Луиза Олкотт - Юность Розы
— И что же это такое? — Ариадна, конечно, надеялась, что приятельница имеет в виду бриллианты.
— Хорошее мнение дяди, — ответила Роза, задумчиво глядя в глубину сундука, где лежала прелестная картина, которая всегда будет напоминать ей о победе над женским тщеславием, благодаря которой она сохранила и увеличила уважение к ней дяди.
— А, ну да… — без воодушевления согласилась Ариадна и принялась рассматривать кружева тетушки Изобилие.
Между тем Роза со счастливой улыбкой в глазах заглянула в другой сундук.
— Дядя считает, что никто не имеет права тратить деньги на пустяки, но ему очень нравится делать полезные, красивые и оригинальные подарки. Посмотрите, все эти милые вещицы — гостинцы для близких и знакомых. Выберите себе, что понравится.
— Какой он прекрасный человек! — Ариадна с восхищением принялась рассматривать разложенные перед ней хрустальные, филигранные и коралловые украшения. Роза подогрела ее восторги, прибавив ко всему этому еще несколько изящных безделушек из Парижа.
— Теперь отвечайте, когда вы собираетесь устроить свой первый выход в свет? — поинтересовалась Ариадна несколько минут спустя, колеблясь между комплектом из пунцового коралла и из синего стекла. — Я спрашиваю, потому что у меня еще ничего не готово, а для этого нужно столько времени! Я думаю, это будет событие сезона.
— Первый выход уже состоялся — еще когда мы путешествовали по Европе. Впрочем, тетушка Изобилие, наверное, придумает что-нибудь веселое, чтобы отпраздновать наше возвращение. Я собираюсь и впредь устраивать простые, нецеремонные вечера и приглашать всех, кого люблю, не обращая внимания, к какому кругу кто принадлежит. Никто никогда не скажет, что я аристократка и стремлюсь только к престижу. Так что приготовьтесь к шоку: ко мне на праздники будут приглашены все мои старые и новые друзья, богатые и бедные.
— Боже мой! Вы действительно стали чудачкой, как и предсказывала мама! — со вздохом произнесла Ариадна. Она горестно всплеснула руками, одновременно любуясь эффектом, который производили три браслета на ее пухленькой ручке.
— В своем доме я поступаю так, как мне нравится. И пусть меня будут считать эксцентричной, не страшно. Я, конечно, постараюсь не сделать ничего ужасного. Должно быть, любовь к разным экспериментам я унаследовала от дяди и теперь хочу все испробовать. Очень может быть, мои попытки будут неудачными и надо мной будут смеяться, но я все-таки не оставлю своего намерения. Потому, если вам это не понравится, нам лучше сразу разойтись, прежде чем я начну свои чудачества, — решительно проговорила Роза.
— А как вы будете одеты на этих новомодных вечерах? — Ариадна ловко уклонилась от щекотливого предмета разговора, сосредоточившись на том, что было близко ее сердцу.
— В этом белом платье. Оно свежо и мило, и у Фиби есть точно такое же. Я никогда не буду одеваться наряднее ее. Кроме того, такие платья лучше всего подходят для девушек нашего возраста.
— Фиби! Уж не хотите ли вы сделать из нее леди? — произнесла Ариадна, выпуская из рук свои сокровища и так повернувшись в кресле, что оно затрещало (мисс Блиш была толстенькой, как откормленная куропатка).
— Она и так леди. Тот, кто презирает ее, — презирает и меня, потому что она лучшая из всех девушек, и я люблю ее больше всех, — с жаром воскликнула Роза.
— Да, конечно… Я просто так заметила. Вы совершенно правы, возможно, из нее выйдет что-нибудь путное, и тогда вам будет приятно сознавать, что вы были к ней добры, — Ариадна моментально, словно флюгер, поменяла направление своих мыслей.
Прежде чем Роза успела ответить, из зала раздался веселый голос:
— Хозяюшка, где вы?
— В своей комнате, милая Фиби.
В эту минуту вошла девушка, которую Роза «хотела сделать леди». Она до такой степени походила на леди, что Ариадна широко раскрыла маленькие голубые глазки и принужденно улыбнулась, когда Фиби, игриво присев в реверансе, подошла и поздоровалась с ней:
— Как поживаете, мисс Блиш?
— Очень рада вас видеть, мисс Мур, — Ариадна пожала руку бывшей служанке и тем самым навсегда закрепила за той ее новое положение.
Пышнотелая девица, хотя и не отличалась большим умом, имела доброе сердце и действительно очень любила Розу, а мисс Кэмпбелл ясно дала понять: «Кто любит меня, тот полюбит и мою Фиби». И тогда Ариадна Блиш в своем воображении приписала Фиби романтическое происхождение.
Она изумлялась, наблюдая, как подруги вместе разбирали сундук Розы, и слушая их веселые рассказы о всякой появляющейся на свет вещице. Каждый их взгляд, каждое слово показывали, как они сблизились. Роза непременно хотела брать на себя все самое трудное, а Фиби старалась опередить ее: развязывала толстые узлы, разворачивала жесткую бумагу, сильными руками поднимала увесистые коробки. Наконец, усаживая Розу в кресло, она сказала покровительственным тоном:
— Теперь, дорогая моя, садитесь и отдыхайте. Скорее всего, у вас целый день будут посетители, и я не могу допустить, чтобы вы утомились еще с утра.
— Разве это причина, чтобы заставлять утомляться тебя? Позови Дженни, пусть она поможет тебе, иначе я опять подскочу прямо сейчас! — Роза была настроена очень решительно.
— Дженни может занять мое место внизу, но никто не будет ухаживать за вами, пока я тут, — Фиби нагнулась и положила подушку под ноги Розы.
«Все это замечательно, но, право, не знаю, что скажут, когда она появится в обществе вместе с нами. Будем надеяться, что Роза не станет выставлять себя на посмешище», — удаляясь, думала про себя Ариадна. Ей предстояло объявить знакомым грустную новость о том, что большого бала не будет. Еще более мисс Блиш была разочарована тем, что Роза не привезла из Парижа ни одного наряда, которым можно было бы пустить пыль в глаза и возбудить зависть приятельниц.
«Ну вот, сегодня я повидалась со всеми братьями, кроме Чарли. Наверное, он очень занят, только не понимаю, чем», — размышляла Роза, любезно провожая свою гостью до дверей.
Желание ее, однако, исполнилось несколько минут спустя. Отправившись в гостиную, чтобы подобрать подходящие места для привезенных картин, она обнаружила там Чарли лежащим без дела на диване.
— Голос мисс Блиш заставил меня задержаться в этой комнате, пока она не уйдет, чтобы засвидетельствовать почтение замечательной путешественнице леди Эстер Стенгоп[5], - сказал он, поспешно вскочив и шутливо раскланиваясь.
— «Голос лени», я думаю, тут более уместное слово. А что, Ариадна все еще неравнодушна к вам? — полюбопытствовала Роза, вспоминая, сколько было отпущено шуток по поводу неразделенной любви мисс Блиш.
— Нисколько. Фун обошел меня, и, если не ошибаюсь, к весне прекрасная Ариадна станет миссис Токио.
— Как, маленький Фун Си? Даже странно себе представить, что он вырос и собирается жениться на Ариадне! Она о нем ни слова не сказала. Но теперь понятно, почему она так восхищалась моими китайскими вещицами и так интересовалась Кантоном[6].
— Маленький Фун теперь уж взрослый господин, до безумия влюбленный в толстушку Блиш. Пока он изливает ей душу, она без устали работает палочками для еды. Ну, а вас нечего спрашивать, как вы поживаете, кузина, — цветом лица вы посрамили бы саму Аврору. Я собирался прийти раньше, но подумал, что вам надо хорошенько отдохнуть после дороги.
— Я уже в девятом часу бегала по саду с Джеми. А что делали вы, молодой человек?
— «В сновиденьях своих все мечтал и мечтал о тебе», — начал было Чарли, но Роза поспешно с укором перебила его, в то время как кузен стоял и безмятежно улыбался:
— Вы должны бы давно заниматься делом, как другие мальчики. Право, я почувствовала себя трутнем в улье трудолюбивых пчел, когда увидела, как все они торопились по своим делам.
— Но, моя дорогая, у меня нет дела. Я занимаюсь самосовершенствованием. В каждой семье дол жен быть хоть один джентльмен, и, похоже, это мой крест, — ответил Чарли с напускным смирением, которое могло бы произвести должный эффект, если бы не блестящие глаза, выдававшие его истинные помыслы.
— Мне кажется, в нашей семье все джентльмены, — Роза гордо выпрямилась: она всегда становилась высокомерной, если в ее присутствии с пренебрежением говорили о фамилии Кэмпбелл.
— О, конечно, конечно. Я хотел сказать свободный джентльмен. Закабалять себя, как Арчи, против моих принципов. К чему это? Мне не надо денег, у меня их достаточно. Так отчего же мне не наслаждаться жизнью и не веселиться, пока это возможно? Я убежден, что в этом скорбном мире веселые люди просто благодетели человечества.
Нелегко возражать против подобных заявлений, если они исходят из уст красивого молодого человека, олицетворявшего собой здоровье и счастье. Чарли сидел на ручке дивана и улыбался кузине самым обаятельным образом. Роза понимала, что с эпикурейской философии не следует начинать жизнь, но было трудно спорить с Чарли — он всегда уклонялся от серьезных вопросов с таким остроумием, что его действительно можно было счесть за благодетеля человечества.
