Спящая - Мария Евгеньевна Некрасова
– Ты всё-таки бросил их! – ведущая подняла голову и улыбнулась, обнажив мелкие редкие зубы, каких не бывает у людей.
* * *
Я открыл глаза и уставился в немой выключенный телик. Приснилось? Телевизионный пульт чернел на подоконнике, с дивана я бы не дотянулся. Телефон валялся на полу, я схватил: 2:15. Первым делом я полез в журнал вызовов, хотя уже и так ясно, что никому я во сне не звонил… Чисто.
Дождь настойчиво стучал в окно, долбил как кулаками, и стекло странно поскрипывало. Я вскочил и прислонился к стеклу, заслоняясь от света ладонями. За дождевой плёнкой двора было не видать, как там всё залило. Наверное, я ещё толком не проснулся, потому что не думая распахнул окно, высунулся – и завопил. За шиворот хлынула ледяная вода, ухватила за шею и держала как живая. Холодно.
Дождь с силой долбил меня по затылку и шее, внизу во дворе фонари отражались в озере. Гордо проплыл отцовский шлёпанец, ткнулся в забор, крутанулся и завальсировал обратно. Не убранная ещё неделю назад садовая тачка наполовину скрылась под водой и сама была полна воды, которая стекала по краям радостным водопадом.
…Только дерево торчало на своём месте как ни в чём не бывало. Жирная берёза, больше чем в обхват толщиной, почти растерявшая белый цвет. Я мелким её побаивался: в книжках берёзка тонкая и в лесу, а эта прямо чудовище растительного мира.
Где-то рядом с чёрной берёзой, уже под водой, была клумба с Катькиными маргаритками. Они невысокие, и уже ни лепестка не видно.
Сверху и со всех сторон сразу взвыл, рявкнул в уши пронзительный визг. Я отпрянул от окна, с мокрых волос сразу закапало на пол («Смоет вас ко всем чертям!»). Звук снаружи не замолкал, он выл, выл… Где-то за окном кто-то крикнул, что-то шумно плеснулось, а звук выл и визжал, пронзительный, бросающий в дрожь, я успел закрыть окно, прежде чем понял, что это сирена. В Новых домах воет сирена. Надо бежать.
Я рванул в отцовскую комнату (где-то у него там были штаны для болот и рыбалки), а пока искал, набрал номер деда Артёма и слушал гудки. Надеюсь, он не оставил телефон в Катькиной комнате? Ещё гудок. Оставил. Сейчас вскочит Катька… Ещё и ещё. Ледяной женский голос сообщил, что абонент не отвечает. Попробуем ещё разок… «Абонент не отвечает. Вы можете оставить голосовое сообщение…» Ничего, вскочит сейчас дед Артём, сирена кого хочешь разбудит! Руки тряслись, пока я натягивал здоровенные отцовские штаны поверх своих, пока перекладывал туда-сюда телефон… Телефон обязательно надо взять. Я сунул его в карман джинсов, передумал, затолкал в карман рубашки – нет, и там намокнет… С телефоном в руке я сбежал на первый этаж. Сапоги, дождевик, всё-таки надо убрать телефон в карман рубашки… А сирена всё выла.
* * *
Вода поднялась. У крыльца осталось три ступеньки, остальные залило. Я спускался. Раз ступенька, два ступенька, три ступенька – оп! И воды уже по колено! Я чуть не поскользнулся на последней ступеньке, но удержался за перила. Стою. Если у меня во дворе по колено, то деда Артёма с Катькой уже затопило.
Шагать по колено в воде не очень-то удобно. Хорошо хоть течения толком не было. Я вцепился в дерево, шагнул раз, шагнул два – можно без него. Главное, не споткнуться о невидимую теперь клумбу, не нырнуть в затопленную канавку… Да тут идти-то всего ничего!
Я отпер калитку, и с улицы на меня бросилась вода. В первую секунду я подумал, что меня сейчас унесёт – так быстро и неожиданно это произошло. Но у страха глаза велики: низкий поток-плевок брызнул и отошёл назад. Теперь надо нашарить ногой порожек калитки, чтобы не споткнуться… Нащупал сапогом, перешагнул: раз-два – вот я и снаружи.
Никто не спал. В домах горел свет, где-то вдалеке перекрикивались люди. Грязная вода внизу отражала свет фонарей: светло как на праздник. Дождь с его шумом и блеском только добавлял праздничной атмосферы. Казалось, сейчас начнут взрывать петарды и поздравлять с Новым годом. И холодно очень, наверное, поэтому я так подумал. Ничего, сейчас быстро добегу до деда Артёма…
Навстречу мне плыла резиновая лодка с пассажирами. Неужели мои выбрались?! Я рванул к этой лодке, вздымая брызги, завопил: «Дед Артём!» Я ещё не видел, кто там, но очень хотел, чтобы это был он. Лодка шла быстро, а мне казалось, что это я бегу, хотя какой там! Ещё несколько метров я был спокоен, пока лодка не вошла в свет очередного фонаря.
Я разглядел шапку с заячьими ушками Ленки Петровой, Катькиной подружки по садику, фигуру дяди Коли, яркую куртку тёти Лизы и кого-то ещё… Глупо, но я готов был разреветься в этот момент.
Мы поравнялись. Дядя Коля заслонился от света фонаря, разглядывая меня (я стоял в тени).
– Ромка?! – он вопил, перекрикивая сирену. – Ты куда пешком?! Там по пояс!
Как будто сам не знает! Я махнул рукой дальше по улице, где домик деда Артёма.
– А лодка-то ваша где?
– Так у них…
– Погоди, подвезу. Сейчас своих в Новые дома закину, там сухо должно быть…
Я посмотрел назад. Там сиял разноцветными огнями небольшой холм, где торчали аккуратненькие, как с картинки, новые дома. Я не люблю там бывать: там полиция, поликлиника и ветеринарша, которую ненавидит Катькин Микки. Если человеку надо в Новые дома – значит случилось что-то плохое. Ледяная вода холодила сквозь отцовские болотники. В лодке я, наверное, смогу хоть капельку согреться. Но «Погоди…». Я быстрее добегу, чем они доедут до этих Новых домов, да сядут там на мель, да выберутся, да ещё…
– Добегу, спасибо!
– Смотри, вода ледяная!
Потому и бегу. Я пошёл быстрее. Дом, ещё дом, ещё…
В воздухе стоял странный запах: реки, канализации и мокрой шерсти. Сильный, как будто Микки только вылез из реки и дрожит от холода у меня на руках. «Собака плачет», – пронеслось в голове. И этот жуткий оскал ведущей…
Я подумал почему-то о Найде, собаке Галины Ивановны, воспиталки из Катькиного садика. Микки-то маленький, не на цепи, а в доме, а Найда… И живёт она ниже меня по улице. Не так низко, как дед Артём, но всё равно там небось уже по пояс. Вытащил телефон и, пряча под капюшоном, нашёл номер Галины Ивановны. Она сразу ответила:
– Вижу,
