Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Татьяна Леонидовна Миронова
Настороженно и с любопытством кладоискатели наши огляделись. Но правую и левую руку от них вздымались высокие крепостные стены, а прямо перед ними в розовых лучах закатного солнца стояла нарядная вся («как именинница», — ахнул Ваня, «ишь ты! " — выдохнул Вася), величавая церковь о трех маковках. Белокаменная, стройная, она тянулась ввысь, к небесам. Несущие золоченые кресты, высокие главы ее, напоминавшие формой воинские шлемы, в закатном свете казались зажженным трехсвечником.
Сошел со звонницы долгий мелодичный звон колокола, — от неожиданности наши ребята вздрогнули, — и поплыл над лугом, на котором стояла дивная церковь, над деревянными с узкими прорезями окон домами, что лепились к крепостным защитным стенам. И вслед за первым колокольным звоном, вслед ему, нагоняя, зазвучал колокольный перезвон — благовест, сливаясь в торжественный, сердце сжимающий колокольный оркестр. На дорожках, ведущих в храм, появились люди в длинных темных одеждах.
— Монахи! Да много! — прошептал пораженный Вася.
Ваня кивнул ему в ответ. Говорить он не мог. Большой шершавый ком застрял в горле, на глаза навернулись слезы. Они были в Юрьевом монастыре! Ваня сразу это понял, но не в том Юрьевом, куда они с бабушкой, Верой Васильевной, и Васей третьего дня ходили на экскурсию, где давно уже, много лет как музей. Они были в Юрьевом монастыре, куда не доехал пропавший Митяй с грамотой от князя, где готовили жито и оружие для предстоящей битвы с Биргером. Они но ошибке, пройдя другим коридором подземелья, так и не сумели покинуть тревожный тринадцатый век, но остались здесь теперь уже без Мити и Прохора, а, значит, без языка и малейшей надежды на возвращение отсюда. Ваня крепко сжал Васино плечо, тот повернулся, и Ваня увидел две светлые дорожки, пробежавшие от глаз к подбородку друга, и понял Ваня, что и Вася все понял. Не сговариваясь, словом не обмолвившись, крутнулись друзья на месте, чтобы метнуться к спасительному подземному ходу, но дорогу им заступил высокий худой человек с реденькой русой бородкой. Как и все на этом монастырском дворе, он был в темной одежде.
— Отколѣ сде отрока два? — прогудел он громогласно. Подождал ответа, с удивлением взирая на немо застывших перед ним ребят. Взял их за руки. — Поидѣта къ игумену отьвѣчати.
Что им оставалось делать? Пришлось идти, и по пути Ваня все оглядывался, все усиленно соображал, что предпринять. Понятно было — надо бежать. Но куда? К подземному ходу дорога отрезана, на толстые стены монастыря им с Васькой не взобраться. Поймают. Может быть, притвориться немыми? А может, честно признаться, что они пришельцы из двадцатого века? Вот ведь и одежда на них сильно отличается от здешней. Ваня глянул на свои джинсы и обмер. В пылу бегства из поруба, когда они не разбирая дороги, продирались сквозь лесные заросли, Ваня не заметил, как в клочья разодрал и джинсы, и синюю в клеточку рубашку. А потом в подземном лабиринте разодранная и прожженная одежда покрылась глинистым рыжим налетом. Васины серые штаны и майка с красным спасательным кругом на груди были не в лучшем виде. Попробуй теперь докажи, что это одежда будущего. Так что же делать? Все кончилось для них. Ничего сделать они уже но могли.
Монах подвел мальчиков к высокому крыльцу деревянного дома, легонько подтолкнул их вперед и вслед за ними пошел в чистую горницу с приземистой глиняной печью, лавками и большим столом, застеленным белой вышитой скатертью. Монах с поклоном перекрестился на иконы. Ваня и Вася неловко повторили вслед за ним.
Возле окна стоял и глядел во двор седобородый человек в такой же темной, как у их монаха, одежде, и был крест на его груди, да не простой, с грубой медной зернью, а богатый, украшенный витой серебряной нитью.
Приведший их монах почтительно, но сдержанно поклонился:
— Приими, отче игумене, отрока два, яже обретохъ я у ходьбища на Чудиновьскую слободу. Да роспроси отрока, молю тя, отче.
Ясные спокойные глаза игумена с минуту пристально рассматривали незадачливых беглецов. Мягко и напевно игумен спросил:
— Отколѣ пришла еста отрочата?
Вася, пригнув голову, спрятался за Ванину спину. Ваня заморгал глазами, соображая, что ответить, и вдруг выпалил затверженное совсем недавно:
— Иванка кузнеца есвѣ сыны, — он запнулся, по тут же добавил: — Чудиновьской слободы кузнеца сыны.
— Како звати тя? — продолжал расспросы игумен.
— Иванъ, — с готовностью ответил Ваня. Он напрягся, чувствуя, что больше сказать по-древнерусски ни слова не может.
— А тебе, отроче, како звати? — обратился игумен к Васе.
Вася, опомнившись и испуганнно глянув на игумена, пробормотал:
— Василии, отче. — И вдруг, собравшись с духом и с мыслями, зачастил: — Изгорѣла есть слобода и домы изгорѣли суть и имѣние все.
Он остановился, лихорадочно припоминая Путятины слова, и вновь пустился в объяснения:
— Нынѣ слобожане много добра истеряли суть, не послушали бо добраго слова, яко не годѣ летось жировати въ домехъ, а жити по полю. Плачь великъ бысть. — Вася судорожно вобрал в себя воздух, и, понимая, что это все, что они могли сказать, всхлипнул от бессилия: — А я съ братомь бѣжалъ изъ пожара, да въ монастырь, отче, пришелъ.
В горнице воцарилось молчание. Игумен продолжал испытующе рассматривать оборванных, вымазанных копотью и глиной мальчишек.
— А кто есть вамъ ходьбище показалъ?
— Митя, — растерявшись от непредвиденного вопроса, нечаянно обронил Ваня.
— Митяи? — быстро и встревоженно переспросил игумен и наклонился к детям. — Кдѣ нынѣ, есть Митяи? Везеть ли мнѣ грамоту оть князя?
— Погыблъ есть Митяи, — вспомнил последнюю речь Путяты Ваня и добавил, старательно подбирая слова: — А грамоту истерялъ есть.
Игумен перекрестился, тяжело вздохнул:
— Вѣдаета ли словеса сеѣ грамоты?
Ваня поспешно кивнул, затараторил врезавшиеся ему в память слова грамоты:
— Поклонъ игумену Арсению отъ Вышаты. Пришли книгы князю съ Митяемь. Князь идеть брати дань въ слободу. Буди ти вѣсто, яко приде на Неву Бирьгеръ ратью и хоцеть воевати Новгородъ. А князь Олександръ събираеть воиско. А тебе, отче игумене, просить: пришли подъводы съ житомь и меци и кольцюгы.
Ваня оторопело замолчал, он сам не верил, что смог вспомнить грамоту слово в слово.
Игумен помолчал, еще раз горестно вздохнул, положил ребятам руки на головы:
— Отче Феодосие, накорми отрочата и одежю дай. Да веди къ брату Сергию.
В узкой комнатке, куда привел ребят отец Феодосии, которая по-монастырски называлась кельей, стояли
