Лидия Чарская - Том 48. Тринадцатая
— Ах ты, государынька моя миленькая! — умиляется няня. — Да уж и не знаю, как тебя за это отблагодарить! Напиши, напиши, государынька, коли милость на это будет! Спасибо тебе скажу сердечное!
Кодя важно восседает за столом в классной. Перед ней чернильница, перо, лист бумаги, конверт с адресом и маркой.
Няня с замирающим от радости сердцем сидит рядом с ней и диктует Коде:
"Дорогая моя, любезная моему сердцу доченька Аграфена Тимофеевна! В первых строках моего письма шлю я вам, доченька, от Господа Бога мое родительское благословение, навеки ненарушимое и которое может существовать по гроб вашей жизни, и с любовью низкий поклон. И еще низко кланяюсь зятю нашему, Илариону Феофиловичу, и еще кланяюсь любезненькой внучке Машеньке, и еще кланяюсь внучке Дашеньке, и еще кланяюсь любезному братцу Николаю Микитичу, и еще кланяюсь сестрице Ольге Ивановне, и еще кланяюсь лавочнику Петру Петровичу, и еще кланяюсь куму Алексею Петровичу, и еще кланяюсь кумушке Платониде Акакиевне, и еще кланяюсь Хевронии…"
По мере того, как диктовала няня Ненилушка, все плутоватее делалось личико Коди. При последней же продиктованной фразе Кодя вдохновилась окончательно, и шаловливые мысли зароились в ее изобретательной головке.
Подумав немного, Кодя обмакнула перо в чернила и бойко написала своим красивым почерком уже не под диктовку, а от себя:
"И еще низко кланяюсь Рыжке — корове вашей и важной телушке с ребятами, свинушке-хрюшке с поросятами. И Василию Васильевичу, куму усатому — коту-котовичу полосатому, и теленку-сыночку глупому, и барану рогатому, и Барбосу лохматому… И еще кланяюсь кумушке-крысе злой и мыши лесной, и еще всем тараканам на печи и всем клопикам в ночи шлю мое приветствие и с любовью низкий поклон! Прошу помнить их всех и не забывать, что далеко-далеко живет ваша старая Ненила Федоровна".
Кодя быстро пробежала конец письма, затем прочла начало его вслух няне и, умолчав о том, что она прибавила от себя, запечатала письмо.
— Вот и готово! Сдавайте, нянечка, дворнику, он скоро поедет на почту, — как ни в чем не бывало, проговорила она. А сама, давясь от смеха, стрелой помчалась в сад, где девочки под наблюдением Марьи Андреевны пололи траву на клумбах.
* * *— Бедная Сарочка! У нее умер папа!
— Бедная! Бедная Сарочка! Как мне жаль ее, бедняжку.
— Мы будем стараться всячески развлекать ее!
— Поможем ей, как умеем, перенести ее горе!
Двенадцать девочек собрались посреди лесного огорода (он же и сад). Ляля-малютка горько плакала, Ганя Сидоркина украдкой вытирала слезы, белокурая Наташа Чижова тоже готова была разрыдаться.
Марья Андреевна, возившая девочку в город проститься с ее отцом, только что вернулась с Сарой, убитой горем.
Бедный еврей-башмачник после долгой, тяжелой болезни скончался.
— Бедная девочка лежит в спальне и плачет, — шепнула Марья Андреевна, на минуту отлучившись от безутешной Сары и выходя в сад к своим питомицам.
— Не шумите, девочки! Было бы очень хорошо, если бы она уснула!
— Да, мы будем тихо себя вести, Марья Андреевна! — пообещала за всех Липа.
Когда воспитательница вышла, девочки снова оживленно заговорили, понизив до шепота звонкие голоса.
— Разумеется, этого надо было ожидать! — произнесла Маня.
— Ну да, — вторила ей Вера, — потому что Сарин папа давно болел!
— И совсем нет, — горячо возразила Маня, — а потому, что к нам поступила эта несчастная Тринадцатая, которая всем должна приносить одно горе!
— Маня, стыдись говорить такие глупости! — вспыхнула Софочка и даже топнула ногой, потом насмешливо взглянула на Маню и затараторила по привычке: — Маня у нас большая, но ужасно глупая какая! Верит в разную труху и городит чепуху! О, Манюша, поскорей хорошенько поумней! А то выросла с версту, а…
— Что за народ собрался? — неожиданно спросила Кодя, появившаяся с Жучком из-за кустов.
Со дня отъезда Симановских прошло уже четыре дня, и в отсутствие Славы и Люси Быстрая Лапа очень привязался к своему "краснокожему вождю". Соколиный Глаз и Быстрая Лапа все это время были неразлучны, как самые близкие друзья.
— Тише! Сарочка спит! Тише! — зашикали на нее все девочки.
— Кодя, у тебя голос, как у мальчишки! — презрительно поджимая губки, произнесла Вера.
— Тем лучше! Значит, его хорошо слышно!
— Правда! — согласилась Софочка.
— А все же надо потише, так как Сарочка спит, — вмешалась Липа.
— Очень хорошо, дорогая Осина, — с изысканной вежливостью ответила Кодя, отвешивав девочке придворный реверанс.
— Липа, а не Осина, — поправила ее девочка обидчиво.
— Осина, а не Липа, — невозмутимо повторила Кодя.
— Какая скверная девчонка! — вспыльчиво крикнула Вера.
— Тише, моя милочка, Сарочка спит! — рассмеялась Кодя. — Зачем так кричать, я не понимаю! — прибавила она, разводя руками.
— У этой Коди нет сердца! — сердито заговорила Вера. — Всем нам жалко Сару, а ей все равно, что у Сарочки умер отец! Она смеется! Конечно, у нее нет сердца!
— Бесчувственная какая-то, — согласилась Маня, недружелюбно поглядывая на Кодю.
— Ах, неправда, — горячо протестовала Софочка, — вы Кодю не знаете, оттого так и рассуждаете, а узнаете — будет всем она милее, потому что наша Кодя всех умнее и добрее! Впрочем, с вами рассуждать — только время потерять! Соколиный Глаз, — шепотом проговорила Софочка, обращаясь уже к Коде, — не придумал ли Великий Вождь Краснокожих, чем позабавить и развлечь бедную сиротку Сару, чем хоть отчасти развеять ее тоску?
— Твоя правда, Мудрый Змей! — ответила Кодя. — Соколиный Глаз будет думать сейчас над этим вопросом! — и Кодя глубоко задумалась, опустившись на пень.
Вдруг она стремительно вскочила и звонко шлепнула себя ладонью по лбу.
На лбу тотчас же выступило багровое пятно, а Кодя, снова забывшись, прокричала на весь лес:
— Придумала! Ура! Придумала!
Девочки отчаянно зашикали, Кодя поняла свою ошибку и смущенно понизила голос:
— Завтра я устраиваю представление. Будет отделение цирка, будет театр, фокусы! И в заключение Кодя Танеева, Башибузук и Сорвиголова, спустится со второго этажа на парашюте, — заключила девочка.
— Что это такое — парашют? — живо заинтересовались остальные.
— Огромный зонтик, вроде дождевого, на котором можно спускаться, как на воздушном шаре, с какой угодно высоты, даже с облаков, — пояснила Кодя. — Ну что, хорошо придумано? — снова забывшись, закричала Кодя.
В окно второго этажа выглянуло испуганное лицо Марьи Андреевны.
— Кодя! Разве можно так неистовствовать? Ты разбудишь Сару!
— Не буду! Ах, не буду! Совсем забыла, — ответила сконфуженно Кодя.
Минут через пять Марья Андреевна была уже внизу, среди детей.
— Девочки, — произнесла она, — Сара спит крепко и не скоро проснется. Бедняжка так измучена! Анна Васильевна и няня побудут с ней, а мы отправимся на прогулку в лес. Заодно соберем грибов к завтрашнему обеду да сделаем из цветов большие букеты — ведь вы все так любите цветы! Еще не поздно, к ужину мы успеем вернуться.
— Ах, да, конечно, великолепно, чудесно! — послышались приглушенные голоса.
Только Маня сказала тревожно:
— Сегодня, собственно говоря, не следовало бы идти куда-либо.
— Почему? Почему? — заволновались девочки.
— Да потому что сегодня понедельник.
— Ну так что же?
— Понедельник — несчастливый день! — с уверенностью проговорила Маня.
— Глупенькая, глупенькая ты девочка! — произнесла с укором воспитательница. — И когда ты перестанешь, Маня, повторять эти пустяки?! Все дни одинаково равны у Бога! Сколько раз я это говорила тебе!
Маня покраснела и пролепетала что-то неразборчиво в свое оправдание.
— Дети, — обратилась Марья Андреевна к девочкам, — идите собираться! Берите платки, косынки и корзинки, с которыми мы обыкновенно ходим в лес.
— Я не знаю, где моя корзинка! — объявила Саша-растеряша. — Не видела ли ты моей корзинки? Не знаешь ли, куда я ее дела? — приставала она с расспросами то к той, то к другой девочке.
— Где Сашина корзинка? Растеряша потеряла свою корзинку! — засуетились девочки.
— Кажется, она была в классной, — высказала предположение Ляля.
— Или в спальне… — вторила ей ее подруга Наташа.
— Или на чердаке.
— А может быть, в саду под качелями?
Все бросились искать Сашину корзинку.
Искали в саду между грядками и клумбами, искали в доме и даже заглядывали на чердак и в колодец.
— А это что? — подбегая к Саше и хватая ее за плечо, закричала Кодя.
Через плечо у Саши была перекинута веревка, на которой болталась корзина.
— Вот тебе раз! Я и забыла, что она на мне! — смущенно развела руками Саша.
