Александр Сытин - Контрабандисты Тянь-Шаня
Лошади так чутко заботились о равновесии, что каждый всадник чувствовал, как его конь качается под ним из стороны в сторону. В полном молчании, шаг за шагом красные чапаны пробирались друг за другом над пропастью. Как будто яркие красные цветы нависли на серых скалах.
Саламатин, не спускавший глаз с Ибрая, неотступно следил за ним. Но в одном месте, где дорога стала шире, Ибрай проехал вперед. Скоро тропа раздвоилась. Одна пошла белой полосой вверх, карабкаясь чуть ли не по отвесной стене, другая — прямо. Кондратий хотел посмотреть, что делается в отряде, и на широком месте отстал.
— Наверх, туда надо! — отчаянно закричал Алы, обращаясь к нему.
— Сто-ой! — скомандовал Кондратий.
— Туда не надо, туда нехорошо, — продолжал кричать Алы, — вверх надо!
Он заволновался и стал путать русские и киргизские слова. Передние всадники не могли слышать приказания командира полка, но почему-то остановились.
— Что там такое? — закричал Кондратий.
— Река, ничего не слышно! — заорал всадник впереди и оглянулся.
— Юмиркан! — закричал Кондратий.
Ответа не последовало. «Засада, — мелькнуло в голове Кондратия. — Начнут сверху бить, — пропали!» Он хотел проехать вперед, но его опередил Саламатин.
Пограничник был убежден, что Юмиркан что-то натворил, потому что он пропустил его вперед. Мысль о том, что товарищи его могут погибнуть из-за его оплошности, обожгла Саламатина как огнем. Он рванул коня за повод и съехал с тропы вниз. Конь скачками прошел по острым камням. Щебень посыпался вниз из-под копыт, но конь, как дикий зверь, выскочил на тропу. Саламатин увидел, как Юмиркан полез вверх по тропе.
— Стой! — закричал Саламатин и взялся за клинок.
Стрелять было нельзя, так как кони и без того дрожали всем телом, еле удерживаясь над бездной.
— Почему там стоят?
— Не знаю, — ответил Ибрай.
— Там дорога есть?
— Конечно, — подтвердил контрабандист.
— Не врешь? Наступи ногой, если правду говоришь! — сказал Саламатин и, достав из кармана, бросил на землю сухарь.
Лицо Ибрая сделалось совсем желтым. Он присел, загородился от удара конем, потом бросился в кусты и полез вверх по тропе.
— Пропали, пропали! — закричал Саламатин и тронул коня. — Вперед!
Он уже почти догадался, в чем было дело. Он знал, на какой риск идет, но о себе больше не думал. Он считал себя виновным во всем. Он хотел приблизиться к впереди стоящим, но сверху показалось лицо Ибрая, и вслед за тем на тропу упал камень. Конь испуганно бросился вперед. Саламатин бледно улыбнулся. Теперь он знал, что погиб. Кондратий прорвался вперед так же, как Саламатин, и приблизился.
— Ты чего стоишь?! — закричал он в спину Саламатину.
Впереди что-то кричали. Спина Саламатина дрогнула, потом Кондратий еле услышал глухие слова:
— Товарищ командир, пропадаем.
— Почему стоите?
— Впереди дороги нету! — ответил Саламатин.
— Как нету? — в ужасе закричал Оса.
— Оборвалась тропинка. Нету. Завел проклятый!
— Поверни назад!
— Нельзя, конь дрожит, узко!
— Подождите, сверху веревки спустим.
— Нельзя, скала над нами, веревки вперед уехали.
Оса с холодным отчаянием поглядел вверх и погнал коня. Секунду он висел вместе с конем над пропастью, но взобрался туда, куда скрылся Ибрай. Однако уже было поздно. Передовой всадник доехал до конца тропы и увидел гибель. Карниз обрывался. Дальше, шагов через сто, снова начиналась тропа, но прямо впереди была отвесная стена. Повернуть назад было нельзя. Прямо под ногами была бездна. Над головой навис утес, и веревки сверху ждать было нечего. Прошло несколько минут. Истомленный смертной тоской, пограничник приложил ладонь ко рту и прокричал назад:
— Дороги нет.
Вот этот-то ответ и дошел до Кондратия.
— Эй, смотри наверх, — раздался голос сзади.
Наверху показалась голова Ибрая.
— Ну, как, будешь контрабандистов ловить? — сказал предатель.
Пограничники молчали. Кони дрожали всем телом.
— Эх, вдарить бы его, — сказал передний.
Он шевельнулся в седле и вместе с конем сорвался в бездну. Конь и всадник мелькнули в воздухе и исчезли, только протяжный крик прозвенел в стороне от тропы.
— Пропал! Пропал! — раздались отчаянные крики, и вторая лошадь нелепо прыгнула вместе с седоком.
Ибрай смотрел и смеялся. Потом сказал:
— Прощай!
Видно было, что он сейчас уйдет.
— Ну, все равно. Не хотел я коня пугать, — Сказал третий всадник.
Он вскинул винтовку. Треснул короткий выстрел. Тело Ибрая тяжело пролетело сверху, а за ним прыгнула обезумевшая лошадь и увлекла с собой стрелка.
— Колька, — кричали Саламатину сзади, — слезай через круп.
— Нешто попробовать?
Он один остался живым из всех въехавших в западню Ибрая.
— Слазь, черт, назад! — повелительно кричали сзади. — Очумел?
Саламатин вынул ноги из стремян и пересел на круп лошади. Потом он быстро спрыгнул на землю и удержался на скользкой тропе, схватившись за хвост коня.
— Стой, стой! Куда?! Э-эх, голова закружилась! — закричал он вслед коню.
Конь без всякой видимой причины сорвался вниз. Отряд уже был наверху. Изнемогающему Саламатину сверху бросили веревку. Его посадили на запасную лошадь, и все в молчании двинулись дальше.
Вдруг Кондратий остановил коня. Навстречу шагом плелся какой-то всадник.
Когда он приблизился, несколько голосов закричало от изумления:
— Будай, Будай!
Всадник приблизился. Он еле ворочал языком.
— Как ты нас догнал? — спросил Кондратий.
— Напрямик, — отвечал Будай. — Я помнил твой Маршрут, Кондратий, я загнал трех лошадей и не ел два дня. Я приехал предупредить вас. Сейчас же прикажи задержать проводника из Фрунзе.
По лицу Кондратия прошла судорога.
— Что ты молчишь? — тупо спросил Будай.
— Он завел нас на оборванную тропу. Трое пограничников погибли, — отвечал Кондратий.
— А какой он был из себя?
— Такой: лицо широкое, борода будто приклеенная, — сказал ближайший красноармеец.
— Ростом высокий?
— Высокий!
— Кондратий, — печально сказал Будай, — из Фрунзе проводник привез пакет, но проводника убили. С вами поехал Ибрай. Ты здесь. недавно и не мог его знать. Ибрай работал на другом участке. Его ловили лет десять.
— Антоний, прочти, — сказал Кондратий и протянул своему другу бумагу.
Будай прочел ее и опросил:
— Что же ты теперь будешь делать?
— Сдам тебе командование и поеду назад, — печально сказал Кондратий. — Я буду ожидать твоих приказаний.
— Ты их можешь получить сейчас, — ответил Будай. — Я приказываю тебе быть во главе отряда и довести дело до конца. Я поеду с тобой.
Глаза Кондратия сверкнули гордостью. Он благодаря но пожал руку Будая.
— Но только прежде накорми меня, а то я издохну, — закончил Будай и покачнулся в седле.
— Слезай! — протяжно скомандовал Кондратий и, понизив голос, добавил, обращаясь к Джанмурчи: — Возьми пять человек и поезжай искать трупы. Мы сделаем дневку.
Глава II. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Прошло еще несколько дней. Отряд затерялся среди необозримых лугов и ледников Небесных Гор. Взошло горячее солнце. Обжигающие горные лучи сразу залили светом бивуак. Под маленьким холщовым навесом, чтобы ночью снег не падал на людей, вплотную лежали пограничники. Оса блаженно опал на потнике, подложив деревянное киргизское седло под голову. Каждый раз он раздевался до белья и укутывался тулупом. Ниже по бугру под кошмой спали Джанмурчи и Алы. Проводник всякий раз сам стлал кошмы, седлал обеих лошадей и держал себя, как слуга.
— А вон с горы часовой камушки пущает, — проговорил пограничник, открывая глаза.
Дневальный на вершине сбрасывал от скуки камни, и желтый прах горел золотым дымом под лучами восходящего солнца.
— Вставай, пять часов! — закричал сверху дневальный.
— Рры! — отвечал пограничник.
Он открыл глаза и смотрел в синее небо. Избыток сил не давал ему покоя. Не желая вставать, он просто перекатился через всех спящих и покатился под бугор. Воркотня и проклятия посыпались ему вслед, но он накатился на Алы и Джанмурчи.
— Вы, арыки, белеки рры! — И, нырнув под кошму, он поднял такую возню, что все трое вместе с кошмами покатились по откосу вниз.
— Га-га-га! — хохотали проснувшиеся, глядя сверху на катившийся тюк, из которого мелькали голые ноги и руки.
— Саламатин, черт, раздавай мясо! — закричал Оса.
— Сейчас, — раздался из катящегося тюка придушенный голос.
Кошмы развернулись. Трое голых с хохотом побежали одеваться.
— Седлать коней, грузить вьюки! — весело закричал Оса, и маленький лагерь ожил.
Торопливо разбирали седла и потники, на которых спали. Кто-то стал свистать так, что в ушах звенело; издали гнали стреноженных коней. Они отдохнули за ночь и теперь бодро ковыляли спутанными ногами к лагерю.
