Евгений Титаренко - Четверо с базарной площади
— Все равно, — сказала Катя и тут же заснула опять.
Друзья помолчали, чтобы это удалось ей получше. А Слива даже подошел и наклонился над Катей — может, притворяется?
— Спит… — шепотом сказал он.
И дальнейший обмен мнениями вели шепотом.
Фат растрачивает казну
В самый ответственный момент в самом ответственном деле обязательно что-то вмешается и перепутает планы.
«Что-то» явилось на этот раз в лице возвратившихся из командировки отцов. Управление предоставило им по три дня отдыха, что значило три долгих дня беспросветной каторги для Генки и Сливы.
Свой отдых Генкин отец начал с того, что долго и шумно полоскался под умывальником, затем, освеженный, причесался перед зеркалом, расстегнул до пояса гимнастерку, чтобы легче дышалось, взял табурет и сел на него посреди комнаты.
Дальнейшее Генка знал наизусть. Но изменить всегдашнюю процедуру было не в его силах.
— Значит, так, дружок… — медленно говорит отец.
Генка, стоя напротив, делает самое безвинное лицо.
Может быть, из-за синих девчоночьих глаз, но это всегда удается ему без особого напряжения. В такие моменты мать даже так говорит: «Может, это я натворила что-нибудь, а не он…» — такое безвинное лицо бывает у Генки.
— Значит, гуляем… — продолжает отец, поправляя большущей, в темных порезах ладонью еще влажные волосы. — А школа, значит, так-сяк… Сейчас ты, значит, садишься за стол… И пока я дома — ни шагу на улицу… До отбоя… В воскресенье тоже… И чтоб, значит, занимался… Иначе, сам знаешь, гулянья эти я так не оставлю…
Оправдываться или спорить бесполезно.
Генка сел за стол и два вечера подряд вынужден был «до отбоя» корпеть над учебниками, не сомневаясь, что этажом ниже происходит то же самое.
Благодаря этому вынужденному старанию Генка и Слива умудрились получить по две пятерки в один день — аж стыдно было.
Фат с помощью друзей отделался от своих школьных обязанностей скромнее — четверкой и тройкой.
Но чего стоили Фату эти дни!
Он похудел и сделался бледнее обычного, мотаясь по двенадцать часов в сутки между домом Дроли, татаркой и улицей Капранова. Однако был доволен собой и на судьбу не жаловался.
Ему повезло уже в первое одиночное дежурство.
От угла улиц Капранова и Салавата Юлаева до татарки он мотался, пока было еще светло. А в поздних сумерках захватил свой мешок и обосновался на прежнем месте, у дома № 8 по Степной.
Очередным гостем Дроли явился Банник. Банник, отсутствие которого мучило Фата с самого начала.
Опять, заметив смутную фигуру в конце огорода, Фат пережил минуты долгого напряжения, готовый схватиться и бежать изо всех сил в темноту, через огороды, через пустырь.
Но Банник с чемоданом в руках и в шляпе, надвинутой до бровей, двигался не так осторожно, как Толстый. Он прошагал под самым носом у Фата и не вошел во двор, когда открылась перед ним бесшумная дверца.
— Зачем ко мне? — сразу спросил Дроля.
— А откуда я знаю, что там дома у меня за месяц, — недружелюбно ответил Банник.
— Хвоста нет?
— Не фрайер… — огрызнулся Банник. — Новости какие?
— Завтра — новости… — Дроля взял у него чемодан. — Мог бы к Толстому…
— Некогда. Устал. Пока…
Банник повернулся и зашагал в сторону дальних выселков.
Дроля, скрываясь во дворе, буркнул в ответ что-то невнятное. Потом опять вышел, чтобы проверить, нет ли кого поблизости.
Фат при этом был почти спокоен: убежище его оказалось надежным. А следить за Банником не стоило: где они живут с Кесым, Фат знал давно.
Он терпеливо дождался, когда погаснет лампочка, пробыл в засаде еще какое-то время. Лишь на следующий день, в школе, он смог проинформировать Генку и Сливу о результатах своего дежурства.
Если Банник отсутствовал месяц — значит, его не было, когда погиб однорукий полковник. Значит, он ни при чем в этом деле.
В чемодане, который следовало отнести не Дроле, а Толстому, Банник привез либо краденое, либо какие-нибудь продукты для спекулянтов.
А Толстый, судя по всему, был чем-то вроде перевалочного пункта у базарных аферистов.
Кто он? Кто такие Купец и Гвардеец? Где мужик в телогрейке с разорванным хлястиком?..
Фат решил еще раз поболтать с Кесым. Генка и Слива предоставили в его распоряжение казну, и сразу после субботних уроков неутомимый Фат отправился разыскивать Кесого. А Генка и Слива медленным шагом, чтобы хоть немного удлинить свой путь, — домой, готовиться к очередным пятеркам.
На всегдашнем месте — в Детском парке — Кесого не оказалось. Возле кинотеатра его тоже не было.
Фат остановил нескольких пацанов: Кесого никто не видел сегодня.
Тогда, экономя драгоценное время, Фат направился в дальние выселки. Фат не любил менять решений…
Кесый одиноко сидел на завалинке под окнами своего дома и заметно обрадовался Фату.
Поздоровались.
— Откуда? — спросил Кесый.
— А, да так… — ответил Фат. — Мать посылала к знакомым. А ты чего дома сегодня?
Кесый помедлил, раздумывая, что бы соврать в ответ, но, видимо, слишком уж мучило его действительное положение вещей, сказал:
— Братан не пускает!
— Дома сейчас, что ли?
— Дома, гад… Пьет!
— Один?
— О-дин… — Кесый разозлился. — Мотнул куда-то утром — пришел как черт! По шее ни с того ни с сего надавал! От дома, говорит, ни шагу, засел — и глушит!
Свободолюбивый Кесый вздохнул.
— Генку тоже со Сливой отцы засадили, — сказал Фат.
— Да? — переспросил Кесый, словно бы оттого, что мучается не один он, жизнь показалась ему не такой уж беспросветной. — Родственники, называется… Но те хоть — интеллигенция, пионерия… А я — уркаган! И подчиняться каждому… Видно, не повезло где-то… — доверительно подмигнул он в сторону окон.
Жили Кесый и Банник одни, без родителей. Старуха соседка время от времени стирала им белье, а в остальном братья управлялись самостоятельно.
Банник иногда устраивался на работу, скорее всего — для виду, так как уже через два-три месяца работу бросал и опять жил «вольной» жизнью.
— Ему не повезло, а я в ответе. — Кесый выругался и презрительно сплюнул метров на пять от себя, через дорогу. — Хоть бы рублевка какая, мороженого пожрать…
— У меня найдется… — Фат пошелестел бумажками в кармане.
— Да? Выиграл? — опять оживился Кесый.
— Нет… Было одно дело… — с нарочитой таинственностью ответил Фат.
Кесый снова глянул на окна и тихонько выругался.
— Не займешь?..
— Трешник могу… Да ведь за мороженым надо аж в центр бежать.
— Ты — парень что надо! — обрадовался Кесый, сдвигая мичманку на затылок и распахивая телогрейку, как делал это в Детском парке, чтобы порисоваться флотской тельняшкой. Ударил Фата кулаком по плечу. — Я всегда знал, что ты не как эти, остальные. Не подведешь! Жаль, что с пионерией связался. А то б я — к черту Банника! Мы бы с тобой и так прожили! А? Может, подумаешь?
— Надо подумать… — сказал Фат.
— Этим бы я всем… — погрозил Кесый в сторону выселков, где жили его постоянные друзья. — Когда Кесый при башлях — Кесый друг! А когда Кесого на цепь посадили — ни одна собака не придет наведать!.. Давай трешку. По два хруста скинемся, сбегаешь в лавку, хоть за конфетами, что ли. А на остальное… Поиграем? — спросил он с надеждой.
Фат купил в выселковском магазине розовых «подушечек» на четыре с лишним рубля и поделил их с Кесым.
— А братяш ничего, если сыграем?
— Ничего! Мы «в пристенок» — не увидит! Да и что он может? Распсиховался, а я при чем?
Игра шла с переменным успехом: Фат то выигрывал десять копеек, то проигрывал десять.
Разговора тоже не получилось.
Фат лишь убедился, что Банник действительно уезжал куда-то на целый месяц. «По делу», конечно. Вернулся вчера, что и без того было уже известно Фату.
Больше ничего любопытного разведать не удалось.
Зато Фат расстался с «прикованным цепью» Кесым как самый задушевный его друг и обещал заглянуть на днях, если Кесый не появится в городе.
Короткий набег на татарку, а затем на угол Капранова и Салавата Юлаева оказался безрезультатным, как и дежурство у дома № 8 по улице Степной.
К тому же небо днем очистилось, и Фат вынужден был замаскироваться аж на пустыре, между кучами гниющих отбросов, бумажного мусора, пустых консервных банок и трухлявого дерева. Все это к лету сжигалось, но пока, разогретое апрельским теплом, источало такое зловоние, что стоило великого терпения выдержать в засаде до всегдашних двенадцати часов ночи.
А ранним утром в воскресенье Фат принялся думать, каким образом вытащить ему на волю Генку и Сливу, чтобы не упустить завсегдатаев толкучки.
Думать пришлось долго, но не напрасно.
Героическая драма и ее участники
