили? Ихний батько там…
Нет, молодой танкист этого не знал, чем опечалил Дарину.
— По местам! — послышалась команда.
Танкист поспешно расстегнул левый карман комбинезона, достал фотокарточку и на её обратной стороне чётким почерком написал:
«ЖДИ, КАК ЛЮБИМЫЕ ЖДУТ…
Александр Марченко».
— Как вас зовут? — спросил он, отдавая Ганнусе открытку с надписью.
— Ганя Ковальчук, — покраснев, промолвила девушка.
— Я вас найду, Ганя… Непременно найду… Если вы меня будете ждать, Ганя…
«Буду ждать!» — хотела крикнуть ему вслед Ганнуся. Но она этого не сделала. Её смущали и мама, и тётя Марина, и особенно Петрик.
Часть вторая
Глава первая. Снова вместе
В горсовете, куда Петрик пришёл с мамой получить ордер на новую квартиру, мальчику вдруг показалось, что в приёмной самого главного начальника, под высокой живой пальмой рядом с письменным столом, сидит за пишущей машинкой бывшая буфетчица из бара «Тибор» и одним пальцем что-то выстукивает.
Прошло три года с тех пор как Петрик в последний раз видел тётку Олеся, поэтому не удивительно, что мальчик заколебался: «Она или не она?»
У секретарши чёрные гладкие волосы скромно уложены валиком. Она не курит. Губы у неё совсем не накрашены. С людьми секретарша разговаривает тихо, учтиво, вежливо.
— Будьте любезны подождать минут десять, — попросила она маму. — Ваш ордер сейчас подпишут.
«Обознался, — с облегчением перевёл дух Петрик. — Нет, конечно, это не Олеся тётка…»
Мальчик поудобнее уселся на мягком диване рядом с мамой. Кротко сложив руки на коленях, он принялся разглядывать висевшую на стене картину, где Ленин задушевно беседовал с крестьянами.
В приёмную вошёл молодой человек с энергичным, мужественным лицом.
Секретарша сразу же перестала стучать на машинке и скорбно свела брови, точно ей внезапно стало очень больно.
— Ну как, товарищ Гаврилюк? — едва слышно спросила она. — Что сказал профессор?
— Пока врачи с трудом разбираются в его болезни.
Гаврилюк устало опустился в кресло.
— Как он вас встретил? Узнал? Был рад вас видеть?.. — и вдруг осеклась, в глазах блеснули слёзы. — Ох, никак не могу примириться с тем, что он уже ослеп…
— Не надо падать духом. Я хлопочу, чтобы Степана отправили в санаторий. И вы поедете с ним. Поставим мы нашего друга на ноги.
— Теперь бы только жить да жить… Вы сберегите его…
— Кто-кто, а мы то знаем, как он своей молодой кровью щедро жертвовал для освобождения нашего многострадального народа.
Секретарша утёрла слёзы.
— Как я виновата перед Степаном… Сколько ошибок… Сколько горя…
— За прошлое не надо себя упрекать, — мягко сказал Гаврилюк. — Важно, чтобы где-то внутри не оборвались невидимые нити… Да, Степан просит, чтобы вы поберегли себя. Не надо вам ночами дежурить в больнице.
— Но ему так плохо…
— Эту ночь я побуду возле него. Следующую посидит другой товарищ, а вам необходимо отдохнуть.
— Не знаю, как мне вас благодарить за всё, что вы делаете…
— А эти слова меня обижают, — укоризненно качнул головой Гаврилюк. — Ну, будьте здоровы и не падайте духом. Обещаете?
— Постараюсь.
— Вот и хорошо, — дружественно пожал он секретарше руку.
Дарина поднялась навстречу Гаврилюку:
— Александр Акимович! Узнаёте?
Трудно узнать Дарину Ковальчук. Пережитые страдания последних лет заострили углы её лица, почернела как уголь. Но поэт узнал землячку, усадил на диван.
Слова Гаврилюка, наполненные искренностью, глубокой любовью к человеку, успокоили Дарину и её сына.
Михайло Ковальчук жив и здоров. Он сейчас в Полесье.
О да, сегодня же ему будет послана телеграмма. Пусть приезжает во Львов, где его ждут семья и товарищи.
Нет, нет, денег на телеграмму не нужно. Деньги есть.
Нужна машина, чтобы перебраться на Замковую улицу? Хорошо, машина утром будет.
А как же, он непременно навестит новосёлов! Когда? Чуть попозже, пусть не обижаются, дел по горло! А машина утром подъедет, пусть собирают пожитки.
И ушёл, энергичный, добрый, чуткий, не позволив себя благодарить.
Секретарша вынула из машинки бумажку, которую печатала, встала и, высокая, тонкая, быстро зашла в кабинет.
«Это она…» — теперь окончательно узнал Петрик бывшую буфетчицу из бара «Тибор».
Настроение мальчика сразу омрачилось. Ему стало в горсовете не по себе.
— Уйдём отсюда, мама, — потянул за рукав Петрик.
— Скоро пойдём, сынок.
Из кабинета вышла секретарша. Улыбаясь, протянула Дарине небольшую бумажку.
— Поздравляю вас, товарищ Ковальчукова, поздравляю от всей души. Мы теперь будем почти соседями. Заходите, буду очень рада.
Только день спустя Петрик смог почувствовать, сколько неожиданной и светлой радости таила в себе, казалось бы, самая обыкновенная на вид бумажка.
Наконец-то семья Ковальчуков перестала скитаться по сырым и тёмным подвалам, гдё столько поколений львовских тружеников прожили свои тусклые, безрадостные годы.
Дарина с детьми поселилась в трёх прекрасных, солнечных комнатах в вилле, укрытой плющом.
Ещё три комнаты в этой вилле занимала семья командира Красной Армии, а остальные — пожилая полька, бывшая экономка владельца виллы, крупного предпринимателя, миллионера, бежавшего за границу.
Сбылась заветная мечта Петрика. В их новой квартире имелась белая кафельная ванная комната. И душ. А терраса! Да о такой террасе Петрик и мечтать не мог! Она выходила прямо в сад, где отягощённые плодами ветви яблонь гнулись к самой земле. А в глубине сада, сразу же за красивым фонтаном и бассейном, находилась беседка. И, подумать только, стальные стены беседки были увиты виноградными лозами, а в густой их листве прятались налитые соком тугие гроздья. И, наконец, самое главное — с крыши виллы был виден двор, в котором жил Олесь!
Дважды в этот день Петрик забегал туда, но оба раза мальчика встречал всё тот же небольшой, кстати, весьма таинственный замок, похожий на игрушечный позолоченный бочонок, состоящий из дисков с намеченными на них цифрами!
«Удивительно! А где же дырка для ключа? — думал Петрик, с любопытством разглядывая замок. — Может быть, это и есть тот самый, который открывается без ключа?» Да, Петрик о таких слыхал. Достаточно набрать определённое число, как замок — хлоп! — и откроется!
В пещере Олеся тоже не оказалось. Видно, «пираты» давным-давно покинули своё убежище. Об этом говорили площадка при входе, густо заросшая лопухом и мать-мачехой, валявшиеся в пещере пожелтевшие обрывки газет, клочки рогожи, яичная скорлупа.
«И где мне искать Олеся?» — понурив голову, присел на камень Петрик. Его привыкшие к полумраку глаза неожиданно разглядели кувшин, прикрытый рваной рогожей. Кувшин был с водой. Она оказалась совершенно свежей. Тут же под рогожей Петрик обнаружил свёрнутое одеяло.
«Ого-го! Здесь кто-то прячется…» — вздрогнул Петрик. Сразу стало жутко одному в пещере, и он поспешил покинуть её.
С Олесем Петрик встретился спустя два часа совершенно неожиданно.
Дарина послала сына в бакалейную лавку за солью. И вот на пороге лавки Петрик чуть не сбил с ног Олеся.
— Я не хотел! — виновато попятился назад Петрик.
И хотя во взгляде опущенных глаз друга Петрик угадал немой укор, дружба их оказалась выше обид. Через несколько минут они шагали по улице как ни в чём не бывало.
Ох, сколько обид и унижений испытал Олесь за эти три года от Данька!
— А знаешь, Петрик, теперь выяснилось: его батько — «тайняк». Ну знаешь, сыщиком он был… Тайным полицаем… Ночью у нас в доме такая стрельба поднялась! Милиционеры пришли, чтобы маклера арестовать, а он, гадина, одного убил, другого поранил, а сам на чердак, потом на крышу…
— И убежал?
— Убежал…
— А Данько-пират где?
— Тут он. Встретишь, молчи, ни гу-гу! Точно мы его совсем и не знаем. Плевать на него хотели — и всё!
