Андрей Трушкин - Мой непутевый дедушка
– Что-то не верится, — с сомнением покосился на очередной горячий чайник Васька. — Пойду-ка я лучше на базар прогуляюсь…
Васька заметил, как Тахир с сомнением посмотрел на Игоря, и тот еле заметно кивнул.
– Значит, так, — стал объяснять Тахир. — Выйдешь на улицу — спускайся вниз, она сама тебя на базар выведет! Если там потеряешься — спросишь, как пройти к улице Пахтакор. Ну, а дом мой по кольцу узнаешь. Часа тебе хватит?
– Конечно, — кивнул Васька.
Щурясь от яркого солнца, Васька двинулся вниз по улочке. Вскоре он вышел в довольно оживленный район. Там его подхватила и повела вперед длинная суетливая струя людского потока и, отклоняясь то вправо, то влево к ларькам и киоскам, потащила на базар.
От среднеазиатского базара Васька ошалел — уж больно он не был похож на какой-нибудь Центральный рынок или стандартную столичную «оптушку». За то время, что в Москве Васька успевал обойти целый комплекс, тут он не успевал одолеть и нескольких торговых рядов; он протискивался, проталкивался, поднимался на цыпочки, вытягивал шею, ему было страшно любопытно все вокруг. Он, никого не зная и будучи уверен, что и его никто не знает, совал свой нос повсюду, улыбаясь целому лугу разноцветных самодельных бабочек, пришпиленных к тряпочке торговца украшениями, нескромно заглядываясь на непривычные шаровары, которые там и тут, не прикрывая лодыжек, вполне обеспечивали невидимость коленкам, ярким водопадом вырывались из-под края женских платьев; следил за ловкими руками прощелыги-игрока, который клал горошину под один из трех наперстков и гонял их по доске, призывая делать ставки; щупал зоб у одного из многочисленных сонных петухов; пробовал на язык красный перец и чимчу; слушал заунывные прекрасные песни, вырывающиеся из старых, раздолбанных магнитол; и шел, и шел дальше, и, наконец, набрался наглости обменять у какой-то русской бабки рубли на местную валюту — сомы и выспросил у нее, где можно позвонить по междугородному телефону.
Заказ на Москву, даже срочный, пришлось ждать довольно долго. Наконец, когда Васька уже начал терять терпение, телефонистка, не надеясь на разборчивость слов, выплевываемых в зал ожидания древним громкоговорителем, крикнула:
– Москва, третья кабина!
Васька сорвался с места и оккупировал место.
Вначале в телефонной трубке слышались только щелчки и какой-то подозрительный шорох, а потом Васька услыхал такой далекий и оттого страшно близкий Ленкин голос:
– Алло…
– Алло! — обрадовался Васька. — Это я, Лен!
– Ты откуда? — ахнула Ленка. — Неужели оттуда?
– Оттуда, оттуда, — весело подтвердил Васька.
Казалось, голос его исходил не из горла, а из жестяного ведра. Кроме того, по какой-то непонятной причине слова его в трубке двоились, как при сильном эхе, и налезали друг на друга. Но Ленка тем не менее как-то ухитрялась его понимать.
– Лен, — Васька стал лихорадочно собирать свои разбежавшиеся в критический момент мысли, — не забудь классной, да и всем учителям сказать, что я болею. А то, не дай Бог, вздумает кто домой мне звонить. Да, и еще — если моя маманя вдруг тебе позвонит, скажи, что весь класс ушел в поход на пять дней. А ты осталась, мол, горло разболелось.
– Ох, Васька, врать меня заставляешь, — рассердилась Ленка, — а я этого страсть как не люблю.
– Ладно, Лен, выручай! — взмолился Васька. — Не для себя же стараюсь — сама знаешь. То есть, конечно, и для себя немножко — дед все-таки мой… В общем, ты поняла. А пока выполни, пожалуйста, одну мою просьбу. Записывай…
Вырвавшись из душного зала ожидания междугородного переговорного пункта, Васька глубоко вдохнул горячий воздух и посмотрел на часы. Следовало поторопиться, оговоренный час уже давно прошел.
Васька двинулся к улице Пахтакор кратчайшим путем. Он протиснулся между рядами зеленщиков, заставленных ящиками, и попал в Царство чревоугодников.
На небольшом пятачке рыночной площади жались друг к другу пельменная, шашлычная, чебуречная и чайхана. Васька остановился, прицениваясь к аппетитному румяному пирожку с мясом и луком — самсе. Роясь в кармане в поисках своих тугриков, он поднял голову и застыл. В старом, потрескавшемся, с облезлой амальгамой зеркале чайханы он снова увидел знакомую голову Лысого Объекта!
На этот раз Лысый Объект голову прикрывал не шляпой, а тюбетейкой, но лицо было прежним. И что самое удивительное — рядом с типом, которого когда-то Васька принял за контролера, кажется, промелькнул Тахир!
Васька не был уверен в этом на сто процентов — зеркало было мутным, да и таких парней, как Тахир, на базаре было пруд пруди, но профиль лица был жутко похож.
Забыв заплатить, Васька ринулся к чайхане. Но торговец самсой живо его осадил:
– Э-э, стой! Денги забыл!
Васька отдал без сдачи какую-то бумажку и махом перепрыгнул три ступеньки, ведущие в чайхану.
Кружок стариков тесно сомкнулся вокруг чайника, который подозрительно не дымился, двое мужчин постарше резались в нарды. Еще один налегал на лагман — узбекскую лапшу. Ни Лысого Объекта, ни Тахира в чайхане не оказалось…
– Ты где был? — накинулся на Ваську Тахир. — Я уже плов приготовил, а тебя все нет… Вот только что с базара вернулся — за приправами ходил… Иди скорее на чайхану, а то там Игорь от голода уже погибает…
Васька спустился к каналу.
Выходит, Тахир действительно выходил на базар. Но встречался ли он в самом деле с Лысым Объектом? Или, может быть, они просто оказались рядом? Или — что еще естественнее предположить — все это Ваське привиделось в старом потрескавшемся зеркале…
Плов, настоящий узбекский плов с бараниной, приготовленный на настоящем курдючном сале, так понравился Ваське, что он съел кроме основной огромной плошки еще две добавочные. Да, это был совсем не тот плов, которым пичкали их иногда в школе.
В плове, приготовленном Тахиром, каждая рисинка была сама по себе, искрилась на солнце золотом. Несмотря на жир, рис действительно был рассыпчатым, а не представлял из себя комок некоего варева. Поэтому такое блюдо, как ни странно, удобнее было есть руками, как это принято на Востоке, а не вилкой, как это делают на Западе.
– Что, нравится? — подмигнул Тахир Ваське. — Такой плов только у нас и поешь. А то я слышал, что в Москве его делают из свинины…
– Да, а что? — осведомился Васька.
– Не понимает, — повернулся Тахир к Игорю.
– Делать плов из свинины все равно что компот из мазута, — доходчиво объяснил Игорь. — К тому же мусульмане не едят свинины.
– Надо же, — пробормотал Васька.
С каждым часом, проведенным на новой для него территории, он понимал, что представлял себе жизнь людей на Востоке слишком упрощенно, а многого, как выясняется, и вовсе не знал.
После очередного чая Игорь, отдуваясь, стал травить байки:
– Был я как-то в командировке в Коканде. Утром просыпаюсь — стук в дверь. Входит товарищ, который меня встречал в аэропорту, в руках у него авоська. Там дыня, виноград, персики.
Говорит: утром, Игорь-джон, у нас положено попить чаю.
Посидели, попили, поговорили, полтора часа прошло.
Пора по делам идти. Но только мы до угла первого от гостиницы дома дошли, мой провожатый берет меня за локоть:
– Игорь-джон, тут недалеко, через дорогу, мой дядя работает. Давай зайдем, а то дядя узнает, что я с человеком из Москвы рядом проходил и не заглянул — обидится…
Ладно, заходим к дяде.
Сидим, пьем чай, болтаем. Разные люди к нам подваливают, присаживаются, что-то начинают спрашивать, о чем-то со мной спорить. Так проходит еще три часа.
Наконец, когда солнце уже припекает вовсю и каблуки к асфальту приклеиваются, двигаем дальше.
Прошли чуть больше квартала, меня опять мой приятель в сторону тянет:
– Тут рядом, за углом, другой мой дядя работает. Узнает, что мы того дядю навестили, а его — нет, обида будет. Нехорошо получится.
Что ж, идем навестить второго дядю. На этот раз попадаем в шашлычную. Ух, и нахрюкался я там шашлыков, благо время уже обеденное было. Такого мяса, сочного, мягкого, аппетитного, больше никогда в жизни не ел.
За разговорами, спорами проехало еще два часа.
Я потихоньку приятеля в сторону отвожу, мол, дела пора обтяпывать, имей совесть.
– Сейчас, — говорит, — только чаю попьем… Чай в меня уже не лез, но я поднапрягся, влил в себя еще четыре пиалы.
Провожали нас из шашлычной, как на Северный полюс — всем народом.
Но до места мы дойти не успели. Свернули на боковую улочку, а она перекрыта!
Оказывается, там свадьбу играли — постелили вдоль улицы ковры, поставили столы и веселятся — человек триста!
Я хотел быстро задний ход дать, но нас заметили — приглашают к столу. Начал я отнекиваться — дела горят! — но тут замечаю, что приятель глаза страшные делает и шипит:
