Лесная сторожка - Виктор Яковлевич Аланов
О, если бы эти два головореза были с ним теперь! Вот были ребята, особенно Ганс Шпеер! Не то что кретин Бине. С Гансом, например, можно было делать любые дела, пусть даже и темные. Кстати, в своем родном Гамбурге Ганс, кажется, считался крупным мастером по части подобных дел.
И как это он тогда прошляпил! Такой хороший стрелок, а убил его какой-то бородатый русский мужик, да еще из охотничьего ружья! И радиста, как зайца, подстрелил все тот же мужик, хватив его картечью по ногам.
«Черт его знает, как это еще я сам не сунулся туда!» — размышлял Лемке. И при одной мысли о том, что и он легко мог разделить участь своих спутников, Лемке передернулся, как от холодного озноба.
Да, теперь настало время съездить туда! Может быть, этот мужик связан с партизанами. Неплохо было бы повесить бандита возле станции Мшинской для устрашения этих варваров! Одним ударом можно сразу сделать два дела — отомстить за смерть своих боевых друзей и припугнуть население, навести порядок в районе!
А сейчас необходимо поймать этого старика и наказать его как преступника, как опасного врага Великой Германии.
На другой день из Луги выехал отряд кавалеристов-карателей во главе с капитаном Лемке. Рядом с ним, неловко держась в седле, трусил фельдфебель Бине.
Федька помог
Долго Митька звал медведя. Потом подождал немного и, не услышав обычного треска сучьев и пыхтенья, возвещавших приближение Федьки, пошел в сторожку. Дедушка только что вернулся из лесу — он ходил провожать трех красноармейцев, зашедших к ним, чтобы узнать дорогу к лагерю партизан.
В последнее время Егор Николаевич часто отлучался из дому. Обычно это бывало, когда в лесной сторожке появлялись люди, опасавшиеся идти прямо в деревню. Иногда это были выбиравшиеся из окружения красноармейцы, иногда — просто штатские, которые в лесах искали спасения от оккупантов. В таких случаях Егор Николаевич высылал Митьку из сторожки, поручая ему покараулить, чтобы ненароком не зашел кто-нибудь. Лесник долго беседовал с гостями и уходил с ними, говоря внуку:
— Ты побудь пока дома, сынок. Я скоро…
Если Митька пытался расспрашивать деда — куда он ходил, Егор Николаевич немногословно отвечал:
— Я, брат, людей на правильную дорогу выводил. Сейчас в лесу и заблудиться недолго.
Иногда, правда, он отвечал и иначе:
— Показал, как выйти на Сорокино. Этим туда и надо было…
На этот раз дед на обратном пути побывал у дяди Ильи и достал у него свежей рыбы. Сейчас Егор Николаевич варил к завтраку уху, а часть рыбы жарил на сковороде.
— Опять нет Федьки. Что-то подолгу в лесу пропадать стал, — сказал дед Митьке, поднося ко рту ложку с горячей ухой. — Небось где-нибудь мед нашел в дупле или ягоды собирает, вот и задержался малость. Полакомится и придет, никуда не денется…
У стола, подняв уши, сидел на задних лапах Санька, выпрашивая подачку.
Взглянув на него, лесник, пряча улыбку, спросил у Митьки:
— Слышь, Митрий, а не зарезать ли нам на жаркое нашего Саньку? Уж больно жирный стал да ленивый. Того и гляди лиса задерет.
— Дедушка, не надо! Он такой хороший! Не надо, дедушка, — чуть не плача, промолвил Митька, приняв слова деда всерьез.
— Да не трону я твоего Саньку, дурачок. Пошутил, — усмехнулся Егор Николаевич, потрепав светлые Митькины вихры.
— Деда, чем Саньку резать, лучше Мурзика хорошенько отлупить, — неожиданно предложил Митька и, нагнувшись, достал из-под лавки горсть перьев. — На вот, посмотри. Видишь? Опять птичку слопал… Красивая такая… Еще живая была, пищала. Я хотел отнять, а Мурзик — раз, и голову ей откусил. Вон он, прячется на печи. У, злодей!..
Но «злодей» только поблескивал круглыми зелеными глазами, спокойно глядя на грозившего ему Митьку, который, что-то вспомнив, вдруг радостно воскликнул:
— Дедушка, а у меня теперь зверей-то прибавилось!
— Каких же это?
— У Стрелки нашей бельчата есть! В дупле, в старой липе, что за дровяным сарайчиком. Теперь она там живет. Сам видел. Пушистые, маленькие такие, как клубочки, а по сучкам уже быстро бегают. Красивенькие! И язычком щелкать умеют. Вот бы сейчас сюда ребят из школы! Посмотрели бы, как мой живой уголок разрастается. Деда, а теперь у нас и ежика два стало, — выкладывал одну за другой все свои новости Митька. — Может, и Федька наш медвежат принесет? Тогда я, как в цирке, начну их дрессировать. Вот интересно будет, правда, дедушка?
Егор Николаевич зачем-то отвернулся, а потом странным голосом сказал:
— Ну и глуп же ты, Митрий. Ведь наш Федька не медведица, а медведь, медве-едь!
— Мало ли что, а вдруг… Белка тоже четыре года у нас живет, а только нынче маленьких принесла. И медведь может… Вот когда фашистов прогоним, пойду снова в школу и всех ребят к нам на экскурсию приведу. Пусть смотрят. А Евгения Филипповна еще и спасибо скажет за то, что я такой хороший зверинец развел…
— Да сказал же я тебе, глупыш, что никогда наш Федька медвежат не принесет! Самец он!
Но Митька, все еще не вполне уяснив слова деда, упорно твердил:
— А мало ли… А вдруг все-таки…
— Ох, и настойчив же ты, Митрий, — покачал головой дед. — Как заладишь свое — ни за что тебя не переспорить! Хочешь, чтобы медведь в медведицу обратился, и все… Ладно, — уже другим тоном сказал Егор Николаевич, — пойдем-ка лучше дровец сухоньких напилим.
Выйдя во двор, Митька потянул деда за рукав и указал на поле.
— Деда, смотри… Никак волк землю роет!
— Что ты? Какой там волк. Это наш Шанго за мышами охотится. Ну и лесник — собственного пса за волка принял! — покачал головой дед, поднимая сухое бревно и кладя его на козлы.
Распилив с внуком два бревнышка, лесник нагнулся было за третьим, как вдруг услышал позади себя резкий оклик: «Хенде хох!» Обернувшись, он увидел гитлеровцев, приближавшихся к нему с автоматами наизготовку. Первое, что мелькнуло в голове лесника — схватить топор и кинуться на фашистов. Но было поздно: трое солдат уже окружили Егора Николаевича.
Митька в страхе прижался к деду. «Что теперь будет?!» — подумал он и прерывающимся шепотом спросил:
— Деда, что им надо здесь? Зачем они пришли?
— Не знаю, сынок, — ответил лесник, прижимая к себе внука.
От калитки к солдатам, окружившим лесника, шел офицер. Злорадная улыбка искривила его лицо. Подойдя к леснику
