Луиза Олкотт - Юность Розы
— Вы так ловко умеете говорить, что я не знаю, как возразить вам, хотя убеждена в своей правоте, — сказала она серьезно. — Мэк не меньше вас любит бездельничать, однако не позволяет себе впустую растрачивать время. Он благоразумно занялся изучением медицины, хотя ему, конечно, приятнее было бы жить со своими книгами и увлечениями.
— Ему это подходит. Он не любит общества, и ему все равно — изучать медицину или блуждать по лесам, набив карманы заплесневелыми философами и старомодными поэтами, — Чарли пожал плечами, ясно выразив, какого он мнения о Мэке.
— Вы называете заплесневелыми философами Сократа и Аристотеля, а старомодными поэтами Шекспира и Мильтона? Мне кажется, это общество более надежно, нежели многие ваши современные друзья, — Роза прозрачно намекнула на баклуши, о которых вчера толковал Джеми. Иногда она была резка в выражениях, а теперь, поскольку давно не читала мальчикам нотаций, это доставляло ей особое удовлетворение.
Чарли, как всегда, ловко сменил предмет разговора, испуганно воскликнув:
— Боже, вы становитесь точной копией тети Джейн! Она точно так же нападает на меня при всяком удобном случае. Прошу вас, не берите ее за образец. Она очень хорошая женщина, но, смею заметить, невыносимо скучная.
Этот хитрец очень хорошо знал, что для девушки нет ничего страшнее, чем быть невыносимо скучной. Роза попалась в эту ловушку, тем более что тетя Джейн далеко не была ее идеалом, хотя девушка и уважала ее.
— Вы забросили живопись? — вдруг спросила она, обратившись к изображению златокудрого ангела работы Фра Анджелико[7], стоявшему в углу дивана.
— Самое прелестное лицо, какое я когда-либо видел. Посмотрите, как его глаза похожи на ваши, не правда ли? — Чарли, по-видимому, вполне владел американской манерой отвечать вопросом на вопрос.
— Я желаю ответа, а не комплимента, — Роза постаралась принять строгий вид и побыстрее отвернулась от картины.
— Вы спрашиваете, бросил ли я живопись? О нет, чуть-чуть малюю маслом, чуть-чуть пачкаю акварелью, а по временам делаю эскизы карандашом, но все это тогда, когда на меня находит вдохновение.
— А как ваша музыка?
— Получше, чем живопись. Не скажу, чтобы я много упражнялся, но довольно часто пою в компании. Прошлым летом я завел гитару и ходил по окрестностям как трубадур. Девушкам это нравится, да и друзей развлекает.
— Вы чему-нибудь учитесь?
— Ну, у меня на столе полно красивых, толстых, солидных юридических книг. Я раскрываю их, когда удовольствия надоедают мне или когда родня бранится. Но думаю, в нынешнем году я как следует выучу только понятие «алиби», — плутовская улыбка в глазах Чарли ясно показывала, что он не прочь иногда воспользоваться этой частью своих юридических знаний.
— В таком случае, что же вы делаете?
— Я наслаждаюсь жизнью, мой прекрасный проповедник! Вот, например, недавно я сыграл в домашнем спектакле с таким оглушительным успехом, что всерьез подумываю избрать своей профессией сцену.
— В самом деле? — воскликнула Роза с испугом.
— Отчего же нет? Если я должен трудиться, чем же этот труд хуже любого другого?
— Для этого необходим большой талант, которым вы не обладаете. С талантом можно чего-то добиться, а без него лучше и не думать о театре.
— Вот так просто взяли и погасили восходящую звезду сцены! У Мэка нет и проблеска таланта, между тем вы восхищаетесь его стараниями стать доктором медицины, — Чарли был явно задет словами кузины.
— Во всяком случае, эта профессия достойна уважения. Уж лучше быть второразрядным врачом, чем второразрядным актером. Впрочем, я убеждена, что вы о театре заговорили только для того, чтобы подразнить меня.
— Точно. Я всегда прибегаю к этому чудодейственному средству, когда мне начинают читать нотации. Дядя Мэк бледнеет, тетки в ужасе вздымают руки к небу — словом, всеми овладевает паника. После этого я великодушно обещаю не позорить семью, и в порыве благодарности эти простые души исполняют любое мое желание. Мир восстанавливается, и я продолжаю делать все, что мне заблагорассудится.
— Когда-то вы точно так же пугали мать, что уйдете в море, если она противилась вашим желаниям. В этом отношении вы остались тем же, а в других очень изменились. Прежде у вас были грандиозные планы и проекты, Чарли, а теперь вы, как говорится, «мастер на все руки — невежда во всем».
— Ребяческий вздор! Я уже поумнел, поэтому считаю бессмысленным уткнуться в одно дело и годами над ним корпеть. Люди, поглощенные одной идеей, двигаются вперед черепашьим шагом, у меня на это не хватает терпения. Это как в сельском хозяйстве: чем больше поле, тем легче его обработать (к тому же и выгоднее). Во всяком случае, таковы мои убеждения, и впредь я намерен руководствоваться только ими.
С этим заявлением Чарли беспечно закинул руки за голову, откинулся назад и начал напевать себе под нос школьную песенку, выражая с ее помощью собственные взгляды на жизнь:
Покуда вьются кудриИ молодость пьянит,Испить из чаши счастьяЮноша спешит.[8]
Роза тем временем перебирала стопку фотографий и как раз в эту минуту нашла образ ее любимого святого Франциска.
— Многие святые были людьми одной идеи. При жизни, с мирской точки зрения, они не добились успеха, зато после смерти были канонизированы, — она вгляделась в лицо святого и отложила карточку в сторону.
— Мне нравится вот этот. Замученные, мертвенные лица наводят на меня тоску. А это достойный святой. Он смотрел на вещи просто и легко совершал добро, не стеная о своих грехах и не тыкая людей носом в их пороки, — и Чарли положил красивого святого Мартина рядом с мрачным монахом.
Роза посмотрела на того и на другого и поняла, почему ее двоюродному брату больше понравилась фигура воина с мечом, нежели монаха с распятием. Один отважно ехал по жизни на своей лошади, сопровождаемый верными оруженосцами, облаченный в пурпурный плащ; другой провел свои лучшие дни в лепрозории, ухаживая за прокаженными, молясь за покойников и умирающих. Контраст был велик. Пристально глядя на рыцаря, девушка задумчиво промолвила:
— Ваш, конечно, красивее. Но все его добрые дела заключались лишь в том, что он однажды отдал половину своего плаща нищему. Святой Франциск посвятил себя благотворительности именно тогда, когда жизнь его была полна искушений. Он служил Богу в страшном месте, не требуя награды за свои труды. Пусть он выглядит изможденным и старым, я его ни на кого не променяю! А вы можете забрать себе вашего веселого святого Мартина, если хотите.
— Нет, благодарю вас, святые не по моей части. Лучше подарите мне этого златокудрого ангела в голубом одеянии. Она будет моей Мадонной, и я буду молиться ей, как добрый христианин, — Чарли рассматривал прелестное лицо с печальными глазами и лилией в руках.
— Конечно, с большим удовольствием. Выбирайте, что вам понравится. Передайте что-нибудь и вашей матери с приветом от меня.
Так, сидя рядом с Розой, Чарли приятно провел целый час, рассматривая фотографии и рассуждая о них. Но когда они пошли завтракать, внимательный наблюдатель заметил бы простую, но очень знаменательную вещь: суровый святой Франциск лежал лицом вниз позади дивана, а элегантный святой Мартин стоял на камине.
Глава III
Мисс Кэмпбелл
Пока путешественники разбирают свои сундуки, мы восполним, возможно кратко, некоторые пробелы в маленьком романе, который пишем.
Роза вела размеренную и тихую жизнь в течение всех четырех лет после того памятного майского дня, когда она окончательно выбрала себе опекуна. Обучение, занятия по хозяйству и многие полезные удовольствия сформировали из нее счастливое и любящее создание. Год от года становясь все более женственной, она не утрачивала невинной свежести, как другие девушки, которые слишком рано вышли на подмостки жизни.
Она не выделялась особыми талантами и была далека от совершенства, полна юношеских капризов и прихотей, слегка избалована всеобщей любовью. Ей казалось, что все на свете живут так же безопасно и счастливо, поэтому когда она впервые столкнулась с чужой болью и нуждой, ее сострадательное сердце едва не разорвалось от угрызений совести, ей безрассудно захотелось отдать несчастным все, что она имела. Несмотря на все свои недостатки, правдивая натура девушки стремилась ко всему чистому и справедливому, как растение тянется к солнцу. Нежный бутон женской души обещал превратиться в прекрасный цветок, но все же под его зелеными листочками прятались маленькие шипы.
Когда Розе минуло семнадцать лет, доктор Алек объявил, что ей пора предпринять путешествие, которое завершит ее образование лучше, чем любая школа. Но именно в это время тетушка Спокойствие начала быстро угасать и скоро заснула вечным сном, тихо перейдя в лучший мир и соединившись там со своим возлюбленным. Юность словно вернулась к умершей и таинственным образом осенила угасшее чело прежней красотой, осветила романтическим ореолом память о ее прошлом. Как-то вышло, что среди друзей тетушки было больше молодежи, чем людей ее возраста, поэтому на похоронах седые леди уступили место молодым девушкам, которые ее одели, проводили к месту последнего упокоения и усыпали могилу милой старой девы белыми цветами.
