Большая книга ужасов – 90 - Мария Евгеньевна Некрасова
Фантики. Стопка фантиков, гладеньких, непримятых, будто выглаженных утюгом, это не косичка расплелась. Настя вспоминает, что странный старик брал фантики из такой же вот стопки, ещё тогда удивилась: гладкие фантики, либо правда утюгом гладил, либо в них вообще никогда не было конфет. Она нюхает фантик, и он пахнет краской. Ни тени сладкого запаха, но ведь он недолго живёт. …Те фантики они со стариком все извели на косичку. Но косички не было, была стопка фантиков.
Какой-то странный сегодня день. Отличное настроение, между прочим, никуда не девается. Настя вертит в руках эти бумажки, соображая, как такое могло получиться. Да она даже не помнит, как старик ушёл, очнулась одна с косичкой в руках, сунула в карман… На всякий случай, Настя обшаривает остальные карманы и пакет из канцелярского магазина, уже зная ответ. Какая-то ерунда. Может, она и правда задремала, как старуха, на лавочке, и всё приснилось? Или снится до сих пор, поэтому у неё такое хорошее настроение?
Настя плюхается за письменный стол, и пачка фантиков разлетается по столешнице. Странные. Она не видела таких. Ни одного знакомого сорта. Дед всегда покупал разные: и такие и сякие, ему было интересно, у него не было любимых сортов. Настя подносит один фантик к глазам и вглядывается в мелкий шрифт. Там обычно пишут: «Кондитерская фабрика такая-то город сякой-то»… Только с помощью лупы читает название кондитерской фабрики и забивает в поисковик. Свет мой, Гугл, скажи: не снится ли мне это?
Гугл радостно выдаёт адрес фабрики с пометкой «Больше не работает». Настя, привыкшая узнавать всё и в деталях, долго ковыряется в поисковике. Так долго, что за окном начинает смеркаться, и мать покрикивает всё чаще: «Отстань от компьютера, зрение пожалей». В конце концов, Настя отстаёт, только для того, чтобы выйти на балкон. Там, не в той стороне, где дом, а чуть правее и гораздо ближе, чернеет в сумерках огромная территория бывшей кондитерской фабрики. Она не работает уже двадцать лет.
Глава III
Серёга толкнул дверь. Ободранный пятнистый линолеум, голубые стены с облупившейся краской и темнота, как будто окон нет. Ребята вошли за ним и оказались в маленьком тесном коридорчике, нелепом для этого большого со стороны корпуса. Дверь захлопнулась, оглушительно звякнув проржавевшей пружиной, кажется, что-то хрустнуло, и всё – темно. Несколько секунд в коридоре стояла молчаливая возня: кто-то вжикнул молнией рюкзака, кто-то хлопал по карманам… Ленка первая достала телефон и осветила облезлый линолеум под ногами.
– Уф. Я уж думал, глаза лопнули. – Мышка тоже достал телефон и забегал лучом по облезлым стенам. Краска на стенах шелушилась, как кожа, обгоревшая на солнце. Из-под чешуек виднелся почти чёрный бетон. Потолок, весь в ржавых подтёках, уходил далеко вверх. Впереди в луче фонаря виднелась обшарпанная, когда-то коричневая дверь.
– Идёмте уже, я так клаустрофобию заработаю. – Ленка прошла к двери, потянула за ручку. Дверь поддалась, на секунду в коридорчик проник дневной свет. Она открывалась бесшумно, без скрипа и лязганья давно истлевшей пружины. Вдруг Ленка пошатнулась, послышался странный звук, будто кто-то хихикнул, и дверь бесшумно захлопнулась.
– Ой!
– Чего пугаешь! – Настя подняла телефон. В луче зажмурилась побледневшая Ленка. Ручка осталась у Ленки в руках, щетинясь ржавыми саморезами. В двери зияли две дырочки, сквозь них в коридорчик попадал дневной свет, тонувший в свете телефонов. Всё было видно, как белым днём: стены, пол, потолок и Мышкин прыщ на носу, а всё равно казалось, будто где-то что-то прячется.
– Хорош мебель ломать! – Серёга пальцами подцепил дверь, и ребята вышли в длинный светлый коридор.
Огромные окна без единого стёклышка освещали картину разрухи. Облезлые стены, без рисунков и надписей, а всё равно какие-то грязные, даже пыльные, зашарканный линолеум, усеянный пожелтевшей бумагой и разноцветными корочками, похожими на обложки книг. Справа напротив окон – ряд поломанных дверей, когда-то коричневых, а теперь почти жёлтых, будто выгоревших на солнце. Торчащие из дверей шляпки саморезов намекали, что когда-то здесь были таблички, но их то ли сняли до закрытия, то ли растащили после.
– Нет здесь никакой охраны. – Ваня пнул ногой бумажный мусор. – Иначе прибрались бы.
Настя цапнула с пола какой-то листок и сразу захотела вытереть пальцы: он был мягкий от пыли, на бумаге от её пальцев остались белые следы. В воздухе кружилось маленькое пыльное облачко, освещаемое солнцем из окна. Ваня чихнул.
– Кто за чем, а ботаничка за знаниями! – Мышка вырвал у Насти листок и, кривляясь стал читать:
– Технология изготовления бисквитного теста!..
Таких листков ещё валялось под ногами штук тысяча: с рисунками, с записями, этот, исписанный аккуратным почерком с двух сторон, наверное, чей-то конспект. Правильно, здесь же учебные классы. Потихоньку, носком кроссовка, чтобы не лезть больше пальцами в эту грязь, Настя ворошила листочки. Надо было резиновые перчатки захватить.
Больше всего было конспектов или каких-то документов, судя по печатям, но Настю странно притягивали рисунки. Детские, настоящие, видно, что не кондитеры на лекциях исподтишка рисовали. Цветной карандаш, реже – фломастер, кривенькие тортики и конфеты, подписи огромными печатными буквами «Митя», «Вася», «Лена»… У «Мити» палочка в букве «и» повёрнута не в ту сторону.
Смотреть на рисунки было почему-то жутковато, казалось, что с этими детьми случилось что-то плохое, если их рисунки оказались здесь, в этих грязных руинах, в этом мусоре. Их место на холодильнике под магнитиком-черепахой из Турции, в старой папке с верёвочками на антресолях, но не здесь…
– Они, небось, уже пенсионеры. – Серёга подглядывал через плечо. – Переверни, жутковато выглядит.
– При взбивании теста… Серый испугался нарисованных пирогов! Испугался, что не выдержит и слопает бумагу!.. – Мышка, наконец, прекратил читать конспект и с разбегу влетел в разбросанные по полу листки: – Не бойся, Серый, я тебя от них защитю! – Рисунки и конспекты ворохом разлетелись из-под его ног, подняв облако пыли. Мышка ещё и пробежался туда-сюда, взрывая бумагу, как сугроб.
Настя отшатнулась, закашлялась, Серёга молча погнался за Мышкой, на ходу пытаясь дать пинка. Ленка щёлкала фотоаппаратом, не их, а стены, руины, вот это вот всё. Ваня молча крутил пальцем у виска. Под ногами бегущих рвались и пачкались ещё больше
