Энола Холмс и маркиз в мышеловке - Нэнси Спрингер
У нее все получилось. Она дала им достойный отпор.
Однако почему мать не забрала меня с собой?
Я отбросила одеяло и спрыгнула с постели, подняла фитиль керосиновой лампы и подошла к письменному столу. Сейчас даже очаровательный узор из букетиков по краям стола не мог поднять мне настроение. Я достала из своего набора для рисования карандаш и бумагу и нарисовала грубую карикатуру на мать: с морщинами и обвислыми щеками, вытянутыми в тугую линию губами, в шляпе, которая еще называлась «трехэтажным домиком с подвалом», и коротком жакете, с черным зонтом, выставленным вперед подобно мечу, и дурацкой, пышной юбкой с длинным подолом, волочившимся по земле.
Почему она ничего мне не рассказала?! Почему бросила меня одну?!
Что ж, конечно, ей не хотелось доверять важную тайну маленькой девочке, как ни обидно это признавать... Но она могла хотя бы оставить мне прощальное письмо, записку с объяснениями?
И почему, ну почему мать сбежала именно в мой день рождения?! Наверняка у нее была на то веская причина. Мама ничего не делала просто так. Но какая?
Ну конечно...
Я резко выпрямилась и разинула рот. Все ясно!
Так вот что ею двигало.
Разумно. Мама хитрая.
Очень-очень хитрая.
Она все-таки оставила мне послание.
В подарке.
На день рождения. Вот почему она ушла именно тогда. Чтобы незаметно, под видом подарка...
Я вскочила со стула. Куда же я ее положила? Пришлось взять в руку свечу и осмотреться. На полке с книгами ее не было. Как и на столе, комоде, раковине, кровати. Ни на игрушечном Ноевом ковчеге, ни на деревянной лошадке она не лежала. Словно в дурмане я ломала свою глупую голову над тем, где же...
Нашла! В кукольном домике, с которым я уже давно не играла, валялась тонкая брошюрка — написанная, сшитая и выкрашенная вручную.
Сборник шифров, который мама передала мне через миссис Лэйн.
Я схватила его и открыла на первой странице. Маминым небрежным почерком там было выведено:
АЛО НЭИ ЩИВ ХИО МХА МВТ НАЗ ИРХ
От одного взгляда на шифр мне захотелось плакать, и я зажмурилась.
Ну же, Энола, пораскинь мозгами.
В голове снова раздался голос матери: «Ты и одна прекрасно справишься, Энола».
Я открыла глаза и уставилась на бессмысленную на первый взгляд цепочку символов. И глубоко задумалась.
Что ж. Для начала следует отметить, что предложение не может состоять из слов по три буквы каждое.
Я взяла чистый лист бумаги, придвинула керосиновую лампу к себе поближе, с другой стороны поставила свечу и переписала все слитно:
АЛОНЭИЩИВХИОМХАМЕТНАЗИРХ
В глаза бросились первые пять букв — «АЛОНЭ».
Наоборот они читались как «ЭНОЛА».
Попробуем перевернуть шифр задом наперед.
ХРИЗАНТЕМАХМОИХВИЩИЭНОЛА
Я зацепилась за слово «моих». Мама написала о себе?
МОИХ В ИЩИ ЭНОЛА
Что-то не так с порядком слов.
ЭНОЛА ИЩИ В МОИХ
Ну конечно! ХРИЗАНТЕМАХ. «Энола, ищи в моих хризантемах»! Как же я сразу не догадалась по цветам, нарисованным на странице! Золотистым и красновато-коричневым.
Я разгадала шифр.
Не такая уж я и глупая.
Или все же глупая, поскольку не понимаю, что мама хотела этим сказать? «Ищи в моих хризантемах»? Неужели она что-то закопала в клумбе? Нет, вряд ли. Мама, наверное, в жизни лопаты в руках не держала. За растениями ухаживал Дик, а ей возиться в саду не нравилось; она считала, что выносливые цветы — вроде хризантем — и без нее не завянут.
Хризантемы в саду. Какие из них можно назвать мамиными?
Напольные часы на первом этаже пробили два ночи. Обычно я в это время видела десятый сон и вот впервые засиделась допоздна. Голова у меня кружилась, мысли разбегались.
Я устала и уже не была так взбудоражена, как немногим ранее, и вполне могла бы уснуть. Вот только мне не хотелось ложиться в постель.
Минутку. Мама подарила мне еще одну книжку. «ТАЙНЫЙ ЯЗЫК ЦВЕТОВ». Я пробежалась по алфавитному указателю и открыла страницу со значением хризантем.
«Хризантемы говорят о родственных чувствах и намекают на расположение».
Намек на расположение — лучше, чем ничего.
Я на всякий случай проверила значение душистого горошка.
«Прощание и благодарность за приятно проведенное время. Душистый горошек дарят перед разлукой».
Разлукой.
Я долистала до чертополоха.
«Вызов».
Я мрачно улыбнулась.
Все-таки мама оставила мне послание. Разлука и вызов в японской вазе. В светлой гостиной, украшенной сотнями акварелей...
Акварельных цветов!
Я расплылась в улыбке и прошептала себе под нос:
— Вот оно что, Энола!
В «моих» хризантемах могло означать только одно: «в тех, которые я нарисовала».
Поместила в рамку и повесила на стену в своей гостиной.
Сомнений нет.
Очевидно, что моя догадка верна, и хотя я не представляю, что можно найти «в» картине, было бы глупо не спуститься и не проверить. Немедленно. Под покровом ночи. Чтобы никто, особенно Майкрофт, об этом не узнал.
Девочкам полагается играть в куклы, и заботливые взрослые не раз дарили мне их. Лично я терпеть не могла кукол и при первой же возможности отрывала им головы, но кое в чем они оказались полезны.
Я достала ключ из полого черепа куклы с пшеничными волосами, который использовала как тайник. Затем я опустила фитиль керосиновой лампы, захватила с собой свечу и осторожно приоткрыла дверь спальни, стараясь не произвести ни звука.
Комнаты матери располагались в другом конце коридора, прямо напротив гостевых.
А там спал Майкрофт.
То есть я надеялась, что он спал.
И крепко.
Я встала на цыпочки и босиком вышла из комнаты.
Когда я проходила мимо закрытой двери спальни Майкрофта, до меня донесся гулкий звук, похожий на хрюканье довольного кабана, который разлегся на солнышке.
Мой брат храпел.
А значит, и правда крепко спал.
Прекрасно.
Я медленно вставила ключ в замочную скважину и так же медленно его повернула, но все равно раздался тихий щелчок. А когда я открыла дверь, заскрипели петли.
Храп Майкрофта прервался, и он громко закряхтел.
Я обернулась и застыла на месте.
Послышался шорох, заскрипела кровать — видимо, Майкрофт переворачивался на другой бок. Храп возобновился.
Я проскользнула в мамины комнаты, затворила за собой дверь и вздохнула с облегчением.
Переведя дыхание, я поднесла свечу к стене.
Каких цветов только не было на картинах!
Я внимательно изучила акварели на всех четырех стенах. Слабый огонек свечи не облегчал мне задачу, и я
