Юрий Астров - Девять граммов

Юрий Астров

Девять граммов

Я видел сон… Не все в нем было сном.

— Много вы понимаете в политической экономии, — ответил консул довольно невежливо. Спроса создать нельзя. Но можно создать условия, которые вызовут спрос.

… Степь с кактусами. Саванна или пампасы. Вдали — горы. Высокие, угрюмые, с белыми шапками на вершинах.

Степь хранит следы бегства. Панического бегства. Брошенные вещи. Чемоданы, рюкзаки, тюки, даже сейфы. Автомобили, на вид совершенно целые — видимо, горючее кончилось. Порою — горелая земля, воронки: следы бомбежки. Кое-где — наспех отрытые брошенные окопы. Иногда — трупы. Бежали явно из предгорий.

И — ни одного живого существа. Разве что ящерица промелькнет, но уже при шуме ветерка мгновенно и бесследно исчезает.

А ветер поднимается. Низкие облака быстро скользят над саванной. Уже и тучи появились — быть ливню.

Вдалеке на холме возникает человеческая фигура. Она приближается — это мужчина. Он идет в направлении, противоположном бегству, к горам. И хотя мужчина одет в камуфляж, а за плечами его, кроме рюкзака — винтовка в чехле, на солдата человек не похож. Бледное лицо, темные очки в золотой оправе, да и телосложение довольно хлипкое. Впрочем, такие вот хилые интеллигенты, чье хобби — туризм или альпинизм, как правило, очень выносливы… Видно, что идет человек давно, воз — не один день.

Вот он останавливается у брошенного джипа. Влезает внутрь, пытается завести. Безнадежно махнув рукой, снова напяливает рюкзак, чехол с ружьем, ополаскивает рот из фляги и идет дальше.

Начинает срываться дождик. Вдалеке гремит гром. Над горами сверкают зарницы.

Человек не ищет убежища, лишь поднимает капюшон. Шаг его столь же размерен, видно, что идти таким шагом он может еще долго.

Куда он идет? Дойдет ли вовремя? Успеет ли?

1

Давайте-ка, читатель, отвлечемся — больно уж сон тягостный получается… Поговорим-ка лучше о любви…

Любовь, как известно, бывает разная. Идеальная, именуемая обычно платонической; неразделенная (на непредубежденный взгляд автора — попросту глупость, — как, кстати, считают и современные физиологи — вроде бы в «Науке и жизни» что-то такое печаталось); взаимная и, наконец, физическая. Ее сейчас называют сексом, но, право же, напрасно. Секс, как известно, означает всего-навсего пол, то есть «М» и «Ж». Таким образом, если физическая любовь — секс, мы вправе предположить, что сводится она к простому физиологическому акту.

Ан нет!

Для того, чтобы лечь в постель с существом иного пола, нужно, как минимум, одно условие: чтобы это существо тебе нравилось. Чтобы ты его хотел возразить: а любовь из-за выгоды? Проституция или, скажем, связь секретарши с шефом?

Бросьте, ребята. Проституткам это дело попросту нравится само по себе (это и есть тот самый секс), что же касается второго случая — долго ли секретарша продержится, имитируя страсть, на своем рабочем месте? Думаю — до первого случая, когда шеф это поймет.

Габриэль, молодой физик-стажер Матухарской лаборатории, не любил Эльзу платонически. Не любил он ее и неразделенно. О взаимности и речи не было. Он ее хотел. Очень хотел. И добивался несколько недель. (Что для Габриэля было непривычным, раздражающим — и тем более возбуждающим.) Поэтому, когда секретарша директора согласилась-таки сходить с ним на дискотеку, а потом посидеть в ресторане, а потом поехать к нему домой (на что он, честно говоря, не слишком расчитывал) — Габриэль был в восторге. Еще более восторженно он принял и продолжение вечера. Длился этот восторг, однако, не слишком долго. В три часа ночи Эльза включила радиоприемник. И вовсе не для того, чтобы романтической музыкой какой-либо экзотической или даже не очень экзотической радиостанции усладить ночное рандеву в любовном гнездышке. Нет, Эльза настроилась на Женеву, откуда в прямой трансляции шла процедура подписания — ну, да, очень важного документа, кто спорить будет? Габриэль спорить не собирался. Просто он считал, что не ко времени эта радиопередача, право же, не ко времени.

Но Эльза была настойчива. И приемник не выключала, хотя целиком слушанию радио и не отдалась.

В принципе, заниматься этим делом Габриэль любил независимо от обстановки. Но предпочитал отзывчивого партнера. А тут…

В один из кульминационных моментов совсем уже забывший про бубнящие из угла голоса, перемежаемые время от времени несколькими тактами самых разных гимнов, Габриэль услышал… громкий смех, который издавала своими нежными устами его пассия. Причем она отнюдь не прекратила свои телодвижения. Даже несколько ускорила темп и увеличила амплитуду. Но — продолжала хихикать.

Опешивший физик вдруг осознал, что и в радиоэфире звучит многоголосый хохот…

И возмутился, даже не выяснив, а чего они все, включая любовницу, собственно, хохочут? Не будем описывать разразившуюся сцену. Скажем лишь, что заманить в свою постель Эльзу удалось Габриэлю лишь через месяц, пройдя при этом через множество унижений.

Мир же весь этот месяц, не в пример незадачливому любовнику, продолжал веселиться.

2

Мир смеялся.

Он хохотал во всю глотку, расставаясь со своим прошлым. Классики были правы.

Все государства Земли подписывали в ООН договор о ядерном разоружении, заранее ратифицированный всеми парламентами. Каждый президент, премьер, король, генеральный секретарь — все главы государств — перед тем, как расписаться, считали непременным долгом выступить с речью, как правило, очень короткой и весьма лапидарной. Крупнейший успех имело выступление анфан террибль мировой политики, юного короля Марктвении Ричарда. Он произнес всего два слова — английское (вернее — американское) и русское, что неудивительно, поскольку воспитание свое король завершил в МГИМО:

— Эйчбам — пиздец!

Это вызвало в зале бурю несколько смущенного восторга, несмотря на затруднения синхронных переводчиков.

Единственным диссонансом прозвучало выступление лауреата Нобелевской премии мира, командующего войсками ООН Макса Симоняна, потребовавшего незамедлительно, на этом же заседании, решить вопрос о выделении дополнительных ассигнований на содержание этих войск, а также увеличение их численности. Он ссылался на резкую вспышку локальных войн, которая якобы грядет в связи с ликвидацией ядерного оружия, важнейшего элемента сдерживания.

Всерьез выступление старого милитариста, как Симоняна тут же окрестили, никто не принял. Как, впрочем, и речь некоего арабского шейха, разоблачавшего сионистов, стремящихся к созданию мирового правительства. Для воодушевленного мира оба эти выступления выглядели как… ну, примерно как пьяные выходки отвергнутых женихов на веселой свадьбе.