Александр Сытин - Контрабандисты Тянь-Шаня
Дорога шла по ровному берегу Иссык-Куля, и Оса старался выиграть время. С первыми лучами рассвета отряд двинулся вперед и останавливался только в глубоких сумерках. Безотрадные глиняные пространства тянулись цветными полосами. Голые холмы, лишенные всякой растительности, дымились белой или красной пылью. Справа унылое соленое озеро неподвижно млело под жгучим солнцем. Палящим зноем дышали молчаливые холмы. Здесь не было даже птиц. Местность была настолько однообразна, что казалось, будто кони топчутся на одном месте. За четырнадцать часов непрерывной езды всадники дошли до полного изнеможения. Сперва они пели песни, потом пробовали рассказывать анекдоты. Ночевали на пыльной траве. Через два дня однообразного пути по раскаленной пустыне все надоели друг другу. Каждая шутка встречалась грубым, хриплым ответом, похожим на рычание. Казалось, никогда не окончится эта дорога.
Едкая удушлива пыль целый день окутывала всадников. Усы и брови были словно седые. От пота по лицу растеклись грязные полосы. Оса останавливал, отряд. Люди и кони, как ошалелые, спешили в воду. Через час пути пот снова выступал, и рослые, испытанные бойцы томились, проклиная все на свете. Убогие деревушки с жалкими зелеными посевами, полузаброшенные чайханы оставались в стороне. Оса не хотел обнаружить свое присутствие. Он знал, что по всей долине рыщут шпионы Байзака. На пятый день дорога пошла в гору. Холмы стали подыматься все выше и выше. Подъемы и спуски стали круче, но по-прежнему всюду была глина. Копыта коней вязли в пыли. Дорога шла в сторону от воды. Как-то на заре стало видно позади огромное синее пространство. По нем плыли облака, и местами были видны темные полосы, протянувшиеся от черных туч. На Иссык-Куле шли проливные дожди. Снеговые горы надвинулись и поднялись чуть не до зенита. Пронзительный ледяной ветерок охватывал разгоряченных людей.
— Тьфу, бисова ерунда: в рубашке холодно, в чапане жарко, — ворчал кто-то, торопя коня.
Однако через полдня пути отряд достиг предгорья, и всем пришлось надеть теплые чапаны. Оса взял для похода халаты, отбитые у контрабандистов. Он был крайне бережлив. Кроме того, пограничники в красных халатах с вьючными лошадьми в поводу издали имели вид контрабандистов. Это было выгодно; в случае встречи противник до последнего момента не знал бы своей ошибки. Еще через два дня подъема стало холодно. Рядом с густой высокой травой лежал снег. Нежная сиреневая пятилистка, ослепительно желтые подснежники и белые пятна эдельвейса стлались на проталинах. Внизу шумел Нарын. Река и дорога неустанно боролись между собой. Иногда дорога уступала. Она поднималась на целую версту, потом упрямо сбегала к берегу и шла по ущельям, прорытым водой.
Отвесные горы сдвинулись. Река, зажатая скалами, загрохотала. Чахлые желто-зеленые сосны, как свечи, стояли по обрывам. Смолистый кустарник, цепляясь за камни, спускался куда-то вниз. Веками пробитая тропа сворачивала перед каждой глыбой. Она пересекала реку, взбиралась зигзагом на скалы, терялась глубокими выбоинами между камней. Потом ущелье сделалось шире. Ржавый оранжевый ручей с ярко-желтыми цветами по бережку побежал по долине рядом с рекой. Серебряные лохматые кусты непроходимой колючей изгородью преградили дорогу. Тропа поднялась. Грохот реки остался где-то внизу. Всадники в красных халатах подтягивались и догоняли друг друга. Очи мелькали один за другим между утесами и спускались, вися друг у друга над головой. Тропа сбежала к реке, и красные халаты заалели на снегу. Грязный снеговой наст в несколько метров высотой накрыл реку от берега до берега. Вода билась и шумела под льдом в промытых скалах.
— Если бы мне кто сказал, что сейчас июль, я плюнул бы ему в глаза, — проговорил Оса, перебирая повод посиневшими пальцами.
— Купаться будем, — робко заметил кто-то. — Снег-то провалится.
Оса спокойно встал. Люди приближались, выныривая из-за утеса. Кони щипали траву, пока спешенные всадники поджидали остальных. Луговые цветы, похожие на жасмин, росли возле снега. Огненные маки просвечивали на солнце высоко впереди на бугре. На зеленых стеблях как будто горело пламя, то оранжевое, то желтое.
— Куда они, к дьяволу, подевались?
Кондратий сел на коня и, не спеша, направил его прямо на снег.
— Скорее ты, черт! — где-то послышалась брань, и показались последние верховые. Они приближались и с сомнением смотрели на гору рыхлого снега.
— Поезжай!
— Поезжай сам! В пещеру провалимся!
— Командир, подожди, будем класть попоны! — закричал Джанмурчи.
Оса даже не оглянулся. Алы погнал коня за ним. Оса провалился по грудь вместе с конем и несколько раз ударил его по голове плетью. Джанмурчи закричал от страха. Конь забился, выскочил на ледяную кору и через несколько шагов выбрался на твердую землю. Оса и Алы беззаботно улыбались. Сзади медленна двигались остальные. Они расстилали чапаны, кожухи и попоны по снегу, проводили коней и проходили сами. Через полчаса отряд перебрался и тронулся дальше.
Тени столпившихся гор темными покрывалами заволакивали ущелье. Высоко в небе догорал бледной зарей день. Оса остановил отряд на ночевку. Красноармейцы получили по горсти сухарей и стали готовиться ко сну. Расседланные лошади были выпущены на траву и разбрелись. Цигарка дневального горела огненным глазом. Истомленные люди спали на мокрой земле, завернувшись в халаты и кожухи.
С наступлением утра всадники потянулись гуськом по узкому гребню хребта над глубоким ущельем. Слева снизу ярко светило восходящее солнце. Оно освещало красными лучами фыркающих коней и толстых от халатов, похожих на красные комья всадников, горело на торчащих стволах винтовок. На той стороне узкого ущелья стеной вздымался массив. Где-то в глубоком тумане глухо шумел Нарын. Туда не проникали утренние лучи солнца. Тени всадников и коней протягивались через бездну, и по отвесу скал двигались одна за другой гигантские четкие фигуры. Привычные кони спокойно шли над дымной от тумана пропастью, осторожно ступая по темным от сырости, скользким камням. К полудню ущелье расступилось и стало глубже. Всадники двигались поперек ската щебня. Гора влево подымалась так высоко и круто, что вершины не было видно. Спереди раздался тихий свист. Это был сигнал об опасности. Всадники осторожно смотрели под ноги лошадям. Веками поперек ската проходили стада и караваны. Щебень сползал, и от времени образовалась плотно убитая тропа. Местами она обрывалась. Тогда сверху полоса щебня плыла каменным потоком. Скат кончался обрывом. Лавина камней дробно стучала по утесам. Из-за обрыва шумел, как из берлоги, невидимый Нарын. Кони останавливались перед каменным ручьем, потом, решившись, перебегали. Они перебирали ногами, как на карьере, но еле успевали выбраться на тропу.
Вдруг в середине отряда раздался вопль. Седок и вьючная лошадь не успели выскочить на дорогу. Их понесло. Пограничник закричал и спрыгнул с коня. Гравий набежал ему по колено. Человека и обоих коней потащило к обрыву. Все трое отчаянно бились, но чем быстрее кони перебирали ногами, тем скорее двигались камни.
Режущий ухо переливный свист трелями прорезал грохот реки, выходивший как будто из-под земли. Веревка плавными петлями развернулась в воздухе и хлестнула на дымные от пыли камни. Пограничник схватил веревку. Теперь, когда он всей тяжестью висел на веревке, его походка стала легкой и ноги почти не погружались в гравий. Забыв о себе, он бросился к коням. Одна за другой, распластываясь в воздухе, летели сверху веревки. Пограничник обвязал за шею одного коня, потом другого. Он чуть не опоздал. Теперь все трое были на самом краю пропасти.
— Товарищи, братцы, коней не бросьте! — с отчаянием кричал он, глядя вверх на тропу.
Веревки натянулись, как струны. Черные от пота кони с дикими усилиями били ногами. Десяток спешившихся людей тянул веревки.
— Га-га-га! Што, напустил цикорию?
Суровые лица смотрели сверху и приветствовали неудачника такой бранью, что, вероятно, лошади покраснели бы, если бы поняли. Пограничник выбрался на тропу и отряхивался от пыли. Сейчас же за ним вытащили коней.
— А конь-то, гляди, лопнет! Ишь ты, запыхался!
Коричневые, загорелые всадники с яркими синими глазами хохотали и перемигивались. Под шуточки и прибаутки отряд тронулся дальше. Однако через полкилометра стало еще хуже, и смех замолк. Узенькая твердая тропа была наклонена к пропасти и чуть присыпана песком. От этого она была скользкой. Снова спереди, оттуда, где ехал Кондратий, раздался свист. Теперь каждая ошибка была бы непоправимой.
Лошади так чутко заботились о равновесии, что каждый всадник чувствовал, как его конь качается под ним из стороны в сторону. В полном молчании, шаг за шагом красные чапаны пробирались друг за другом над пропастью. Как будто яркие красные цветы нависли на серых скалах.
