Михаил Самсонов - Тайну хранит пещера
Полковник кивнул головой. Многие годы работы в органах обострили слух и зрение до предела. И от них не могла ускользнуть никакая «мелочь».
— А в телеграмме? Кому адресована телеграмма? — Галичев наклонил голову и, казалось, с тревогой ожидал ответа.
— Телеграмма адресована Гаричеву. Но разве «Почта. Телеграф. Телефон» не делает ошибок похуже? Вместо свадьбы на похороны могут вызвать телеграммой. И такое случается…
— Да, конечно, конечно, случается, — вздохнул Галичев. — Но в данном, как говорят, отдельно взятом случае, мне кажется, никакой ошибки нет. Телеграф шлет приглашение Гаричеву… Вы как считаете, тот город — южный?
— Разумеется, это не Архангельск.
— Тогда послушайте одну историю… Хотя… нет… не сейчас… Не сегодня… Разрешите мне сделать это завтра… Я слишком плохо чувствую себя… Разрешите завтра…
— Даже послезавтра, — улыбнулся полковник. Хотя ему очень хотелось, чтобы этот разговор состоялся сегодня, сейчас, сию минуту. Но, взглянув на белое, покрывшееся крупными каплями пота лицо гостя, поспешно встал, пода, ему стакан воды и тут же вызвал дежурную автомашину.
— Вас куда доставить? Домой? На работу? В поликлинику?
Галичев замахал руками.
— Это зачем еще в поликлинику? Так пройдет! Дел на работе — невпроворот. Если можно, то отправьте меня в трест. Там сослуживцы заждались, наверное…
Полковник проводил его до подъезда, усадил в машину.
Комиссар милиции Ахмедов не прерывал старшего Теплова, безжалостно теребя пепельно-серый ежик волос и изредка делая какие-то пометки в блокноте. Полковник рассказывал о той ночи, когда был убит отец и тяжело ранена мать. Рассказывал все, что сохранилось в памяти. В какой уже раз рассказывал!
— Вот тетрадь, Мамадали Ахмедович, которая опять всколыхнула прошлое, — поднялся, передал ее комиссару.
— Кури, Николай, а я погляжу этот уникальный в своем роде документ. Садись ближе к окну и кури.
Теплов не заставил себя больше, просить, уселся в глубокое кресло. Скоро дым сизым шлейфом потянулся через форточку на улицу. Полковник видел, с каким любопытством и вниманием комиссар рассматривал эти несколько строк, а потом надолго остановил свой взгляд на Теплове.
А комиссар вспоминал, как много лет назад он, рядовой милиционер, взял шефство над вконец истощенным мальчиком Колей и его больной матерью. Теперь же этот мальчик сидит рядом и зовут его Николаем Григорьевичем, он полковник. Ему же, бывшему «шефствующему милиционеру», ныне комиссару милиции, уже пора на пенсию. Но сам он считает, что еще рано.
Теплов, не торопясь, выкурил папиросу, в который раз оглядел кабинет, а комиссар все еще молчал, глядя то в тетрадь, то на полковника. Наконец, хлопнул по ней ладонью.
Теплов знал привычки своего начальника и названного отца. Если что-то заинтересует его, обязательно в ход пойдет ладонь. Вот как сейчас. Потом, опираясь рукой о стол, закурил, подошел к Теплову, сел в соседнее кресло.
— Говоришь, сын загорелся желанием раскрыть эту тайну? Неплохо. Вообще, есть над чем подумать. Только одного мы не знаем. Существует ли вообще в природе это золото? Или зайцевские прихвостни давным-давно уже размотали его?
Генерал помолчал, потом опять заговорил, но слова его уже звучали приказом.
— Пока об этом не будем докладывать министру и оповещать ребят из госбезопасности. Рановато, пожалуй. А то еще получится дело о выеденном яйце — курам на смех… Учти, чтобы ни единая душа, кроме нас троих, об этом не знала. Так надо, и сыну это передай. По необходимости будем привлекать товарищей. Если Григорию будет мало двух месяцев, запросим разрешение у командования продлить ему «отпуск». Ясно, Коля?
— Так точно, товарищ генерал. Разрешите действовать?
— Выполняйте, товарищ полковник, — официально ответил комиссар милиции и тихо добавил — Действуй, Коля. Да, кстати, ты уверен, что этот твой странный посетитель завтра явится? Не улетит птичка в другом направлении?
Полковник пожал плечами, хитро улыбнулся.
— После этого визита у него новые «друзья» появились… Ни на шаг друг от друга… Да и свою фотокарточку он мне оставил «на память». А мы ее до портрета увеличили…
Генерал весело расхохотался и одобрительно похлопал своего помощника по плечу.
Ключ к разгадке
— Гриша! — окликнул Николай Григорьевич сына, открывая дверь в столовую,
— Я здесь, папа. — Из соседней комнаты вышел Григорий. Отец остановился. — «Как вырос, возмужал», — подумал он, будто только сейчас впервые увидел сына.
— Беседовал с комиссаром. Где бабуся?
— На кухне была.
— Дверь прикрой. — И понизил голос до шепота. — Согласился начальник, начнем работать. Комиссар заинтересовался этим делом, хотя оно, прямо скажем, вряд ли принесет славу нам. Уж очень старое и такое, о каком говорят «не тронь меня». Ну, что ж, коли взялись за гуж, то будем уж тянуть… Тебе приказал вести дело, меня прикомандировал в помощники, так сказать, ну, я думаю, ты понимаешь.
— Хорошо, папа. Откровенно говоря, один боялся браться.
— Так, сынок! Разрабатывай варианты «Золотого дела», комиссару доложим. Учти, никто не должен знать об этом, в том числе и бабушка. Приказ.
Известие, принесенное отцом, по-настоящему обрадовало Григория. «Даже комиссар заинтересовался. Значит, дело стоящее… — размышлял он, направляясь в свою комнату. Лег на диван, закрыл глаза — так лучше думать… — Но с какого же бока подступиться к этому проклятому золоту?»
…Вот уже, наверное, с полчаса Николай Григорьевич рассматривал у окна какую-то фотографию большого формата. Мария Степановна не выдержала.
— И что ты к ней прилип? Старая знакомая, что ли? — ревниво бросила она.
— Да нет, — равнодушно отозвался полковник. И, оставив фото на окне, вышел. Старушка подошла к окну, надела очки.
Мужчины искупались под душем, а Мария Степановна все не могла оторваться от фотографии.
— Бабушка, довольно, фотография как фотография, ужинать пора. Мы с папой перед сном прогуляться решили, в парк заглянуть на часок-другой…
Мария Степановна отложила фотографию, молча накрыла на стол, опять подошла к окну. Теплов-старший откупорил бутылку розового портвейна, принес из кухни жаровню. По комнате разнесся дразнящий запах тушеного мяса.
— Мама! Садись, стынет, — полковник подошел, взял старушку за плечи, подвел к столу. Мария Степановна молча выпила вино, к баранине не притронулась.
Загадочный интерес, который проявляла бабушка к фотографии, лежащей на подоконнике, озадачил Григория. Взглянул на отца, тот пожал плечами — «не пойму, в чем дело». Старушка, ни слова не говоря, опять подошла к фотографии, ее лицо заметно помрачнело.
«Это — он, он! — убеждала она себя. — Это тот человек! Она хорошо его запомнила! Она не могла его не запомнить!»
С большого листа картона на нее смотрели холодные серые глаза.
— Мама, что ты там нашла, — заговорил Николай Григорьевич. — Что тебя так взволновало?
Наконец Мария Степановна оторвалась от фотографии, повернулась к сыну. Лицо ее сделалось мертвенно бледным. Она вся сжалась, только глаза лихорадочно блестели.
— Вот он, тот убийца! Тот белогвардейский офицер! Его глаза, нос, лоб. Не могу ошибиться. Его образ меня всю жизнь преследует. — И протянула дрожащую руку к фотографии. — Это он, он! — Мария Степановна подняла голову, встретила взгляд сына.
— Ты что, мама? Посмотри же внимательно. Это же мой ровесник! А тот — мне, если не в деды, то в отцы годится… Не может быть, ты ошиблась. — Николай Григорьевич подошел к матери, взял ее за руку.
— Он! Он! — упорно твердила старушка.
Ужин расстроился. Мария Степановна ушла в свою комнату, Гриша принялся убирать со стола. Николай Григорьевич вышел на террасу. Сел на диван, закурил.
— Папа, почему бабушка так настойчиво утверждает, что тот, на фотографии, убийца? — на лбу Григория надломилась морщина. — Ему уже, пожалуй; за семьдесят, должно быть, и в живых его нет, а этому, ты прав, как и тебе, не больше. Бабушка что-то путает.
Сел рядом с отцом. Полковник молча продолжал рассматривать фотографию.
Послышалось знакомое пошаркивание домашних шлепанцев. Николай Григорьевич с тревогой взглянул на осунувшееся лицо матери. За какой-то час Мария Степановна еще больше постарела, плечи ее опустились.
— Идите погуляйте, идите, — наконец, проговорила она, — вы же собирались. А я посижу одна. Не привыкать к этому. Радио послушаю, телевизор включу…
Галичев на следующий день не пришел. По телефону полковнику вежливо ответили, что их сотрудник болен. Сердечный приступ, хотя раньше никогда на сердце не жаловался.
Вечером, переодевшись в гражданское платье, полковник Теплов поехал по знакомому адресу. Он уверенно вел машину по узким извилистым переулкам, будто уже не раз бывал здесь. Остановив ее у свеже-побеленного домика с закрытыми ставнями, вышел, незаметно оглянулся по сторонам, подошел к калитке, врезанной в ворота, нажал кнопку звонка…
