Владимир Кузьмин - Звезда сыска
— Чаво? — спросила я, сильно переиграв в изображении простушки.
Гимназист вздохнул, видимо, сочтя меня полнейшей дурой, но нашел нужным ответить:
— Я поприветствовал вас, сударыня, и поинтересовался — не являетесь ли вы актрисой, — без тени смущения соврал лохматый бегун по лестницам.
— Ой, что вы? — сделала я смущенный вид. — Я, конечно, служу при театре, но в куда более скромной должности.
На лице моего визави отразилось очевидное любопытство. Скорее даже искренний интерес. Но, похоже, он был горазд только шутки шутить, а о серьезном сказать сразу засмущался. Смелости он набрался через такую длинную паузу, что мне уже начало становиться скучно:
— Не сочтите мою просьбу нескромной: не могли бы вы мне показать театр, — наконец выпалил он и даже покраснел.
В самой этой просьбе не было ничего удивительного, но я как-то успела настроиться на несерьезность необычного посетителя и оттого даже чуть растерялась. Поэтому и сказала не совсем то, что собиралась сказать:
— А это не вас ли вашему папеньке пришлось у гимназии дожидаться?
— Какому папеньке?
— Вашему папеньке. Господину градоначальнику.
— Э-э-э… А с чего вы взяли, что я сын градоначальника?
— Так в гардеробной всего две шинели висят: одна — взрослого человека, другая — гимназическая. А иных гостей, кроме градоначальника, у нас сейчас в театре нет. И гимназистов иных, помимо вас, тоже нет. Так чью бы шинель могли рядом с его повесить? Наверное, сына. То есть вашу.
Мальчик кивнул, мол, понятно.
— Ну, а почему вы решили, что он меня у гимназии ждал?
— Помимо шинели, там еще и ранец висит. Вряд ли вы его в театр потащили бы из дому или еще откуда. Только из гимназии. Посыльный же от вашего папеньки сказал, что они будут не позже чем через двадцать минут, а прибыли почти через час.
— А вот тут вы и ошиблись! — буквально возликовал мой собеседник — Это не он меня, это я его дожидался. Вернее, ждал-то я не папеньку, а наши сани. Но он на них на станцию ездил по делу. Поэтому и задержался к вам. А гимназия, она же по пути. Вот меня и прихватили, но домой заезжать мы не стали, а то бы совсем уже опоздали. А я этому и так-то обрадовался, а теперь рад втройне.
— С чего бы это?
— Дома скучно: обед, уроки. А здесь я очень хорошую пьесу посмотрел.
— Рада, что вам понравилось. Но это пока еще вдвойне получается: уроки делать не заставляют и пьеса понравилась. Что же в-третьих?
— Опять же очень приятно было встретить человека, способного так непринужденно пользоваться дедукцией. Вы, несомненно, читали рассказы о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе?
— Читала! Вот только логично рассуждать я и без этих рассказов умела. Да и вообще, у мистера Конан Дойля ошибок в рассуждениях немало.
Похоже, мне удалось еще раз ошарашить нового знакомого:
— Это где же вы ошибки нашли?
— Вот, к примеру, есть один рассказ, в котором Холмс с доктором Ватсоном оставленную подозреваемым шляпу рассматривают. Так ваш хваленый Шерлок Холмс не находит сказать ничего умнее, чем что хозяин шляпы очень умный человек. По единственной причине — у шляпы большой размер, следовательно и голова большая, и ума в ней много должно быть. Вам не кажется, что в подобном заявлении логики нет ни на ломаный грош?
— Ну, я как-то это пропустил. Но в большинстве же случаев дедуктивный метод очень точен и выводы мистера Шерлока Холмса…
— Да что ж вы так за мистера Шерлока Холмса переживаете? Это же только истории, придуманные писателем! Мне они тоже очень нравятся, вот только в жизни так редко получается.
Тут мы заговорили про последние рассказы об английском сыщике, кто и что прочел из этих вещей, потом разговор как-то перешел на гения русского сыска Ивана Путилина,[12] а следом на Ната Пинкертона.[13]
— Мне сейчас, ну после ваших слов об ошибках мистера Холмса, даже кажется, что Пинкертон в чем-то его и превосходит.
— Да что вы говорите! Мистер Шерлок Холмс — просто гений рядом с вашим Пинкертоном! Холмс мыслит, разгадывает загадки. А ваш хваленый Пинкертон только и делает, что вынюхивает, подслушивает и подглядывает. Так и узнает обо всем. Понятное дело, что мальчишкам нравится, когда много стрельбы и драк, но литература все же должна давать простор для фантазии и игры разума.
— Ага! Но сами-то вы читаете! Было бы неинтересно, так и читать не стали! Опять же, в сегодняшней пьесе вон сколько народу поубивали, но вы же не станете говорить, что это произведение плохо?
А действительно, чего я так накинулась на бедного Пинкертона? Может быть, он и ни при чем? Может, мне просто захотелось переспорить гимназиста и оставить за собой последнее слово? Только вот с чего бы? Додумать мне не дали, мы так увлеклись разговором, что и не заметили, как подошли господин Корсаков и господин градоначальник.
— Приносим наши глубочайшие извинения, что вынуждены прервать ваш литературный диспут, — произнес Александр Александрович таким тоном, будто и впрямь был весьма расстроен этим обстоятельством, — но вашему оппоненту, сударыня, пришла пора покинуть храм Мельпомены.[14]
Закончил он эту тираду столь печальным вздохом, что все рассмеялись.
— Да уж, сударыня, не обессудьте, но нам действительно пора! — подтвердил градоначальник — Счастливо всем оставаться и удачной премьеры.
Александр Александрович дождался, пока гости отойдут достаточно далеко, и трижды сплюнул через левое плечо.
Чтобы не сглазить удачу. Потом подошел к стойке, где его дожидалась прикрытая салфеткой рюмка шустовского коньяка, с превеликим удовольствием опрокинул его в рот, бросил туда же ломтик лимона и зажмурился от наслаждения. Открыв глаза, он счел нужным подмигнуть мне:
— Сударыня, извольте пройти в зал для получения последних инструкций. Вам полагается их выслушать как участнику спектакля.
5
Времени до вечернего представления осталось достаточно, чтобы успеть прогуляться до дому, пообедать, рассказать дедушке новости и вернуться, в строгом соответствии с правилами, за час до начала премьеры.
Хотя, честно сказать, суфлеру, то есть мне, приходить заранее нужды нет никакой. Тем более что у меня лично все было готово заблаговременно. Но мне всегда нравилась царившая за кулисами в преддверии премьеры суета.
— Александр Александрович, как тебе кажется, мне в этом парике играть или лучше будет вот в этом? — терзала в коридоре нашего антрепренера госпожа Немирова-Бельская.
— Ты, матушка, меня уж в который раз спрашиваешь?
— Так ты мне ответить так и не соизволил!
— Я тебе, матушка, в пятый раз отвечаю: мне все едино — тот парик или этот. Ты, будь любезна, реши это сама.
— Как же я могу сама, когда ты у нас за режиссера? И потом, с чего ты меня начал матушкой величать?
— Так ты, матушка, мне сегодня матушкой приходишься. Или ты не королева Гертруда, а я не принц Гамлет?
— Саша, мне сейчас не до шуток. Уж будь так любезен и скажи: какой парик мне надеть?
— Катя, надень, пожалуй, этот, — господин Корсаков, не глядя, ткнул в один из париков, которыми столь назойливо крутили у него под самым носом.
— Но он же не идет к красному платью в четвертом действии!
Александр Александрович недоуменно развел руками и обвел взглядом всех присутствующих, как бы ища поддержки. Но присутствующих было совсем немного — помимо его самого и госпожи Вельской рядом оказалась лишь я. Тем не менее господин антрепренер кинулся ко мне со всех ног.
— Совершенно забыл напомнить вам, сударыня, что мы урезали ту часть сцены, где Гамлет беседует с Розенкранцем и Гильдерстерном. Вы уж постарайтесь не сбиться.
— Спасибо, что напомнили, — пришлось мне поддержать его игру, затеянную с единственной целью: избавиться от приставаний актрисы. — Не собьюсь, будьте уверены.
Господин Корсаков похлопал меня по плечу и скрылся за дверью своей грим-уборной. Госпожа Вельская так и осталась стоять в одиночестве с двумя париками в руках.
— Екатерина Дмитриевна, а позвольте мне вам совет дать? — обратилась я к ней.
— Да-да, конечно, с удовольствием вас выслушаю, Дашенька, — растерянно пробормотала она в ответ.
— Вы в первых актах, когда в черном платье играете, наденьте вот этот парик. А в последнем — этот. Раз вы платье меняете, то можете и прическу поменять?
На лице актрисы выразилась задумчивость, потом явное удовольствие:
— А что? Это мне нравится. И пусть Саша обижается на самого себя, что не сумел придумать столь очевидного.
Я разделась в комнатке Михеича и отправилась посмотреть, чем он сам сейчас занимается — вдруг ему нужна помощь?
На сцене за закрытым занавесом рабочие проверяли, плавно ли спускается с колосников[15] задник[16] для второй части спектакля. А Михеич менял электрическую лампочку в рампе.[17]
