Роберт Стайн - Предательство
— Странно?
— Он носит на шее серебряный кружок. И всегда носил. Отцу дала этот медальон его бабушка, еще в Старом Свете. На кружке видны маленькие серебряные когти. И вот, когда я рассказала папе про девчонку в огне, он вскрикнул, будто ему дали под дых, и схватился за медальон.
— А что он тебе сказал, Мэри? — спросил Джереми тихо, внимательно счищая солому с липкого рулета.
Девичье лицо потемнело, словно грозовая туча.
— Вот это самое странное, — прошептала Мэри. — Он не сказал ничего. Ни слова. Так и остался стоять, глядя в окно и сжимая серебряный кружок. И не издал ни звука.
— Действительно, очень странно, — согласился Джереми, с непонятным выражением разглядывая рулет.
— Ну, мне пора, — сказала Мэри с грустью. — Пока гроза не началась.
Она подняла корзину и старательно прикрыла рулеты льняной тканью. Девушка сделала несколько шагов по полю, затем внезапно остановилась и повернулась к Джереми. А тот все так же сидел на куче соломы и глядел вслед подружке, уплетая рулет так, что за ушами трещало.
— А как твой отец? — спросила Мэри. — Ты ему рассказывал про наши отношения?
Вопрос застал парня врасплох. На мгновение он перестал жевать, потом с трудом проглотил кусок.
— Мне хочется увидеть твоего отца, — сказала Мэри игриво. — Просто мечтаю посмотреть твой дом и познакомиться с твоим родителем.
Джереми поднялся на ноги с озабоченным видом.
— По-моему, ничего хорошего из этого не выйдет, — сказал он, потупив глаза. — Мой отец… очень болен. У него сейчас не хватит сил, чтобы принимать гостей.
Мэри не поняла, из-за чего он так разволновался.
— Что ж, похоже, остаток дней нам с тобой придется встречаться в лесу, — произнесла она со вздохом.
Дом Эдварда был небольшим одноэтажным строением, построенным из камней, собранных на здешнем пастбище и окрестных полях. Крыша была покатой и гладкой, а с фасада виднелись два маленьких окошка.
Изба стояла на краю леса. Отсюда был прекрасно виден дом Бенджамина и Мэттью.
По пути через поле, на котором работал Джереми, Мэри почувствовала первые крупные капли дождя. Вспомнив об отце, девушка прибавила шагу.
«Нужно бы рассказать ему о Джереми, — подумала Мэри с грустью. — Но в последнее время на папу свалилось столько дурных новостей».
Затем ее мысли перекинулись на дядю Бенджамина. Дело в том, что нынче несчастный старик переполошил всю семью громким криком посреди ночи.
Мэри первой вбежала в комнату, за ней — перепуганные отец с матерью. Сначала они решили, что Бенджамину приснился кошмар. Но старик кричал отнюдь не во сне.
Оказалось, что ночью у него отнялась и правая нога. Теперь дядя Мэри мог двигать лишь головой и правой рукой.
Мэттью стал еще более отрешенным и замкнутым, погрузился в свои собственные мысли. Эдвард сделался печальным и молчаливым. А Ребекка… Ребекка еще больше ослабела и состарилась, как будто каждый день отнимал у нее по году жизни.
С корзинкою в руке, Мэри приблизилась к дому брата.
— Ребекка! — позвала девушка.
Ответа не было.
— Ребекка! Это я, Мэри!
Снова никакого ответа.
Грозовые тучи все сгущались. Теперь с неба падали уже очень крупные капли.
Мэри постучалась в переднюю дверь.
«Какая странная тишина, — подумала девушка, ставя корзинку на землю. — Обычно еще издалека слышны крики Эзры. Почему он молчит сейчас?»
Она вновь постучала.
Не дождавшись ответа, Мэри открыла дверь и вошла в дом.
— Ребекка! Эзра!
В передней было на удивление светло. В настенных канделябрах и на маленьком дубовом столике возле очага горели свечи. Да и в самом очаге вовсю полыхали дрова.
— Ребекка!
«Куда она запропастилась?» — ломала голову девушка.
— Ребекка! Ты дома?
Поставив корзину на пол, Мэри услышала негромкий скрип. Она прислушивалась несколько секунд, пытаясь понять, что это за звук.
Затем разглядела какую-то темную тень, ходившую по полу взад-вперед.
Удивленная девушка стала следить за движениями тени на полу, прищурив глаза.
Скрип. Скрип.
Этот тихий ритм сопутствовал движениям тени.
Затем Мэри подняла глаза и, увидев то, что отбрасывало тень, громко завопила.
Глава 5
— Ребекка! — только и смогла она выдавить наконец. Тело женщины раскачивалось у нее над головой. Дрожа от ужаса, Мэри увидела толстую веревку, привязанную к стропилам и обхватывавшую шею Ребекки.
Мэри видела, что руки женщины безжизненно повисли вдоль тела.
Видела, что лицо и вся кожа Ребекки потемнели, а глаза выкатились из орбит.
Скрип. Скрип.
— Ребекка! Нееет! — заорала Мэри и повалилась на колени. Пол ушел у нее из-под ног. Она была близка к обмороку.
Девушка зажмурилась и принялась трясти головой, пытаясь отогнать ужасное зрелище.
Но даже с закрытыми глазами Мэри видела, как Ребекка раскачивается на веревке, словно огромный, спелый плод.
«Что здесь произошло? Ребекка повесилась? Или ее убили?» — теснились в голове у девушки жуткие вопросы.
Открыв глаза, она увидела прямо над своим лицом колышущееся платье покойницы.
— Не могу… не могу этого видеть… — произнесла Мэри. — Не могу… не могу…
Ее начало рвать, все тело вздрагивало, и за конвульсией следовала новая конвульсия.
Потом она плакала. И вопила.
Затем поднялась на ноги.
Выскочила наружу и побежала куда глаза глядят.
Дождь уже припустил вовсю. Ледяные струи ударили девушке в лицо, сбили волосы, до нитки промочили платье.
Наконец девушка повернула к своему дому через поле, и туфли громко зашлепали по влажной земле.
— Эдвард! Где же ты, Эдвард!
«И где Эзра? — подумала она вдруг. — Как я им скажу о случившемся? И как избавлюсь от этой страшной картины? Как? Как? Как?»
Даже самый сильный дождь не мог вымыть из ее сознания ужасающее видение — голову Ребекки, висящую под непривычным углом, и все тело, тихо раскачивающееся под потолком.
Дождь не мог смыть ни почерневшую кожу, ни выкатившиеся глаза.
Не мог смыть и тихий скрип, с которым качалась покойница.
— Эдвард! Папа! Мама! Помогите!
Мэри бежала по дождю, вытянув руки, будто в призыве о помощи. Бежала, не слыша собственного голоса.
«Ребекка, ты не могла умереть. Пожалуйста, окажись живой. Окажись живой, Ребекка».
Девушка уже пробежала половину пастбища, скользя по мокрой траве. Дождевые струи прибили ее волосы и сбегали по лицу, застилая глаза.
Впереди вырос дом, серый на фоне низких черных туч.
— Эдвард! Где ты? Эдвард! Папа! Папа!
Нога поскользнулась, и девушка тяжело бухнулась в холодную грязь, приземлившись на руки и колени.
— Ой!
«Может быть, я не смогу подняться. Может, останусь здесь навеки. А может быть, я буду лежать здесь до тех пор, пока потоки воды не поднимут меня и не унесут куда подальше»,
С отчаянным криком она вскочила на ноги. Платье перепачкалось в земле, волосы налипли налицо.
Сделав пару шагов, девушка остановилась, потрясенная.
Что это?
Посреди пастбища неподвижно стоял незнакомец.
Одетый во все черное, он напоминал саму смерть.
«Мне это чудится?»
Мэри обеими руками откинула назад налипшие на лицо волосы и стряхнула с ресниц воду.
Нет.
Он стоял все на том же месте.
Кто бы это мог быть?
«Почему он торчит здесь под проливным дождем и пялится на меня?»
Девушка окликнула незнакомца.
Но темная фигура стояла все так же неподвижно.
Глава 6
Мэри снова окликнула незнакомца.
Деревья, росшие вдоль пастбища, трепетали и гнулись под порывами ветра.
Но черная фигура стояла как ни в чем не бывало.
Дрожа как осиновый лист от холода и от ужаса, Мэри сделала осторожный шаг в его сторону. Ветер накатывал на нее, словно студеные океанские волны.
С каждым шагом ботинки все сильнее вязли в грязи.
«Он стоит все так же и не шевелится, — заметила девушка сквозь густую пелену дождя. — Он неподвижен, словно статуя».
Статуя?
«Это же пугало», — поняла наконец Мзри.
Ну конечно. Поэтому оно и не движется.
Пугало.
Подойдя поближе, девушка разглядела, как сбегает вода с полей его черной шляпы, увидела темные рукава его длинного пальто, летящие по ветру.
«Но кто поставил здесь это страшилище?» — удивилась Мэри.
Следующая мысль заставила ее остановиться: «Для чего нужно пугало посреди заросшего травой пастбища?»
Девушка прикрыла глаза рукой и тяжело вздохнула.
И шагнула навстречу. И еще раз.
И затем, сквозь струи дождя, она узнала лицо под черной широкополой шляпой.
— Дядя Бенджамин!
Уже второй раз за день Мэри глядела в застывшее лицо мертвеца.
Пугалом оказался Бенджамин Файер.
Он стоял примерно так же, как и обычно. Но руки безжизненно висели по бокам.
