Юрий Коваль - Пять похищенных монахов. Приключения Васи Куролесова
Пнув ногой садок с голубями, Похититель плюхнул «Темп» на диван и стал раскидывать комнатные антенны. Наладил дело, включил сразу все телевизоры, и тут же перегорели пробки. Чертыхаясь, Похититель взгромоздился на табурет, починил пробки и снова включил телевизоры. С полчаса смотрел он четыре передачи: «Сплав науки и производства», «Хочу все знать», «С песней вдоль околицы» и «Немецкий язык для химиков».
В голове его за полчаса образовалась такая каша, что Похититель плюнул, выключил телевизоры и достал «Краткую опись своих преступных деяний». Сегодня он не чувствовал особого вдохновения и записал коротко:
«Спер „Темп“. Влажность воздуха… А черт ее знает, какая сегодня влажность, я не мерил. Но, в общем, влажно. Пока лез на крышу, совсем сопрел. А телевизор — барахло, прыгает все время и какие-то веревки на экране».
Захлопнув книгу, Похититель подошел к зеркалу.
— Ну что, рожа, — сказал он своему отображению. — Опять психуешь?…
— Как же не психовать-то. Веревки на экране…
— А с монахами что будешь делать?…
— Завтра повезу в Карманов. Встану пораньше, часиков в шесть…
— Ну, тогда спокойной ночи, — сказал Похититель своему собеседнику, лег спать и мгновенно уснул.
Приснились ему ромашки. Ромашки, колеблемые ветром, и маленький мальчик — это был он сам, Похититель, — бегающий посреди ромашек.
Как приятно, как весело было маленькому будущему Похитителю бегать среди ромашек, срывать их, нюхать, считать лепестки. Похититель смеялся, а ромашки взмахнули крыльями и улетели, превратившись в голубей. Вот голуби опустились обратно на лужок и превратились в телевизоры. Засияли на зеленом лугу голубые экраны. Похититель прыгал вокруг них и баловался, переключая программы. Вдруг все экраны разом запрыгали, на них появились какие-то веревки, и Похититель проснулся.
За окном на улице было темно и тихо. Изредка доносилось шуршание автомобильных шин. Вдруг под окном кто-то закричал:
— Держите его! Держите! Держите, товарищ милиционер!
Похититель вскочил с кровати и бросился к окну. На улице, под окном, никого не было.
Почему-то захотелось пить. Он побрел на кухню, достал из холодильника бутылку молока и, утоляя жажду, невольно подумал, не переключиться ли на холодильники.
— Ведите его, ведите! — снова послышался голос с улицы. — Ведите, товарищ милиционер.
Похититель снова подбежал к окну и опять никого не увидел.
«Кого-то взяли», — подумал он, укладываясь в кровать.
Второй сон его начался ровно и гладко. Начался он с того, что Похититель просто вышел из дому. Только прошел десяток шагов, глядь — на углу милиционер. Стоит спокойно, смотрит в сторону, но это как раз Похитителю и не понравилось. На всякий случай он нырнул в подворотню и сразу увидел милиционера. Тот качался на качелях и показывал издали блестящую пуговицу. Это был уже намек.
Сердце Похитителя забилось, он прыгнул в сторону и оказался в лесу. Здесь было тихо и спокойно, но это только так казалось. На самом деле лес был набит милицией до отказа. Милиционеры глядели из-под каждого куста, стояли под каждой осиной, как подосиновики.
Выход был один — взлететь. Похититель взмахнул руками — и полетел. Огромное облегчение почувствовал он, свежий воздух омыл его измученное лицо, ворвался в грудь.
«Только не оглядывайся», — твердил себе на лету Похититель, но оглянулся.
В сером, пасмурном небе ровным строем, журавлиным клином летели за ним милиционеры. Впереди на мотоцикле летел вожак с огромными погонами на плечах.
— Проснись! Проснись! — закричал сам себе Похититель и не мог проснуться.
Да и никто в Москве в этот поздний час не мог уже проснуться. Спал Крендель, спал жилец Николай Эхо, спал Тимоха-голубятник и весь наш Зонточный переулок. Да что Зонточный! В этот час спала вся Московская область, и с кармановского мостика сквозь голубую дымку видно было, как легко шевелится она во сне. Спящие города и деревни видны были с кармановского мостика, болота, над которыми подымался блеклый ночной туман, влажные от росы шоссейные дороги, на которых не было ни души, ни машины.
Только где-то у станции Перловка шевелилась в кустах маленькая, еле заметная фигурка. Это шел по следу Вася Куролесов.
Часть третья. Воскресенье
Утро Похитителя
Милиционер, летящий на мотоцикле, догнал Похитителя, ударил колесом по пяткам, сшиб, как голубя, на лету.
«Проснись!» — отчаянно закричал Похититель, рухнул на землю и, наконец, проснулся.
Он лежал на полу в своей квартире. Телевизоры на тонких ножках стояли над ним, в садке хлопали крыльями монахи.
— Дракончик! — вздрогнул Похититель.
Раздался звонок в дверь — и Похититель вздрогнул вторично. Это ему не понравилось. Собрав волю в кулак, он мысленно приказал себе больше не вздрагивать, отворил дверь и все-таки, не удержавшись, снова вздрогнул.
За дверью стоял человек, с ног до головы забрызганный грязью, из карманов кожаного его пальто торчала серая солома.
— Монька? — сказал Похититель. — Ты?
— Не узнал, что ли? — ворчливо ответил Моня Кожаный, вытирая пот со лба. — Я к тебе от самого Карманова пешкодралил. Капитан Болдырев всех накрыл. И Сопеля попал, и Цыпочка.
— А Барабан?
— И Барабан погорел.
— А хвоста ты за собой не привел?
— Ты что! Я след посыпал тайнинской смесью.
— Чем?
— Тайнинской смесью, не слыхал, что ли? В Тайнинке один старикан изобрел. Порошок против ищеек. Махорка, перец, толченый чеснок да еще коровяк — медвежье ухо. У собаки не то что чутье пропадает — нос начисто отваливается. Я тебе с полстакана отсыплю, сам попробуешь.
Кожаный достал из кармана крокодилий портсигар, высыпал на ладонь немного бурого порошка. Похититель хотел было понюхать, но глаза его сразу превратились в недозрелые черешни, а нос подпрыгнул и принялся плясать, отчаянно чихая.
Кожаный тем временем оглядывал квартиру.
— Все пустяками занимаешься? — сказал он, когда Похититель отчихался.
— Как то есть?
— На ящики переключился?
— Какие ящики? — не понял Похититель. Он сегодня с самого утра неважно соображал, да и тайнинская смесь его ошеломила.
— Вот эти, с дыркой.
— Голуби устарели, а телевизоры — современные штуки.
— Чепуха, — недовольно сказал Кожаный. — Детские игрушки. А ты взрослый человек, тридцать семь стукнуло. Пора подумать о чем-нибудь серьезном.
— Чем же телевизоры несерьезное дело?
— А чего в них серьезного? Ящики для огурцов.
— Ну все-таки четыре программы, передачи разные.
— Смотреть не на что, — сказал Моня и так раздраженно махнул рукой, что Похититель переменил тему разговора.
— А я вот в Карманов собрался, — сказал он. — Голубей надо загнать.
— Не монахов ли?
— А ты откуда знаешь?
— Вчера у нас на рынке два червяка монахов искали, я было подумал, что они из нашей конторы.
— Один — переросток, а другой с космами?
— Точно.
— Похожи на моих клиентов. Значит, вчера они были в Карманове, а сегодня на Птичий пойдут. Что ж, самое время ехать в Карманов.
— Валяй, а я пока у тебя останусь. Помыться надо.
— Ничего не выйдет, — сказал Похититель. — Воду отключили.
— Как же так?
— У нас это часто бывает. Все чего-то ремонтируют. Да ты в баню иди. Воронцовские выходные. Иди в Тетеринские.
— Ладно врать-то, — сказал Моня, пристально взглянув на Похитителя. — Связываться со мной не хочешь. Боишься.
— Да чего мне бояться! — возмутился Похититель. — Отключили воду — и все дела.
Моня подошел к водопроводному крану и открыл его. Медный кран забулькал, как тетерев, выдавив ржавую каплю.
— Мда, — сказал Моня, завинтил кран и, хлопнув Похитителя по плечу, пошел к выходу.
Закрывши за ним дверь, Похититель облегченно вздохнул. Связываться с Кожаным Похититель действительно никак не хотел. Моня Кожаный был опасный человек, а с опасными людьми Похититель сроду не связывался.
«Зачем я буду связываться с опасными, — рассуждал он. — Я уж лучше с неопасными свяжусь. Но, честно сказать, и с неопасными связываться порой опасно. Сегодня он неопасный, а завтра такой опасный станет — только держись. Лучше вообще ни с кем не связываться».
Сквозь занавеску Похититель внимательно смотрел, как Моня выходит из подъезда, переходит улицу, садится в трамвай.
«Не привел ли Кожаный хвоста?» — думал Похититель.
След на асфальте
Вяло, лениво подымался Крендель в это воскресное утро. Спешить ему никуда не хотелось, да и спешить-то было некуда. Нам явно некуда было спешить.