Георгий Попов - Первое лето
— Хватит те, поезжай!
Мы пошли дальше — открыто, как и наказывал майор Загородько. Евдокия Андреевна встретила нас словами:
— Вернулись-таки… Я говорила…
— Вот потому, что ты говорила, мы и вернулись, — сказал дядя Коля.
Разговор происходил на гумне, около того похожего на ригу сарая, с которым у нас с дядей Колей были связаны, может быть, самые горькие воспоминания.
Мы сказали, что остановимся опять у нее, у председательши, и что скоро сюда прибудет военный наряд — ловить Федьку. Дом был не заперт — запирать дома здесь не принято, — мы вошли, сложили свои рюкзаки в сенях, снова вышли. Выполняя наказ майора Загородько, прошлись по улице, вернулись обратно.
— Вот что, ребятки, вы посидите здесь, а я схожу к Фросе, гляну на ее огурцы, — сказал дядя Коля.
Возле калитки стояла лавочка. Земля кругом была усыпана подсолнечной шелухой. Мы сели на лавочку, прислонясь спиной к заплоту. И тут я увидел Пашку. Сзади у него болтался пустой мешок с веревочными завязками.
— За шишками? — спросил Димка.
— Ну!
— Может, ты и нас возьмешь с собой?
— Ну!
— Слушай ты, ну а сегодня тебе не попадался чужой мужик с двустволкой и рюкзаком?
— Ну!
— Опять ну! Ты по-человечески говорить умеешь? Или тебя, когда ты был маленьким, мама уронила с десятого этажа?
И Пашка вдруг заговорил. И то, что он сказал, было для нас Очень важно. Оказывается, чужого мужика Пашка только что видел на задах у Фроси, возле бани. Худой такой, черный, только, правда, без ружья и рюкзака.
— Врешь? — вскочил с лавочки Димка.
Пашка набычился и умолк.
— Ну ладно, ты не обижайся, я тебе верю, — извиняющимся тоном сказал Димка и посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Слыхал?»
— Бежим к дяде Коле, — сказал я.
И мы побежали.
Остальные участники облавы тоже не теряли времени даром. Мы узнали об этом после, когда все было кончено, и узнали во всех подробностях.
Мальцев и Коноплин обогнули деревню и часа через полтора достигли охотничьей заимки. Федьки здесь, увы, не было. Мальцев тщательно обследовал местность и не обнаружил никаких свежих следов. Дальше ехать не было смысла. Мальцев и Коноплин подождали немного и повернули обратно. Недалеко от деревни, на высоком взгорке, откуда все кругом было хорошо видно, они спешились. Когда раздался выстрел, а за ним и другой, оба они снова вскочили в седла и на рысях подались в деревню, даже не в саму деревню, а опять в обход, в сторону той тропы, на которой, они знали это, устроили засаду майор Загородько и Серега.
Сам майор Загородько ехал, стараясь ничем не выдавать себя. Серега шагал сзади, едва поспевая, и ворчал на неравенство в этом мире. Где-то на полпути майор натянул поводья: «Тпр-ру!»— и спрыгнул наземь.
— Пройдусь-ка маленько, разомнусь… Ты, геолог, в седле-то держаться умеешь?
— А вы как думали?
— Думаю, умеешь. Геолог, как я понимаю, все должен уметь. Садись, не стесняйся, устану — скажу. Пройтись пешком полезно. Это и врачи рекомендуют. — А когда Серега ловко вскочил в седло, — спросил: — А что же вы нашли в этих местах?
Натягивая поводья, держась сбоку от майора, Серега сказал, что кое-что нашли, здесь на каждом шагу что-нибудь попадается, такие места.
— Места бога-атые, — сказал майор Загородько и вдруг жестом остановил Серегу. Вдали, за гребнем леса, показалась деревня. Пора было оставить лошадь и дальше пробираться уже пешком.
— Так скоро?
— Да, спутай коня, пусть попасется, — распорядился майор Загородько.
Серега спутал.
— Пошли, — кивнул майор Загородько.
Они вломились в гущу леса и минут через двадцать достигли цели. Берега речонки здесь заросли черемухой. Каждое дерево сверху донизу было обсыпано черными ягодами.
— Сядь и замри, — приказал майор Сереге, а сам отправился на разведку.
В гуще черемушника через речонку был перекинут мосток из шатких горбылей. По этому мостку местные жители переходили туда и обратно. Майор тоже перешел и, соблюдая маскировку, внимательно осмотрел деревню. Кое-где из труб вываливались дымки. Там-сям перекликались петухи, покудахтывали куры. Примерно в ста шагах виднелась баня по-черному, то есть без трубы. Из бани вышла какая-то женщина с ведром и направилась к избе с коньком на крыше. По всем приметам, эта была изба Фроси, значит, догадался майор, и женщина с ведром была Фрося.
Майор Загородько воротился туда, где оставил Серегу, и сказал, что им надо разделиться. Он сам останется здесь, за этим камнем. А Серега пусть отойдет шагов на тридцать и засядет в тех кустиках акации, поближе к баньке. Если Баранов там и со страху попрется напрямую, вброд, то как раз выйдет на Серегу.
Откуда-то выскочила лохматая дворняжка и, почуяв чужих людей, громко, отчаянно залаяла. Серега замахнулся на нее карабином, она взвизгнула и мелкой, трусливой рысцой засеменила к мостку. Здесь остановилась, обнюхала следы, еще раз брехнула, уже по привычке, без всякой злости, и исчезла в зарослях черемушника. Майор Загородько вздохнул с облегчением.
«Вот не вовремя», — проворчал он, устраиваясь с расчетом на много часов.
Вообще-то он не был спокоен, как могло показаться со стороны. Его терзали сомнения. А ну как интуиция и расчет в этот раз подвели, дали осечку и Баранова нет в деревне? Не говори, что ты хитрее всех — всегда найдется человек, который возьмет и перехитрит тебя, — философски размышлял майор.
И вдруг — это было уже близко к полудню, когда солнце начало припекать макушку, — вдруг на противоположном берегу речушки послышались чьи-то твердые шаги. Майор дал знак Сереге: «Внимание!» Серега весь напрягся и взял карабин наизготовку. Это мог быть, конечно, кто-нибудь из деревенских. Но мог быть и убийца Баранов, тот, кого они так долго искали и кого надо было взять, схватить живым во что бы то ни стало. Они заранее договорились, что в случае, если Баранов заартачится, — стрелять в руку или ногу, лучше в руку, чтобы он смог на своих двоих дойти до станции. Майор был натренированным стрелком и промахивался редко. Уже на обратном пути он на наших глазах за двадцать шагов свалил рябчика, попав ему в голову.
Между тем дядя Коля прошел в конец деревни, держа одностволку за плечами, осмотрелся — кругом никого, — и свернул во двор дома, где жила Фрося.
Двор, как и все другие дворы в деревне, был отгорожен от улицы глухим заплотом. В палисаднике, куда выходили окна, росли ноготки и анютины глазки. Дядя Коля первым делом обратил внимание, что шторки плотно задернуты.
Он умерил шаги, опять оглянулся. Улица широкая, пустынная — ну хоть бы одна живая душа! Приподнялся на цыпочках — во дворе тоже никого. В углу свернулась клубком дворняжка. Она вскинула голову, зарычала: «Гр-р-р…» И снова успокоилась. Огорода отсюда не было видно — его заслоняла поленница дров, — и дядя Коля, наверное, решил подождать, не покажется ли Фрося. Но ждать надоело, и он зашел со стороны, глянул через прясло. Огород еще не был убран. Там стояла Фрося, широко расставив ноги, как это делают женщины, когда им поминутно приходится наклоняться.
Дядя Коля перемахнул через прясло:
— Здорово, хозяйка!
— Здорово, хозяин! — ответила Фрося, стоя с огурцом в руке. Вместо того чтобы положить огурец в ведро, она положила его обратно на грядку. Положила и, как бы почувствовав, что сделала не то, что надо, переступила с ноги на ногу, зачем-то развязала и снова завязала платок.
— Может, тебе помочь?
— Спасибо, я как-нибудь сама управлюсь, — улыбнулась Фрося, понимая, что этот человек явился сюда вовсе не за тем, чтобы собирать огурцы.
— Слушай, хозяйка, — уже в открытую, без экивоков, продолжал дядя Коля. — Твой квартирант здесь? — Он показал в сторону избы. — Говори прямо, не то будет худо. Приехала милиция, она каждый подпол вывернет наизнанку. Тот беглый, Федька, ведь не просто вор, он убийца, на его совести кровь ни в чем не повинных людей. Он детей сиротами оставил.
— Не знаю я никакого Федьки! — отрезала Фрося и хотела идти, но дядя Коля загородил ей дорогу.
— Вот те раз! Сама же говорила…
— А что я говорила? Ну пришел, переночевал… А почем я знаю, кто он такой? На лбу у него не написано… — Фрося, видимо, пришла в себя, оправилась от первого испуга и громко добавила — Милиция приехала… Ну и пусть ловит, если приехала.
— Не знаешь — не надо, без тебя сладим. Только заруби себе на носу: если при обыске этот… Ерофей Павлович окажется где-нибудь здесь, достанется тебе на орехи.
— А ты не пужай, я уже пуганая, — огрызнулась Фрося и, захватив ведро с огурцами, направилась в избу.
Все эти, как и другие, подробности нам передала после сама Фрося.
Заметив приближающегося геолога (Фрося продолжала считать дядю Колю геологом), она, по охотничьей привычке, больше уже не упускала его из виду. Где бы ни была и что бы ни делала, — обязательно косилась в его сторону.
