Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
2
Стало тише: остров, хотя и низкий, прикрывал от ветра и волны.
Рыжик соскочил с носа, упал на коленки, вспрыгнул, потянул по песку длинный швартов, намотал его на торчащий неподалеку камень. Двигался он скованно: видимо, изрядно закоченел.
Словко откинул крышку форпика. Выбросил на берег пакет со своей одеждой и скрученный в тугую муфту апсель. Соскочил с бака на песок, обернулся:
— Виктор Максимович, сойдите с яхты… Вам хорошо бы снять и выжать рубашку. Встаньте вон туда, за камень и закутайтесь вот в это… — Он протянул сверток апселя. Смолянцев послушался: взял, ушел к торчащему из песка скальному обломку. Тот был двухметровый, похожий на гигантский плавник, исписанный туристами. От ветра защищал, как великанская ладонь. Да и не было здесь большого ветра. Он шел выше, над головами, трепал верхние части неубранных парусов.
Словко посмотрел на съеженного Рыжика.
— Иди сюда.
Рыжик торопливо приковылял.
— Раздевайся.
Рыжик суетливо расстегнул и сбросил жилет, стянул оранжевую рубашку и майку, взялся за тяжелую пряжку на флотском ремне, глянул вопросительно.
— Тоже, — сказал Словко.
Рыжик уронил с ног шортики, переступил через них. Похоже, что беспрекословным послушанием он хотел заслужить хоть капельку прощения. Теперь он, щуплый и дрожащий, стоял только в узеньких лиловых плавках с вышитым утенком. Их тоже следовало бы снять, но Словко постеснялся требовать это. Он взял из пакета свою хлопковую майку и начал растирать Рыжика — плечи, спину, грудь, ноги (на которых все еще видны были густые следы давних комариных укусов). Тер, тер, даже сам согрелся. Рыжик попискивал и не оказывал ни малейшего сопротивления. Словко наконец вытер ершистую голову, сел на корточки, сдернул с Рыжика расхлябанные кроссовки, растер ему ступни (Рыжик робко хихикнул от щекотки, но тут же испуганно замолчал).
Словко взял свои шорты, в которые можно было засунуть если не двух, то уж одного с половиной Рыжика точно.
— Надевай.
Рыжик послушался и теперь. Влез в штаны, застегнул ремень, который был бесполезен (как обруч на палке), подхватил его.
— Ну-ка… — Словко стал натягивать на него свою сухую, теплую рубашку (ох как хотелось влезть в нее самому). Тут Рыжик впервые разомкнул губы:
— А ты?
— Не вякать! — велел Словко. И Рыжик радостно обмяк: неофициальный тон приказа давал надежду, что командир сердится не совсем беспощадно.
Словко затолкал ему в шорты подол рубашки.
— Не обувайся, кроссовки сырые…
Сам он, как ни странно, теперь почти не чувствовал холода. Вернее, зябкость как бы обволакивала его тонкой пленкой, а внутри было тепло. «Защитная реакция, как у земноводного», — хихикнул про себя Словко (и все-таки вздрогнул). Потом оглянулся.
Смолянцев устроился под камнем, завернувшись в лавсановый апсель. Кажется, чувствовал себя уютно (успеть на совещание, видимо, уже не надеялся; хорошо хоть, что не потонул). Выжатая рубашка его была накинута на верхушку гранитного «плавника». Они встретились глазами, и Словко сразу отвернулся. В эту секунду опять засигналил мобильник.
— Словко, как вы?
— В порядке! Мы на Языке! Ждем Федю!.. Корнеич, ты звонил на базу? Что с Олегом Петровичем?
— Пытались вызвать неотложку, она где-то застряла, Каперанг повез Олега в больницу на своей машине, плюнул на какое-то совещание… Словко…
— Да? — сказал Словко, сразу почуяв какое-то осложнение.
— У Феди в баке кончился бензин. Он побежал за ним в кладовую, а там какая-то сволочь скачала из канистры всю горючку. И запаса нет. Он сейчас мечется, ищет. Ну, наверно, скоро найдет, вы уж потерпите…
— Мы терпим. А ты как там?
— А я уже на ходу! У мостков швартанулась яхта «Робинзон», с Сортировки, они идут к «Металлисту», прихватили меня.
— Сильно жмет?
— Да «Робинзону»-то что! Это корабль для кругосветки, у него фальшкиль три тонны… А как там ваш пассажир?
— А что ему! Завернулся в апсель, греется, как бабка на завалинке…
— Я позвоню еще на базу, потороплю Федю. А вы держитесь…
— Ага, — сказал Словко.
Он знал, что не будет «держаться» на Языке. Рыжик, хотя и одетый, все равно дрожал, долго не протянет. «Да и сам я… А этот несчастный Федя когда еще разыщет бензин, с ним всегда проблемы…»
Словко убрал под жилет мобильник и встретился с желто-серыми глазами Рыжика. Тот все еще стоял рядом.
— Словко…
— Что? — спросил он с остатками командирской сухости.
— А я… мне что будет… за то, что не послушался…
— Да уж будет, — злорадно пообещал Словко.
— На совет, да?
Словко прошелся по нему глазами от ершистой макушки до босых (очень белых по сравнению с коричневыми щиколотками) ступней. Рыжик двумя руками держался за шорты, чтобы не съехали. И смотрел… Смотрел …
— Яхтенный матрос Кандауров, — сказал Словко, — встаньте как следует. Внимание!
Рыжик вздрогнул, сдвинул пятки и опустил руки. Шорты немедленно съехали ниже колен, однако Рыжик не решился подхватить их: команда «внимание» в «Эспаде» означала «смирно».
— За отказ отправиться на катер объявляю… строгое замечание, — выговорил Словко, покусывая губы. — Ясно?
— А… ага… — Рыжик заморгал. — И… всё?
— А что еще? Уши надрать, что ли?
Рыжик был явно не против такой меры. Его глаза начали светиться, как два фонарика (таких, как тот).
— Что надо отвечать? — уж-жасно суровым тоном спросил Словко.
— Что? — шепнул Рыжик?
— «Есть получить строгое замечание». Понял, балда?
— Ага… — опять сказал Рыжик. И вдруг сморщился, всхлипнул и ткнулся лбом в мокрую резину жилета на плече Словко.
— Тебе что, мало сырости вокруг? — голосом скандальной бабки сказал Словко.
— Не-а, не мало… — Рыжик оторвал лицо от жилета, и оно, в сырых полосках, улыбалось теперь во всю ширь. — А ты… все равно без меня не управился бы… То есть было бы труднее…
— Держите меня, я за себя не ручаюсь! Голову оторву! — ненатурально взревел Словко. Затем сказал ничуть не испуганному Рыжику: — Подбери штаны-то. И пошли брать риф на гроте.
Они освободили от вертлюга грота-гик, Словко стал наматывать на него грот, который умело и аккуратно приспускал Рыжик. Когда от паруса осталось чуть больше половины, Словко поставил гик на место, и они с Рыжиком снова набили грота-фал. Налетел мягкий порыв, мотнул уменьшенный парус, гиком крепко врезало Словко по ребрам. Жилет смягчил удар но не очень. Словко аж взвыл.
— Больно? — подскочил Рыжик.
«Тебе бы так!» — чуть не вырвалось у Словко. Но застряло во рту. Ведь на самом-то деле хорошо, что не Рыжику, а ему, рулевому-растяпе…
— Чепуха, —
