Страна желанная - Илья Яковлевич Бражнин
Старый лесной объездчик был давним другом Шергина. Его небольшой домик стоял в лесу неподалёку от Шергинской сторожки. Жил дед Назар одиноко. Происходил он из крестьян Пинежского уезда и до сих пор любил при случае ввернуть в разговоре, что «Пинега с Питером под одним литером», хотя из родных мест ушёл более сорока лет тому назад. Говорили, что ушёл он не по своей охоте, а не поладив с начальством. Местный исправник на весенней пинежской ярмарке цапнул у охотника, привёзшего на ярмарку меха, несколько лучших песцовых шкурок. Ограбленный охотник не посмел перечить начальству, но за него вступился бывший под хмельком Назарка Маслин. Он выхватил шкурки из рук исправника и перекинул хозяину. Исправник за такой дерзостный поступок приказал схватить Назарку и выпороть. Но Назарка в руки стражников и понятых не дался, сильно потрепал одного из стражников и, грозясь «поломать кости» самому исправнику, скрылся в лес. Исправник, давно точивший нож на строптивого парня, обрадовался случаю и создал дело о «буйстве при публичном торгу, увечьи стражника при несении служебных обязанностей и сопротивлении законным властям». Он приказал «всенепременно схватить того Назарку Маслина, как он выйдет из тайболы», угрожая на этот раз отправить его «при надлежащем деле прямо в Архангельскую губернскую тюрьму, где и сгноить его».
Назарка расчёл, что теперь ему уже не житьё на Пинеге и вовсе ушёл из родных мест. После этого он скитался по необъятной Архангельской губернии более двадцати лет, побывал за это время в далёкой и богатой Ижме, ловил навагу под Кемью, бил тюленя на Зимнем берегу Белого моря, ходил покрутчиком на тресковый лов, белковал в бескрайних архангельских лесах.
С годами Назарка поутих нравом и полюбил лесной мир. Стал он уже Назаром, потом Назаром Андреевичем, после и дедом Назаром. Родных своих он мало-помалу растерял и позабыл, своей семьёй не обзавёлся, а так и остался жить бобылём на белом свете.
На Приозерской дед Назар появился лет восемнадцать тому назад, да так и остался тут, поступив на службу в лесничество. С лесником Шергиным они сразу и крепко подружились, и эта дружба, основанная на сходности непокорных и гордых характеров, осталась навечно крепкой и нерушимой.
В Шергинскую сторожку дед Назар заходил в любое время и с делом и без дела. Часто появлялся он и в отсутствии лесника, чтобы проведать Глебку и приглядеть за ним. Поэтому Глебка не удивился, когда, проснувшись, увидел хлопотавшего в сторожке деда Назара. Бормоча что-то себе под нос, дед ковырял топором пол за печью. Потом отложил топор, побежал в угол, где висели книжные полки, снял с полки стопку книг и потащил за печку.
— Ты чего, деда? — спросил Глебка, сбрасывая с себя старый тулуп, которым был укрыт, и спуская ноги с лежанки. — Ты чего там хоронишь?
— А-а, проснулся, — откликнулся дед певучим северным говорком и, понизив голос, спросил:
— Отец-то, как вчерась поезжал, ничего особенного не наказывал?
— Как же, — встрепенулся Глебка. — Наказывал ждать беспременно. Сказал, что скоро воротится.
— Скоро? — дед Назар как-то неопределённо растянул это слово и смущённо заморгал глазами. — Вот уж и не знаю, парень, как оно теперь скоро-то получится. Станцию, вишь ты, заморские паразиты и белогады взяли. Мы уже, значит, с тобой теперь за фронтом у их в тылу. Да, брат.
Дед Назар сокрушённо помотал маленькой седой головой и поспешил с книгами в угол за печку. Проводив его глазами. Глебка увидел, что широкая половица в запечном кутке поднята и в открывшийся тайник дед укладывает снятые им с полки книги.
Глебка сидел на лежанке растерянный и ошеломлённый. Что же это такое? И станция взята и они за фронтом теперь? А как же будет с возвращением отца?
Глебка вскочил на ноги и стал поспешно одеваться. Он кинулся к деду с расспросами. Но старик и сам знал немного. Он смог только ещё раз повторить, что интервенты и белогвардейцы уже взяли станцию и продвинулись вперёд по направлению к станции Емца.
Глебка слушал деда Назара удручённый, так как не мог себе представить, что теперь будет. Он стоял возле печки за спиной деда Назара и смотрел на бурые морщинистые руки, укладывающие в тайник за печкой отцовские книги. Вид этих книг вывел, наконец, Глебку из оцепенения. Он знал, как бережно отец относился к книгам, и не понимал, почему дед Назар затискивает их теперь под пол.
— Ты зачем книги берёшь? — спросил Глебка, нахмурясь.
— Затем, чтобы отцу твоему, ежели он воротится, головы не сняли, — проворчал дед. — Да за один замах и тебе тоже.
Он уложил в тайник одну пачку книг и притащил другую. Обложка верхней книжки отлетела, и Глебка увидел портрет человека с могучим выпуклым лбом, глядевшего прямо Глебке в лицо улыбающимися, чуть прищуренными глазами. В уголках этих удивительно живых глаз лучились тонкие морщинки.
Дед Назар долго всматривался в портрет, потом перевёл взгляд на подпись и, пришёптывая, прочёл: «Товарищ Ленин — вождь мирового пролетариата».
Дед Назар тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал, не спуская глаз с портрета:
— Так. Значит, опять в подпол, как до семнадцатого года.
Он поднял с полу обложку книги, бережно прикрыл ею портрет и, кладя в тайничок, добавил.
— Ну, что ж. До времени ведь.
Дед сложил в тайничок все книги и брошюры, какие были на полках, потом поставил половицу на место и старательно забил и заровнял её. После этого он притащил из сеней удочки, старое ведро, ещё какую-то рухлядь и кинул поверх закрытой половицы за печку. Покончив с тайничком, дед внимательно оглядел сторожку. Теперь, когда не было книг, пустые полки резко бросались в глаза, и, подумав, дед взял топор, оторвал полки и унёс с собой.
Через час он снова заглянул в сторожку и сказал:
— Ты б, Глебка, на деревню лучше пошёл.
— Зачем я пойду на деревню? — сказал Глебка, сам не зная, что делать. — А вдруг батя придёт?
— Отец сейчас сюда не полезет, в лапы к этим, к камманам, — сказал дед. — Он же понимает, что к чему. А вот сюда гости непрошеные могут и пожаловать. Ещё тебя начнут про отца пытать. А в деревне, вишь ты, народу много. Там никто этакого мальца не заметит.
Глебка колебался. Дед Назар сказал уже сердито:
— Ты, слышь, не дури, парень, не противничай. Потом воротишься. А сегодня тут
