Спящая - Мария Евгеньевна Некрасова
– Тише там, прогульщики!
Миха изобразил ему китайский поклон и уже зашептал:
– Этак мы с тобой сами прославимся как малахольные. Я говорю, всякое мистическое часто передаётся через кровь. Ну типа укусит тебя оборотень – сам таким станешь…
Мне отчего-то стало жутко смешно:
– Хочешь сказать, этот Малахольный специально кусал своих собак, чтобы такими, как он, стали?
Мы расхохотались, и физрук опять засвистел:
– Я вас сейчас выгоню!
Миха согнулся от уже беззвучного хохота и закивал: мол, пожалуйста, выгоните нас уже, не мучайте людей. В ответ физрук неоригинально потряс кулаком и завопил что-то уже играющим.
– Вот так всегда. Сперва обещает, потом… – Миха махнул рукой. – Его же застрелили, Малахольного этого. И у собаки шрам явно пулевой. Думаю, она его защищала, пыталась прикрыть, понимаешь? Потом, ты сам говорил, не отходила от тела… Может быть, как-то вот так оно и случилось. Ну, если ты не допускаешь, что он её именно научил. Ещё говорят, ведьмы перед смертью должны кому-то передать свою силу…
Ещё пару месяцев назад я и представить не мог такой разговор. А тут мы болтали так буднично, даже смеялись над тем, что видели, что слышали, хотя совсем недавно ещё сами боялись признаться себе, что видели, что слышали, что с нами было. Какие времена, такие и разговоры. Я даже удивился, когда физрук опять свистнул и показал на часы:
– Домой, прогульщики. Ваши страдания окончены.
Встал, нацепил рюкзак, и мы пошли в малышачий корпус за Катькой.
* * *
На посту охраны, уткнувшись в телефон, сидел Санёк. Причёсанный, в чистой одежде. Я так привык видеть его в естественной среде – на заднем дворе магазина, – что даже растерялся:
– Ты чего здесь? – хотя на нём была форма охранника, мог бы догадаться.
Санёк оторвался от телефона и несколько секунд смотрел на меня, не узнавая: наверное, тоже слишком привык видеть меня в робе грузчика.
– А, Очкарик! – дошло наконец. – Здорово! – Он кивнул и Михе, прошелестев губами неслышное «Здрасьте». – Да мы с Генкой после того случая… – Он опять взглянул на Миху, словно гадая, можно ли при нём, как будто кто-то в деревне ещё не знает. – В общем, здесь мы теперь. Добираться, конечно, далеко – ну хоть тяжёлое таскать не заставляют. А то я уже грыжу нажил с этим магазином. А ты чего? А, ты за Катькой! Ща… – Он набрал внутренний номер на древнем кнопочном телефоне и тихонько что-то заговорил в трубку, прикрывая рот рукой. Я стоял в шаге от него и ничего разобрать не мог.
…А потом училка продлёнки спустилась одна:
– Катя давно ушла. Её папа забрал.
Я схватился за ингалятор. Нашарил в кармане этот глупый кусок пластмассы, будто он может меня спасти. Нет, у меня не было приступа, но внутри всё сжалось. Кошмар не кончился. Он не закончится никогда, просто мистический кошмар сменился обычным, будничным, таким банальным и таким чудовищным. «Папа забрал».
– Хоба! – взвыл Санёк, схватился за рацию и стал что-то там крутить-нажимать, одновременно вопя маленькой дверце у себя за спиной: – Генка, выходи, люлей получать будешь!
Училка непонимающе глядела то на меня, то на охрану, не к месту спросила:
– А вы ей кто, братья?..
– Нет. – Это Миха. – У неё нет отца. Кто и когда её увёл? Кто-нибудь видел, в каком направлении? – Друг был так чудовищно спокоен, что врезать хотелось. Вроде и говорил по делу, а всё равно…
Из комнатушки охраны выскочил Генка, в своей обычной засаленной куртке, кивнул мне, подскочил к Саньку, но тот уже болтал с рацией и только отмахнулся.
– Я плохо его запомнила… – бормотала училка. – Я была уверена, что это её отец.
– Катька пропала! – Я перегнулся через прилавок поста и схватил Генку за воротник. – Кто увёл?!
– Дядька. – На Генкином лице наконец-то появились признаки мыслей. – Молодой, не из нашей деревни. Я ещё удивился: думаю, может, родственник, кто вас разберёт…
– Ты дурак?! – взревел Санёк и сам вцепился в Генку. – Когда?! Давно?!
– После пятого урока. Минут пятьдесят прошло…
– Я только сменился, Ром. Этот на посту был. – Санёк мельком глянул на меня и кивнул на рацию. – В школьный автобус не садилась. Я звоню в полицию.
– Спасателей не забудь, – подключился Миха. – И деда Артёма. А мы сами пробежимся – может, недалеко ушли.
Генка в распятой между мной и Саньком куртке оживился:
– Чего бежать, я на машине! Поехали прокатимся.
* * *
Генка вёл быстро и нервно, не притормаживая ни на поворотах, ни на колдобинах. Я уселся впереди, чтобы всё видеть, и отчаянно протирал очки каждые несколько секунд. Кто это и куда он Катьку повёл? Конечно, баба Галя пересказывала мне страшные истории о маньяках, увиденные по телику, но мне казалось, что это какие-то фантастические твари из города, что у нас-то, в деревнях, где все друг друга знают, такого не может быть. Куда он мог её увести? Точно, что не на дорогу – в лес, в дом…
Домики стояли аккуратными шеренгами, новёхонькие, похожие, хотелось врываться в каждый и вопить «Катька!». Вместо этого я тупо вглядывался во дворы в надежде увидеть хоть какой-то след…
– Бесполезняк. – Генка нервно вертел головой. – Надо по домам пробежаться. Элитный посёлок, что они себе возомнили – всё можно, что ли?! Вон какую школу отгрохали, на несколько корпусов, так что ж теперь – детей воровать?! Богатенькие всегда думают, что им всё можно… – Он притормозил у ближайшего дома, как будто и правда был готов ворваться во двор с воплем «Катька!», как мне хотелось.
– Позволь мне. – Миха, сидящий у меня за спиной, вышел, чуть прикрыл дверь и завозился у калитки: у них тут что, звонки?
Я выскочил следом, не в силах сидеть как приклеенный, когда надо бежать, искать…
Миха нажал на кнопку (я только в школе такие домофоны видел). Внутри что-то щёлкнуло, и металлический бесполый голос спросил:
– Что случилось, мальчики?
– Да у них тут ещё и камеры! – рявкнул Генка со своего водительского сиденья. Кажется, Миха потихоньку показал ему кулак.
– Извините, мы ищем девочку. Из школы незнакомый мужчина увёл девочку, первоклашку. Вы не видели никого подозрительного? – Миха был хладнокровен, как опер из сериала. Найдём Катьку – я его поколочу.
– Секунду. – Домофон коротко щёлкнул и притих.
Мы стояли как дураки в этой оглушающей тишине, а время шло. Я чувствовал каждую прошедшую секунду, чувствовал, что она может стать последней для Катьки, а мы тут… Я не мог сказать себе, как в тот
