Валентин Ховенко - Сыщик с плохим характером
Пошарив вокруг глазами, я увидел в траве сплющенную в лепешку банку из-под «пепси».
— Когда будешь уходить из парка, опусти ее в урну для мусора.
Я возразил:
— Это не моя! Вся ржавая… Сто лет здесь валяется!
Его взгляд удовлетворенно блеснул.
— Чао! Как говорится, счастливо оставаться!
И Степа сгруппировался, собираясь взлететь.
Я поспешно нагнулся за банкой.
Он, казалось, был разочарован.
— Ладно, — ворон почистил о ветку свой огромный клюв. — Что там у тебя? Выкладывай!
Заворачивая банку в газету, я начал:
— Ну, в общем… один человек украл у другого человека… это… ну, одну вещь, которая…
— Стоп! — яростно заскрежетал Степа и с такой силой долбанул клювом по ветке, что с нее посыпалась труха.
Я замер.
— Парень! Ты что, недоразвитый?
Я молчал.
— Заруби себе на носу: говорить нужно кратко, ясно и по делу. Первое: что пропало?
— Маршальская звезда с бриллиантами.
— Так! У кого она пропала?
— У моей одноклассницы.
— Когда?
— Вечером в этот понедельник. Вернее, ночью.
— Где находилась звезда?
Я рассказал все, что знал.
Выслушав меня, Степа запустил свой грандиозный рубильник под крыло и с ожесточением выкусил оттуда какого-то паразита.
— Дело твое поганое! — заключил он. — Темное. Запутанное. Гнилое. Ни за что бы за него не взялся! Но Сима очень уж просила.
Я возразил, что, наоборот, дело предельно ясное: звезду похитил Сергей Кривулин. Осталось лишь узнать, где он ее прячет, забрать и вернуть Светлане Алябьевой.
Степа насмешливо посмотрел на меня левым, зеленым, глазом.
— Тебя Димой, кажется, зовут?
— Ну, Димой.
— Большой дурак ты, Дима! — сообщил ворон и выжидательно уставился: не возникну ли я.
Но я уже раскусил его тактику и решил не давать ему повода слинять.
— A у тебя что, есть другая версия?
Ворон не успел ответить.
Где-то неподалеку, за кустами, послышался собачий лай. Степа прислушался. Лай приближался. Ворон засуетился, стал перебирать ногами ветку, а потом, панически взмахнув крыльями, исчез в листве. Я оглянулся. Из крапивы вынырнул шоколадный подросток-доберман. Это был совершенно безобидный кобелек с веселой мордой искателя приключений. За ним выполз хозяин, приволакивавший ногу тучный старик в спортивном костюме. Он опирался на дорогую палку с костяной рукоятью и дышал трудно, всем ртом, как звероящер. Скользнув по мне равнодушным взглядом, старик потащился дальше. Пес, задрав ногу, добросовестно оросил то, что когда-то было каруселью, и побежал догонять хозяина.
— Нас не должны видеть вместе!
Степа уже сидел на своей ветке и выкусывал из подмышки очередного паразита.
— И вообще, о том, что и расследую эту кражу, ни одна живая душа не должна знать. Понял? Даже отцу родному — ни звука!
Я кивнул.
— Если не Кривулин, то кто, по-твоему, мог украсть звезду?
Ворон усмехнулся.
— Кто угодно! Например, ты.
Я опешил.
— Почему — я?
— А почему — он?
— Ну, — начал я. — Как тебе сказать…
— Потому что он у тебя девочку увел, да?
Я надулся.
— Ладно, — проскрипел Степа. — На всякий случай проверим твоего Станиславского. Давай адрес дачи!
Адрес я не знал.
— Чтоб к утру у меня был адрес!
Я ахнул:
— К утру? Но как же я…
— Меня не колышет! — перебил Степа. — Твои трудности! Встречаемся завтра в восемь тридцать. Без адреса дачи можешь не приходить.
— В восемь тридцать? — опять напрягся я. — А школа?
Ворон вперился в меня сердитым взглядом.
— Послушай, друг, ты меня уже достал! Кому нужна звезда: мне или тебе?
Я молчал.
— Есть предложение: расплеваться! — заявил он. — Мы с тобой больше не знакомы. Разбежались и забыли! Ясно?
Прикинувшись шлангом, я стал говорить, что он просто не так меня понял и что я все сделаю в лучшем виде. Завтра, например, явлюсь без опоздания — тютелька в тютельку. А что касается банки из-под «пепси», то обязательно брошу ее урну.
— Попробуй только не бросить! — хмыкнул ворон.
Он навесил на меня еще кучу разных поручений и, не прощаясь, сгинул в чаще.
Выходя из ворот парка, я понял, кого напоминает мне Степа — брата Юрку. Тот тоже любит брать людей за горло. Нет, с этим носатым Шерлоком Холмсом надо завязывать. С меня достаточно Юрки!
Когда я переступил порог квартиры, мать крикнула из кухни:
— Дима! Уже два раза звонила Света Алябьева. Что-то срочное. Перезвони!
Я набрал Светку.
— Ну! Что со звездой, Дима? Нашел?
Я устало сказал:
— Идет работа. Дело оказалось темным, запутанным, гнилым. Но свою звезду ты получишь! Кстати, ты случайно не знаешь адрес Сережкиной дачи?
— Записывай!
Я записал. И только положив трубку, удивился: откуда Светке известен адрес?
Утро выдалось паршивым. Моросил холодный дождь. Снаружи к оконному стеклу прилип объеденный гусеницами кленовый лист. Был только конец сентября, а на дворе, казалось, стоит глубокая осень.
Я понял, что ни в какой парк, конечно, не пойду. Слава богу, вороны дрыхнут в такую погоду! Даже говорящие.
Но, растревоженный будильником, я уже не мог заснуть.
Пришлось одеться и, собрав для отвода глаз школьный рюкзак, тащиться на свидание со Степой. С этого идиота станет припереться и под дождем!
Ворона не было.
На ветке, где он вчера сидел, вода постепенно сбегалась в увесистые капли — и те одна за другой срывались в лужу. Они внятно хлюпали мне:
— Дурак… дурак… дурак…
Я честно простоял у ясеня десять минут, а потом побрел к выходу.
Дождь врезал сильнее — и мне пришлось укрыться в какой-то полусожженной беседке.
— А я решил было, что ты совсем уже без мозгов! — сказал скрипучий голос.
Степа сидел на обуглившейся перекладине под самой крышей беседки и смотрел на меня пронзительным зеленым глазом.
Пошарив в карманах, я протянул ему листок с адресом дачи. Интересно, подумал я, умеешь ли ты читать, умник?
Ворон покосился на листок и ехидно заметил:
— К твоему сведению, «улица Водопьянова» пишется с мягким знаком.
«Вот гад!» — подумал я и, скомкав листок, бросил его на землю.
Степа так злобно зыркнул на меня, что я, как тютя, быстренько нагнулся, поднял бумажку и сунул в карман.
— Снимай рюкзак! — отрывисто приказал он. — Чую, принес.
Я вынул из рюкзака большой шматок мяса. Согласно Степиной инструкции мясо всю ночь провисело за окном: оно должно было основательно протухнуть.
Ворон набросился на еду. Придерживая шматок то левой, то правой ногой, он клювом отрывал от него крупные сочащиеся куски и жадно проглатывал.
— Свинина… — проворчал Степа между двумя атаками на мясо. — Терпеть не могу свинину! Мы с тобой, кажется, договаривались о говядине, нет?
— Извини, — промямлил я, — у нас в холодильнике оказалась только свинина.
— Протухло тоже недостаточно, — продолжал он. — Правда, тут ты не очень виноват: ночь была холодная. Завтра принесешь пельменей! Лучше всего — Черкизовского комбината. Смотри, много не бери — полкило достаточно. А то я налопаюсь, и мозги ворочаться не будут.
Расправившись с мясом, он уселся на своей перекладине, прикрыл глаза и затих.
Испугавшись, что Степа заснет, я поспешно сказал:
— Хочу доложить насчет тех четырех дней, когда звезда находилась у Сережки Кривулина.
— Валяй! — отозвался он каким-то спертым голосом.
Я рассказал, как вечером позвонил опять Сережке и заявил, что Стасу, мол, дозарезу нужны деньги — и поэтому он наполовину сбавил цену на «косуху». Артист оживился, но заметил, что с отцом и матерью сейчас совершенно невозможно разговаривать. После того ограбления они и слушать не хотят о покупках! Как бы между прочим я поинтересовался, не нашла ли милиция вора. Сережка кисло вздохнул: ищут. Я спросил: и кто приходил к ним в квартиру накануне кражи?
Выяснилось, там перебывала куча народу. Во-первых, в пятницу заглядывал сосед-алкоголик: якобы за дрелью. Во-вторых, в субботу забегали Беляев и Трухнов. В-третьих, в воскресенье приходила подруга Сережкиной матери со своей дурой-племянницей. Эти сидели и трепались полдня. И наконец, самое главное: и понедельник вломился какой-то мужик с рыжей бородой и чемоданом.
Он будто бы ошибся квартирой. Ему, дескать, нужно было на последний этаж, дверь — направо, но в другом подъезде. Причем возник этот придурок с чемоданом за час до их отъезда на дачу. Кривулин сказал, что глаза у него так и шарили по прихожей!
Я спросил: а борода была похожа на натуральную? Сережка подумал и ответил, что не уверен.
Степа молчал. Обожрался все-таки, подумал я.
— Кто такие Беляев и Трухнов? — наконец спросил он, не размыкая век.
Я удивился. Мне казалось, что в первую очередь нужно нацелиться на бородача. В крайнем случае — на алкоголика.
