Друзья из Сары-Тепе - Самуэлла Иосифовна Фингарет
— Я бесконечно благодарен вам, Гульчехра Хасановна, за то, что вы так внимательно пригляделись к моей девочке. Ведь я сам, увы, могу уделить ей два-три часа в сутки, а иногда и этого не могу.
Если в учительской кто-нибудь и пожелал прислушаться к разговору Гульчехры Хасановны с подполковником, то любопытный наверняка был разочарован. Обычная беседа классного руководителя с отцом ученицы — отметки, характер, дисциплина.
Поговорив ещё немного про Катю и про то, как благотворно на неё влияет дружба с Каримом Юлдашевым, Дмитрий Фёдорович рассказал Гульчехре Хасановне историю с запиской и попросил её узнать у Анвара, кому предназначался рецепт таинственного плова.
— При этом я прошу вас не испугать мальчика и сделать так, чтобы он не предупредил ни пославшего, ни получившего записку.
— Постараюсь помочь, Дмитрий Фёдорович. К тому же Анвара Уйгунова второй день нет в школе. Может быть, он заболел, а может быть… словом, я и без того собиралась зайти к нему.
На уроке истории, уже перед самым звонком, Гульчехра Хасановна спросила:
— Староста Юз, что с Анваром Уйгуновым?
— Не знаю, Гульчехра Хасановна. Может, болен.
— Кто знает?
Молчание. Севка и Карим обменялись быстрыми взглядами. Катя презрительно повела плечами — она не любила Анвара за то, что он был в хороших отношениях с Пятнистым.
— Тоня Шарипова.
Тоня даже не шелохнулась.
— Шарипова!
Севка толкнул Тоню-Соню локтем — она недовольно отодвинулась.
— Шарипова, я к тебе обращаюсь!
— Что, Гульчехра Хасановна? — Тоня-Соня медленно сползла со скамейки и взгромоздилась над столом.
— Ты, наверное, знаешь, почему Уйгунова нет в школе?
— Не знаю.
— Досадно. Я думала, что вы не только соседи, но и друзья.
— Раньше были друзья, теперь не очень.
— Почему?
— Не знаю. Он к себе не пускает и ко мне не приходит, а на большой перемене уроки делает. Когда же дружить?
— Хорошо, садись. Я к нему сама зайду.
Под вечер Гульчехра Хасановна толкнула незапертую чинаровую калитку. Анвар был во дворе. Он стоял, склонившись над деревянным корытцем, в котором плескался смуглый малыш. Анвар поливал его из ковшика и приговаривал: «Дождь сверху, урожай кверху». Малыш бил по воде крохотными кулачками.
Девочка лет трёх и мальчик лет пяти крутились около, рискуя опрокинуть корытце на себя. Очевидно, они порядком мешали Анвару. Он отложил ковшик, сказал нравоучительно: «Кто ходит без дел, тот всем надоел» — и дал лёгкий подзатыльник братишке. То же самое получила бы и сестрёнка, если б Анвар не увидел Гульчехру Хасановну.
— У вас банный день? — спросила Гульчехра Хасановна, подходя к ветвистому карагачу; в его тени стояло корытце. — Твои?
— Мои.
— Похожи. Как зовут?
— Юсуф, Айша, Вася.
— Маленький, наверное, и имени своего ещё не знает?
— Знает. Такой способный ребёнок. Эй, Васенька!
Васенька заулыбался и сильнее замолотил кулачками.
— Вот видите. Юсуф, тащи полотенце.
— Действительно, способный — должно быть, в тебя. Гульчехра Хасановна перехватила полотенце и стала вытирать малыша. Он не сопротивлялся, только безостановочно сучил ножками, как будто в каждой было запущено по маленькому мотору.
Анвар беспокойно наблюдал за процедурой вытирания.
— Родители дома?
— Мать скоро придёт.
— А отец?
— Отец дома. Только, если вы разговаривать, то с ним нельзя, он лежит.
— Заболел?
Анвар посмотрел на небо, потом на землю, потом на ветки карагача. Неизвестно, куда перевёл бы он глаза дальше, но в этот момент открылась калитка и во двор вошла маленькая миловидная женщина с двумя тяжёлыми сумками в руках.
— Мамка пришла! — закричали Юсуф и Айша.
— Гость у нас, мама, — сказал Анвар, забирая у матери сумки.
— И вправду гость, да ещё какой, — улыбнулась хозяйка дома. Улыбка у неё была нежная, как у девушки. — Здравствуйте, Гульчехра Хасановна! Анвар, что же ты гостя во дворе принимаешь, в мехмонхону не зовёшь?
— Отец там…
— Пожалуйста, не беспокойтесь, Саломат Расуловна. У вас такой милый дворик. Здесь и поговорим.
Анвар так и знал, что без «поговорим» не обойдётся. Он взял малыша на руки, поманил двух других, и вся четвёрка удалилась в глубину двора.
Анваркина мама села на скамью рядом с Гульчехрой Хасановной. Она сложила руки на коленях и сама сделалась похожей на провинившуюся школьницу.
— Вы только не пугайтесь, дорогая Саломат. Анвар ничего плохого не натворил. Учится он хорошо, по математике он по-прежнему у нас лучший, и дисциплина у него не хуже, чем у других. Вот только мальчик второй день не приходит в школу. Ведь он не болен?
— Ах, Гульчехра Хасановна, это моя вина. Карантин в яслях. Пятеро деток скарлатиной заболели. Горе какое. Вот мои-то и дома. Я три дня с ними посидела, а больше не могу. У меня ведь работа такая, что дома не посидишь. Санитаркой я в больнице работаю, да ещё на полторы ставки, в полторы смены, значит. Больным без меня очень плохо. Думали мы с Анваром: как быть? И решили — три дня я прогуляла, два дня — он прогуляет. Но уроки он всё равно все сделает.
— А дальше как? Или карантин уже кончился?
— Нет, не кончился. Я позвонила в кишлак тётушке Хурлико. Обещала сегодня приехать, пожить у нас.
— Хоп. Значит, всё более или менее наладилось. Но скажите, дорогая Саломат, почему вы работаете в полторы смены? Ведь и работа у вас трудная, и семья большая? Не сочтите за праздное любопытство, я ведь от расположения к вам спрашиваю. Разве ваш муж мало зарабатывает? У них на заводе и премии бывают, и прогрессивки?
— Ох, вот тут-то наше горе. Горе-горькое, беда. Пить он стал, год как трезвым не ходит. Что только не делали. И бригада прорабатывала, и я плакала-плакала, и родня с ним разговаривала. Всё понимает, прощения у нас с Анваром просит, клятвы даёт, жизнью детей клянётся — а завтра опять пьян. Зарплаты его я уж давно не вижу, вот и приходится работать в полторы смены. С голоду, конечно, не помираем, но всё равно едва концы с концами свожу… Анвара жалко. Очень он переживает. Отца стыдится, волком на него смотрит, а уж как раньше любил. Бывало,
