Лев Штуден - Шкатулка дедушки Елисея
Итак, я отправился ночью один к Музыкальной Комнате. Мне пришла мысль подкараулить наших «гостей»: очень хотелось ещё раз посмотреть, как они проходят через стену. Но я опоздал. За дверью уже звучала музыка.
Кстати, о музыке.
Знаете ли вы, кто любит её больше всех? Мы, чёрные коты. Я говорю совершенно серьёзно. Если среди нас встречаются особи, не слишком развитые в этом отношении, то здесь не наша вина: не всякому коту везёт на музыкального хозяина.
Мне-то повезло, и ещё как! Сестра Хозяина очень много играла в моём присутствии. Были случаи, когда она специально предупреждала меня: «Слушай внимательно, Амадей! Это написал твой тёзка» — и я уже заранее знал, что услышу музыку Моцарта. Поэтому пусть вас не удивляет, что именно музыка Моцарта мне нравится больше всего! Она очень сильно на меня действует, в каком бы настроении она ни звучала. Весёлый Моцарт заставляет меня бегать по комнате и забавляться шнурками от оконных занавесок. Печальный Моцарт вынуждает меня так безнадёжно грустить, что я теряю аппетит… Но слушать хочется ещё и ещё.
Надо ли говорить, что ЕГО музыку я узнаю сразу, с первых звуков?
Узнал я её и на этот раз… За дверью Музыкальной Комнаты звучал печальный Моцарт. Ночная, тихая, медленная музыка. До чего прекрасная — я вам даже передать не могу! То скрипки звучат, то рояль. То звучат они вместе. Рояль жалуется-скрипки подпевают. Скрипки грустят — рояль им сочувствует. Потом, из разговора моих хозяев, я узнал название этой музыки: «СИЦИЛИАНА из концерта Ля Мажор». Слово «Ля Мажор» мне ничего, конечно, не говорит. А вот сицилиана — очень красивое слово! Хотел бы я познакомиться с кошечкой, которую звали бы Сицилиана…
Извините, я отвлёкся.
Сижу, значит, я у закрытой двери и слушаю. Вдруг за спиной — вполголоса:
— Смотри, Маша! Наш Амадей уже тут как тут. Слушает… Ну что, войдём?
— Нет, Вовочка, нет! Я боюсь. Я не пойду туда… И ты не ходи, не надо. Скоро полнолуние. Помнишь, нас предупреждали?
— Может, вдвоём нам не так будет страшно?
— Нет, нет! Пойдём отсюда…
И они ушли — мой юный Хозяин и сестра юного Хозяина. А я остался: мне хотелось дослушать музыку. К тому же я чувствовал, что юный Хозяин обязательно сюда вернётся, уж я-то знаю его… Пока я сидел и слушал, случилось нечто неожиданное: два голубых призрака появились у стены. Они выросли внезапно передо мной и стали озираться по сторонам.
— Вы никого не видите? — спросил один.
— Никого, — ответил второй, — только чёрный кот у порога… Тот самый, помните, который нас вчера так напугал?
— Будьте осторожны. Чёрный Флейтист умеет менять обличье… Последний раз я видел его возле этого дома в образе огромного пса…
— Нет, нет… Не стоит беспокойства… Обыкновенный кот, вполне безобидный, уверяю вас. Но, однако же, пойдёмте обратно: как бы нас не увидели хозяева… Чем ближе время полнолуния, тем мы для них видней, не забывайте об этом.
Оба призрака отступили назад к стене и исчезли. Очень странно: что ещё за «Чёрный Флейтист»? Почему они его боятся?
Наконец кончилась Сицилиана. Зазвучали коридорные половицы: я увидел юного Хозяина — он шёл, крадучись (видно, сказал сестре, что ложится спать, а сам тайком собрался в Музыкальную Комнату: так я и думал!). Вот он остановился перед дверью и наклонился надо мною.
— Вот что, мой друг Амадей. Сейчас мы с тобой сделаем ещё одну попытку. Дождёмся начала новой музыки — и войдём осторожно… Но я тебя предупреждаю: если ты предпочитаешь ловить мышей — лучше тебе не идти со мной на разведку. Выдеру как Сидорову козу, понял? Мне нужен помощник, а не бандит с большой дороги.
Я вздохнул и наклонил голову, что на языке жестов означает:
— Мне ваша речь не слишком понравилась, но я согласен.
X. Вовка
Я тихонько открыл дверь. Мы осторожно вошли — я и мой храбрый кот. Горящих свечей, слава Богу, мы в комнате не увидели. Опять светила луна. Я разглядел несколько прозрачных голубых фигур возле рояля… Мне показалось, что они теперь стали гораздо видней. За роялем, если не ошибаюсь, был Моцарт.
На этот раз я решил не прятаться за ширму, а сесть к столу и ждать… Будь, что будет!
Первое время на нас с Амадеем никто не обращал внимания… Все слушали музыку. Музыка была опять знакомая: Фантазия Моцарта ре минор. Конечно, и эта вещь как нельзя более подходила ночному виду Музыкальной Комнаты. Наши волшебные гости как-то удивительно хорошо чувствовали связь между музыкой и тем, что их окружало… Я подумал, что завтра же попробую упросить Машеньку сыграть Фантазию в полумраке — лунное чудо! — при свете она совсем не так должна звучать…
Игра кончилась. Голубые фигуры приблизились к музыканту, несколько рук протянулись к нему.
— Господин Моцарт, вы лишний раз подтвердили вашу божественную репутацию! — сказал призрак, похожий на Чайковского.
— Жаль, что злая судьба не позволила сбыться моей мечте и стать вашим учеником мне не пришлось, — подхватил призрак с бетховенской лохматой шевелюрой. — Однако же, господа, мы всё больше предаёмся нашим музыкальным радостям и всё чаще забываем о нашей главной цели! Я всё-таки считаю, что счастье наших взаимных встреч не должно препятствовать поискам… Чёрный Флейтист начеку. Помните об этом! Не сегодня-завтра он будет здесь.
«Чёрный Флейтист? Это что ещё за новости?» — подумал я и непонятно почему ощутил ужас. Мне показалось, что ногам! вдруг стало холодно. Амадей, наверное, тоже почувствовал себя неуютно и запрыгнул ко мне на колени. Я погладил его. Он долго ворочался у меня под рукой, потом устроился и затих.
— Сегодня ваша ночь, маэстро! — обратился к Моцарту один из призраков. — Вы нам дарите счастье, а мы вам — нашу любовь. И всё же, не пора ли нам соединить приятное с полезным? Соблаговолите же взять вот эту скрипку — никто ещё не пробовал её, — и давайте попытаемся вместе сыграть музыку Орфея.
«Музыку Орфея? — опять удивился я. — Новые загадки!»
Моцарт, между тем, взял скрипку, попробовал струны, настроил её… Ага! Мелодия мне показалась знакомой. Я слышал её в разных вариантах — ОНИ играли её не раз в этой комнате. Очень странная мелодия. Она заставляла обо всём забыть, мне даже захотелось самому участвовать в исполнении… Ах, как жаль, что я ни на чём, кроме флейты, не умею играть!
Наши музыкальные гости — они-то, конечно, умели. То один, то другой подходили к роялю, к арфе, к органоле — они включались в игру, каждый по-своему помогая солисту. Получалось что-то похожее на коллективную импровизацию. Тут и я, забыв, где нахожусь и что делаю, протянул руку к рядом стоящей виолончели и дёрнул за первую попавшуюся струну!
Конечно, я всё испортил.
Игра сразу оборвалась. Амадей соскочил с моих колен и спрятался под стол. Среди призраков началось смятение… Кто-то спросил с большим неудовольствием:
— Боже, откуда взялся этот фальшивый звук?
И не успел я ничего толком сообразить, как передо мной уже выросла фигура разъярённого Бетховена. Вид у него был почти такой, как в Машенькиной книжке, где он изображён во время сочинения какой-то грозной музыки…
— Ага! — сверкнул он на меня глазами. — Значит, вот кто нам помешал… Господа, идите сюда, вот он перед вами, наш возмутитель спокойствия!
Несколько зыбких прозрачных фигур приблизились ко
мне.
— Что ты здесь делаешь, мальчик? — ласково спросил меня один из них (судя по виду — Чайковский).
Собравшись с силами, я ответил:
— Не понимаю, почему вы спрашиваете об этом меня. Скорее, это я у вас должен спросить, что вы делаете в моём доме!
Музыкант в парике, тот самый, который был похож на Баха, сказал, обернувшись к остальным:
— Достойный похвалы ответ, господа! Мальчик вправе задать нам такой вопрос, а мы, клянусь Аполлоном, должны ему ответить, если не хотим показаться невежами или, не дай Бог, квартирными ворами.
Всё общество собралось теперь вокруг стола, и я их мог хорошенько рассмотреть. Вблизи они были совсем домашние, очень милые, нисколько не страшные. Некоторое время длилось молчание, то есть никто не хотел первым начинать разговор. Пришлось мне в очередной раз набраться смелости.
— Объясните же, господа, — важно сказал я, — объясните, сделайте милость, как вы сюда попали.
Они переглянулись, а затем все посмотрели на Баха, как видно, среди них это был самый уважаемый призрак. Бах с достоинством откинулся на спинку своего кресла и начал рассказывать:
— К сведению юного домовладельца, имени которого, к сожалению, я не имею чести знать…
— Владимир Петрович, — скромно представился я.
— Превосходно. Итак, уважаемый Владимир Петрович, принося наши извинения за столь бесцеремонное вторжение, мы должны, однако, дать объяснения, которые послужили бы к нашему оправданию. Покойный хозяин этого дома, мастер Коростылёв…
