Екатерина Вильмонт - В поисках сокровищ
— Мы ей скажем, что твой папа продал этот комод, а теперь рвет на себе волосы, жалеет, ну, словом, наплести можно все что хочешь! Например, что ты решил этот комод найти и выкупить ко дню рождения отца! У него когда день рождения?
— Седьмого марта! А откуда я деньги возьму? Что мы твоей бабушке скажем?
Даша на мгновение задумалась.
— Все очень просто! Ты скажешь, что деньги за комод отец отдал тебе на новый компьютер, а ты такой благородный…
— Но у меня же есть компьютер!
— Ты что, дурак? Я же говорю, на новый компьютер! Моя бабушка в них не больно-то разбирается! Понял? А такой благородный порыв ее до слез растрогает, и бабушка все, что захочешь, сделает!
— И тебе не жаль дурить родную бабку?
— Не-а! Ей это только развлечение! Она же молодая, а вышла на пенсию!
— Тогда звони бабке!
— Но нам придется к ней поехать, а то по телефону она такую историю слушать не станет!
— Она далеко живет?
— На Кутузовском.
— Это еще ничего, ладно, звони!
Но Софьи Осиповны тоже не было дома.
— Все! Едем домой! Сегодня неудачный день! — сказал Стас. — Вечером созвонись с бабкой, и, если она согласится, завтра и займемся этим делом.
— А как мы объясним, почему ты сам не можешь это сделать?
— Потому что… Потому что… мне не хотят говорить, я несовершеннолетний, и вообще на меня смотрят с подозрением, мало ли что парень моего возраста может выкинуть, а почтенная старушка…
— Моя бабушка — не старушка.
— Хорошо, почтенная пожилая дама…
— Видел бы ты ее, — засмеялась Даша.
— А что?
— Да за ней еще мужчины ухлестывают! Она такая… классная!
— Вот и посмотрю!
Весь вечер Даша дозванивалась бабушке и Виктоше. Но у бабушки никто не отвечал, а Виктошина мама сказала, что Вика пошла в театр с какой-то Мусей Лушкевич. Потом вернулась мама и принялась расспрашивать дочку о Братушеве. Даша так восторгалась тамошними красотами, что Александра Павловна наконец спросила:
— Но если там такая красота, как ты утверждаешь, почему же ты оттуда сбежала? С Надей не поладила?
— Ой, что ты, мама! Просто я по дому соскучилась, — и тут она вспомнила про иль баньо. — И потом, мама, там уборная во дворе, холодно!
— Ах ты моя умница! Тогда слава Богу, что ты вернулась! А то так застудиться можно!
Ну разве проживешь без вранья, если любишь свою маму и не хочешь ее волновать?
Глава XVIII
ЗАБУДЬТЕ О НАС!
— Что? — воскликнула Виктоша. — Какие воры?
— Почем я знаю, кто-то пытается открыть дверь! — убежденно сказала Муся.
— Так чего ты стоишь! Звони в милицию! — Виктоша, как была, в Муськиной ночной рубашке бросилась на кухню и схватила первое попавшееся на глаза оружие — Пестик от старинной медной ступки.
— Вика! Телефон не работает! — закричала Муська.
— Тогда ори! А-а-а-а! Помогите! — отчаянно завопила Виктоша.
Но на воров, похоже, это не произвело никакого впечатления.
Тогда Виктоша набралась храбрости и спросила:
— Кто там?
— Лучше сама открой, меньше шуму будет! — услыхала она в ответ тихий голос. — И крови!
Девочки похолодели.
— Что вам нужно? — пролепетала Муся.
— Только поговорить!
— С кем?
— С вами обеими!
— Говорите через дверь!
— Не получится, голуба моя, — раздался другой голос, тоже хорошо знакомый Виктоше. — Открой, мы поговорим и уйдем! Ничего мы вам не сделаем, не бойтесь! Насчет крови это он пошутил!
— Ну и шутки у вас!
В этот момент что-то в замке треснуло и дверь открылась. Клопик и толстяк с окладистой бородой ворвались в квартиру и закрыли за собой дверь. Девочки онемели от ужаса.
— Ну, где разговаривать будем, не в прихожей ведь, голубы мои! — пророкотал толстяк. — Ай, как нехорошо! Мы к вам с добром, а вы нас вон чем встречаете! Оружием, можно сказать! Клопик, как, по-твоему, пестик считается холодным оружием?
— Скорее тупым тяжелым предметом! — усмехнулся Клопик. — Знаете, как в протоколах пишут — смерть наступила от удара тупым тяжелым предметом!
— Брось свои шутки, Клопик, юницы боятся, правда, кралечки?
Девочки в ужасе прижались друг к другу.
— Клопик, гляди, как ты барышень наших напугал, можно сказать, до бесчувствия! Так не годится.
Он по-хозяйски вошел в гостиную, окинул ее скептическим взглядом и хмыкнул:
— Небогато живете! Ох, небогато! Мои нищие из метро и то лучше живут!
Муська так оскорбилась, что даже страх отступил.
— Потому что вы воры, жулики, а мы — честные люди!
— Во-во! Честные люди! Слушай, кралечка, у тебя есть талант, из тебя отличная нищенка получится. А, Клопик, ты как думаешь? У нас таких еще нету, чтобы с патетикой! Представляешь, как она входит в вагон и не столько просит милостыни, сколько обличает жадных пассажиров! «Граждане, имейте совесть! Это вы допустили, чтобы дети побирались в поездах! Это вы допустили, чтобы вместо лагеря „Артек“ они клянчили кусок хлеба!» И с таким благородным негодованием. По-моему, ей все будут подавать!
«Что он такое несет?» — мелькнуло в голове у Виктоши.
— Как тебе, голуба, такая перспектива? — обратился он к Муське.
— Никогда! Ни за что! — патетически воскликнула та.
— О! Я же говорю, у этой девчонки с патетикой все в порядке.
— Что вам от нас нужно? — вырвалось у Виктоши.
— А чтобы вы из наших преследовательниц превратились в наших сообщниц! Для этого мы сейчас прихватим с собой кое-что из ценных вещей, даже в небогатых домах есть ценные вещи, а заодно и подружку твою возьмем, — он по-прежнему обращался к Мусе, — и, естественно, подозрение падет на нее, а тебя, голуба, предупреждаю, если хоть ползвуком об нас обмолвишься, подружке твоей хана! Одно твое слово, и она на пере, это еще в лучшем случае! — Он сделал едва заметный жест, Клопик схватил Виктошу за плечи и оттащил к двери. А толстяк окинул взглядом гостиную и направился прямиком к серванту, выдвинул ящик и захохотал:
— Клопик! До чего же народ глупый, все ценности в одном месте держат, да еще ящик не на запоре. Так, денежки, колечки, очень хорошо, можно сказать, самая что ни на есть девичья кража! А ты, голуба моя, всю жизнь от этой кражи не отмоешься!
— Не смейте! — крикнула вдруг Муська.
— А ты помалкивай, толстомясая! Ты у нас подружку выкупать будешь! Месячишко по вагонам походишь, и хватит! Не волнуйся, мы тебя не в метро, мы тебя в электрички запустим! Все не так заметно! Только похудеть тебе придется, голуба моя, а то для нищенки ты, пожалуй, толстовата!
Виктоша от всех этих ужасов совсем упала духом. А толстяк отправился в спальню, порылся там в шкафу и вышел с меховой жакеткой Мусиной мамы.
— Заодно еще и это прихватим! Отлично! — Он вытащил из кармана сотовый телефон, набрал номер и сказал в трубку: — Женечка, будь ласков, подъезжай поближе к дверям, чтобы из окон не видно было, что мы в багажник положим! — Он убрал телефон. — Ну, Клопик, воткни кралечке кляп!
И тут произошло нечто совершенно неожиданное.
Муська вдруг громовым, как показалось Виктоше, голосом крикнула:
— Стоять! Ни с места!
Бандиты в изумлении замерли, а Муська с широко открытыми глазами продолжала:
— Спать! Спать! Спать!
И, как ни странно, Клопик выпустил Виктошу, которая в ужасе шарахнулась в сторону, а толстяк прислонился к стене и стал медленно сползать на пол. Клопик стоял с закрытыми глазами. А Муська все так же монотонно командовала:
— А теперь положите на стол все, что вы взяли!
Толстяк встал на четвереньки, подполз к стулу и выложил из кармана все, что украл. Виктоша в полном ошалении взирала на происходящее.
— Так! А теперь встаньте, выйдите за дверь!
Бандиты повиновались. Муська двинулась за ними. Уже на лестнице она сказала:
— А теперь раз и навсегда забудьте о том, что видели! И о нас!
Она вызвала лифт.
— Входите!
Они вошли.
— А теперь проснитесь! Вы все забыли! Просыпайтесь!
И она нажала на кнопку первого этажа. Лифт закрылся и ушел вниз. Муська продолжала стоять у лифта.
— Муська! Муська! Что это было? Гипноз, да? Ты гипнотизерша? — теребила ее Виктоша.
Муська вернулась в квартиру, прислонилась к стене, закрыла глаза, жестом попросив Виктошу помолчать. Потом вдруг открыла глаза и бросилась в объятия Виктоши.
— Получилось! Вика, получилось!
— Что? Что с тобой, Муська! Что получилось?
— Гипноз! Значит, я могу, я действительно это могу! Понимаешь, я подозревала, но уверенности не было. Я даже пробовала несколько раз, но ничего не получалось! А сегодня… наверное, это от стресса…
— Муська, гениально! Просто и грандиозно, как говорит мой папа. Я уж думала все, конец мне пришел…
— И я…
— Но как тебе в голову взбрело?
