Александр Власов - Белый флюгер
— Не горячись. Может, дело какое… Чего, братки, надо?
Передний матрос поманил его пальцем:
— Подойди-ка поближе.
— Не ходи! — крикнула мать.
Отец не послушал её — прихрамывая, подошёл вплотную к матросам.
— Давно хромаешь? — спросил тот, что постарше.
— С девятнадцатого.
— Документов, ясно дело, нет?
— Какие документы… Погорельцы мы. Штанов запасных не осталось… Имеется бумаженция про ногу. Хотите?
Отец вытащил из кармана испачканную мятую справку о ранении. Матрос не взял её и снова усмехнулся.
— Обеднел? На хорошую фальшивку деньжат не хватило?
— Путаешь ты что-то, — спокойно сказал отец. — Бумага неказистая на вид, а подлинная.
— Ясно дело! Подлинная! — Матрос подмигнул своему товарищу. — Погляди-ка, нет ли у них воронёных документов.
Второй матрос, молодой, коренастый, быстро обшарил отца, шагнул к матери, протянул руки к карманам вязаной кофточки и тут же отшатнулся, получив увесистую пощёчину.
Федька с Карпухой захохотали. Они знали руку матери. На щеке матроса разгоралось алое пятно. Он стоял в нерешительности и моргал глазами.
— Ловка больно!.. А ну как я приложу?
— Попробуй!
— Ладно, оставь её! — сказал старший матрос, сдерживая улыбку. — Вот у того шкета посмотри.
В кармане у Федьки лежал игрушечный пистолет. «Глазастый! — с уважением подумал мальчишка. — Сразу приметил!» Молодой матрос вывернул Федькин карман и несколько раз подбросил на ладони деревянную игрушку.
— Хорош!
— Давай меняться! — предложил Федька и цапнул матроса за кобуру.
Тот поспешно отпихнул руку мальчишки.
— Ну и семейка! — не вытерпев, рассмеялся старший матрос. — Отдай ему пушку. Пошли!
— Куда это? — на высокой ноте спросила мать и подбоченилась.
Старший матрос в упор глянул на неё.
— Позабавились — и хватит! Язык, а особо руки, держи на привязи. Пошли!
Мать знала, когда нужно уступить. Она не сказала больше ни слова.
Всю семью под конвоем провели мимо будки, из которой выглядывал с любопытством и сожалением старик железнодорожник.
— Никак нас заарестовали? — озорно сказал Федька. — Во здорово!
Младший брат Карпуха оглянулся.
— Мы что — арестанты?
Матрос не ответил. Тогда Федька направил на него игрушечный пистолет:
— Говори!
— Отберу! — пригрозил матрос.
— Попробуй! — подражая крикливому голосу матери, ответил Федька и попросил по-хорошему: — Ну скажи! Что тебе жалко?
— Вы подследственные.
Карпуха недоумённо и разочарованно посмотрел на брата.
— Чего это он болтнул?
— Откуда я знаю!
Карпуха повернулся к матросу и показал ему язык.
— Сам ты п-последственный!
За железнодорожной будкой в тупичке стояла ручная дрезина.
— Полезайте! — приказал старший матрос.
Федька присвистнул от радостного удивления. Мальчишки мигом вскочили на деревянную платформу. На такой машине они ещё никогда в жизни не катались.
— Куда вы нас тащите? — спросил отец. — Разобрались бы на месте.
— Прекратить!
Вшестером было трудно уместиться на маленькой дрезине. Задержанные уселись кое-как. Матросы сбросили бушлаты и взялись за рукоятки ручного привода. Один толкнул рукоятку вниз, у другого рукоятка пошла вверх. Потом наоборот. Так качают воду ручным насосом.
Дрезина двинулась.
— Быстрей! Быстрей! — прикрикнул Федька и начал командовать: — Раз-два! Раз-два!
Матросы молчали. Дрезина доехала до стрелки, вышла на основную колею и, постепенно набирая скорость, помчалась в сторону Петрограда.
Дорога шла осенним лесом. Изредка деревья расступались. На прогалине показывались и уносились назад деревянные домишки. Многие были заколочены. На окнах и дверях чернели скрещённые доски. Эти кресты вычёркивали дом из списка жилых. Война, голод и разруха выгнали людей из родных мест.
Дрезина, преодолев небольшой подъём, ринулась вниз ещё быстрее. Чаще затарахтели колёса. Платформу стало подкидывать на стыках.
Карпуха ущипнул брата и глазами указал на бушлат. Федька взглянул и в изумлении пощёлкал языком. Из кармана торчала граната-лимонка. С каждым разом, когда дрезину подбрасывало на стыке, граната всё больше и больше высовывалась из кармана. Федька подцепил бушлат ногой и подтащил его к себе. Рука сама потянулась к гранате, и тяжёлая рубчатая лимонка очутилась в Федькиных пальцах.
— Положи назад! — раздался строгий голос матери.
Младший матрос выругался и, круто повернувшись, выхватил у Федьки гранату.
— Ух, сорванец!
Он вытер рукавом тельняшки мокрый лоб.
— Испугался? — ухмыльнулся Федька. — А ещё матрос!
Спуск кончился. Опять начался некрутой подъём. Дрезина пошла медленнее. На спине старшего матроса проступило сырое пятно.
— Давай подменю? — предложил отец.
Матрос ещё раз десять нажал на рукоятку, — видимо, раздумывал, соглашаться или нет, и наконец кивнул головой:
— Валяй.
Младший матрос краешком глаза покосился на мать. Она поняла этот взгляд.
— Не жди! Я тебе не батрачка! Взяли — ну и везите! Ещё и обратно повезёте.
— Ты нас попроси! — сказал Федька и, не дождавшись ответа, взялся за рукоятку справа от матроса.
Карпуха подошёл слева. Теперь они втроём нажимали на рычаг, а отец был напротив. Когда они выпрямлялись, отец наклонялся. Потом он стоял прямо, а они кланялись ему.
Федька улыбнулся:
— Молимся, как в церкви!
— Если до Питера, то до кровавых мозолей домолимся! — отозвался отец.
— До Рамбова, — пробурчал матрос.
В ОРАНИЕНБАУМЕ
Ораниенбаумская ЧК размещалась в каменном доме на первом этаже. Одна комната служила камерой предварительного заключения. В двух других работали сотрудники. А четвёртую, самую маленькую, занимал Василий Крутогоров — рабочий Обуховского завода. Ему поручили руководить чекистами в Ораниенбауме.
Работа была незнакомая. Сам Крутогоров считал, что он совсем не подходит к этому тонкому делу. Какой из него начальник чекистов?
Хлопот хватало. Ораниенбаум в военном отношении — место бойкое. Тут и форты близко, да и до Кронштадта рукой подать. Приходилось и дворцы охранять, и со спекулянтами и самогонщиками бороться, и главным образом — очищать от тайных врагов сухопутные и морские подступы к красному Питеру. А попробуй-ка разберись, кто друг, а кто недруг?
У Крутогорова в толстой папке всяких документов в самом низу лежала прошлогодняя ориентировка на бывшего садовника с Елагина острова Самсонова и его семью. Год назад документ изучили все работники Ораниенбаумской ЧК и знали хорошо, но теперь кое-какие детали позабылись. Лишь Крутогоров помнил, что в бумаге не было приказа арестовать Самсоновых — просили сообщить в Петроград. Вот почему Крутогоров нахмурился, выслушав доклад старшего матроса о задержании на полустанке четырёх лиц, похожих по приметам на семью Самсоновых.
— Давай их сюда! — недовольно потребовал Крутогоров.
Старший матрос потоптался на месте.
— Василий Васильевич… Если не то — не взыщи!.. Похожи очень: и четверо, и хромает он, и погорельцы… Вначале, как увидел их, я бы голову отдал — они, и всё! А потом…
— Что потом?
— Не то как-то… Баба лютует, а парень один — бесёнок настоящий! И второй — тоже хорош… Если б что — разве б они так в чека ехали? А тут — чуть не с песнями!.. Так что не взыщи, если…
— Взыщу! — прервал его Крутогоров. — За то взыщу, что память дырявая!.. Кто сказал — задержать?.. Проследить, сообщить, а ты?
Старший матрос сконфуженно потёр тугую шею.
— Видать, запамятовал…
— Ладно! — смягчился Крутогоров. — С песнями, говоришь?.. Давай сюда весельчаков этих! Личина — она всякая бывает.
Их ввели. Все четверо полукругом встали у стола. Оба матроса — сзади. Крутогоров по очереди оглядел семейство, начиная с отца.
— Любуйся, да побыстрее! — сказала мать. — Через полчаса — обратный поезд, а другой только завтра пойдёт. Ночевать тут мы не собираемся!
— Надо будет — заночуете! — ответил Крутогоров и встал, с шумом отодвинув стул.
«Кр-р-р!» — раздалось вдруг откуда-то.
Это резкое металлическое карканье заставило Крутогорова вздрогнуть. У Карпухи из-за пазухи выглядывал сердитый глаз и клюв молодого ворона.
— Это он в парке подобрал, когда вели сюда. Подбитый воронёнок, — смущённо объяснил старший матрос. — Мы уж не стали отнимать…
Крутогоров заинтересовался, потянулся пальцами к оттопыренной Карпухиной рубахе.
— Не тронь! — буркнул Федька, заслоняя младшего брата.
Крутогоров отвёл руку, произнёс неопределённо:
— Дела-а!.. Семейка!.. Глаза выклюют!
Помолчав, он неожиданно спросил у Карпухи:
