Николай Омельченко - Повести
— И у меня точь-в-точь такой же есть.
— Ножик?
— Ага. Солдат подарил.
— Выцыганил? — насмешливо спросил Валерий.
— Не-ет, сам подарил!
— За какие же это заслуги? — поинтересовался боцман.
— За юмор, — с такой серьезностью сказал Василь, что все рассмеялись.
— Юмор и ты — что северный и южный полюсы, — сказал Божко.
— Я тоже так думал, — ответил Василь, — но вот солдат решил, что все это было юмором.
— Что «все»?
— Это когда фашисты драпали… Кругом стрельба, сами знаете, мины рвутся, пули свистят. Наши старики и соседи с детворой — в погреб, а я в кустах засел, уж очень хотелось поглядеть, как идет бой. Вижу — немец к нам шасть через плетень, бежит по саду, отстреливается, а от кого, не вижу. И вдруг почти тут же за ним — наш солдат. Перемахнул через плетень, прижался к дереву и высматривает, куда немец скрылся. А у нас в саду печка стояла, на ней кастрюля с кипятком, мать воду грела, стирать собиралась. Немец ползком, ползком и засел за печкой. Только наш солдат было высунулся из-за дерева, фриц и поднял автомат. «Ну, — думаю, — застрелит солдата». И уже хотел было крикнуть, чтоб тот поостерегся, а в это время немец как завизжит, бросил автомат, схватился за шею и упал. Я и не понял сначала, что случилось, думал, пуля в него попала, а потом вижу — пуля попала не в него, а в кастрюлю с водой, а струйка кипятка немцу за шиворот! «Дядя, — подбегаю я к солдату, — он жив, — говорю, — кипятком его!» — «Хенде хох!» — закричал солдат и засмеялся. Фриц поднялся и руки вверх. А когда солдат увидел кастрюлю и струйку из нее, совсем развеселился. Стоит, смотрит на печку и хохочет. «Ну, — говорит, — все на фронте перевидел, а такое впервые. Твоя кастрюля?» — «Наша», — говорю. «Спасибо, развеселил ты меня, давно я так не смеялся!» — «А он ведь, дядя, и убить вас мог, если бы не кастрюля». — «Верно», — сказал солдат. Потом полез в карман и достал ножик. «На, — говорит, — на память про военный юмор!» Я этот ножик и не ношу с собой, боюсь потерять, дома храню. Не верите? — насторожился Василь. — Завтра принесу…
— Верим, — сказал боцман Божко. — На фронте все бывает, а фронт ведь через всех нас проходит — кому же, как не нам, верить.
К ним подошли рабочие и члены команды.
— Становитесь конвейером, к каждой каюте по четыре человека! — командует Любин. — Очистим от грязи трюм и каюты, а потом каждый вернется к своей работе.
И дело пошло веселее. По два человека накладывали в ведра ил, а стоявший рядом рабочий подхватывал ведро и передавал соседу, тот другому, а последний выбрасывал ил за борт. Это было намного быстрее и легче. Но все равно к концу рабочего дня ладони у Саши горели так, словно их обожгла крапива, руки казались слабыми, невесомыми, а поясницу ломило.
Домой Саша и Василь возвращались вместе. Дойдя до скверика на Верхнем Валу, ребята присели на лавочку, обоим вдруг очень захотелось посидеть. Это от усталости, хотя они друг другу ни за что не признались бы в этом.
Василь вынул горбушку хлеба, разломил на части:
— Ешь.
И Саша вспомнил, что бабушка положила ему в карман пару картофельных котлет. Обед кок Тоня готовила сытный, и котлеты не пригодились, а потом за работой Саша и вовсе забыл о них.
— Бери, — протянул он Василю.
Так, сидя на лавочке, они молча ели. Потом Василь даже вытряхнул из кармана крошки и бросил их в рот.
— Не наелся? — спросил Саша.
— Еще бы таких штук десять, — мечтательно сказал Василь. — Мне кажется, что когда в магазинах будет всего вдоволь, я лопну от обжорства. Не помню уже, когда наедался досыта. Вот только эти дни немного… Ел бы еще, да совестно. Не верится, что когда-нибудь будет такое время, что зайдешь в магазин, а в нем и черный, и белый хлеб, и булки разные, и сайки, и бублики, и даже пряники. А что это, Саша, спать после еды хочется, а?
Василь потер руки, зевнул, поежился.
— Уморился ты, — сказал Саша, — от усталости это.
— Кто, я уморился?! — почти угрожающе произнес Василь, и его курносое лицо даже побагровело, словно сказал что-то крайне оскорбительное. — Да я знаешь!.. Я двужильный! Плевал я на усталость! То ли было со мной однажды. Так работал, что тебе и не снилось. На Волге, перед войной. Приехали мы с дядей в один городок. А там арбузов горы лежат. Огромные, астраханские. По пуду весом. Рабочих рук не хватало, чтоб на баржи грузить. Начальство порта с ног сбилось, всех подряд уламывало — помогите. Ну и решили мы с дядей поработать. Там еще таких же, как мы, десятка два подобралось. Стали конвейером. Я укладывал на баржу. Кидают мне — ловлю! Кидают — ловлю! В две смены, шестнадцать часов подряд. И ни одного не уронил. Потом меня еще тренер футбольной команды заметил. Когда закончили, подходит и говорит: «Хочешь вратарем в нашу юношескую команду?» Дядя не пустил.
— Это я знаю, — сказал, сдерживая улыбку, Саша.
— Откуда знаешь? — насторожился Василь.
— Из кино.
— Какого кино?
— «Вратарь» смотрел? Точно такое было.
Василь хмыкнул и сказал:
— А в кино всякие случаи откуда берут? Из жизни. Вот, может, с меня и взяли…
И потом, чувствуя, что не убедил товарища, что тот не верит, проговорил азартно:
— Жаль, что нет мяча, ты бы увидел, как я стою на воротах. А может, этим попробовать…
Он резко поднялся, снял ремень, скрутил его в клубок. Получилось нечто похожее на мяч.
— На и бросай мне.
— Куда?
— А вот сюда.
Василь стал между двух каштанов у поломанной оградки сквера, пригнулся, растопырил руки.
— Давай!
Саша с силой бросил ремень вниз, к стволу каштана, Василь ловко метнулся в сторону, поймал, вновь кинул Саше. Тот повторил бросок. И снова Василь поймал. Потом еще раз и еще. Оба, казалось, забыли уже об усталости, увлекшись этой необычной игрой, хохотали, толкались, ремень перелетал из рук в руки, как настоящий мяч.
Редкие прохожие приостанавливались, покачивали головами, некоторые улыбались, другие ворчали, а один пожилой, усталый на вид, в замасленной телогрейке, даже прикрикнул:
— Что затеяли, бездельники! Силу некуда девать. Работать идти надо!
Это охладило ребят. Тяжело дыша, Василь ответил:
— А мы работаем, дядя. И отдохнуть уж культурно нельзя.
— Работаете… — презрительно проворчал мужчина. — Знаем, какие работники из таких!
— Ну что, — спросил Василь у Саши, когда мужчина ушел, — гожусь я вратарем?
— Можешь, — ответил Саша. — Вообще-то ворота узкие, а если пошире, то прыжка у тебя не хватит…
— Прыжка? — снова возмутился Василь. — А ну давай, кто дальше! Вот отсюда разбегаться, а толчок о бровку тротуара.
— Вратари прыгают без разбега, с места.
— Ну, давай с места!
Василь провел носком сапога черту по пыльному тротуару.
— Я первый.
— Идет.
Присев и несколько раз спружинив на ногах, Василь оттолкнулся и прыгнул. Оглянулся, измерил глазами расстояние.
— Теперь ты.
Саша тоже, став у черты, качнулся несколько раз и, словно опираясь о воздух разведенными в стороны руками, прыгнул, пролетев мимо Василя.
— Хорошо, — несколько удрученно произнес Василь, — теперь еще раз я.
На этот раз у него вышло еще хуже.
А Саша второй раз прыгнул дальше, чем при первой попытке.
— У тебя сапоги легче, — вздохнул Василь, — давай разуемся.
Но Саша видел, что разуваться тому не очень хотелось. И поэтому сказал:
— Ладно уж, не надо. Я ведь тренировался. Правда не с арбузами и не ремнем, а с настоящим мячом. И в воротах настоящих стоял. До войны в Харькове за Дворец пионеров играл.
— В форме и настоящих бутсах?
— Не босиком же…
Василь посмотрел на товарища с завистью, видимо поверил. Но все же ему очень не хотелось, чтобы тот считал его хоть в чем-то ниже себя, и поэтому, подумав немного, вдруг спросил:
— А ты встречался когда-нибудь с девчонкой?
— Какой девчонкой?
— Ну, с настоящей.
— А ты уж так и встречался, до войны, что ли? — язвительно спросил Саша.
— Ну, об этом настоящие парни не распространяются, — многозначительно ответил Василь. — А познакомиться мне с любой — запросто. Вот пойдем на танцы или в кино — увидишь.
Саша неопределенно усмехнулся.
— Не веришь? — насторожился Василь и быстро оглядел скверик. На дальней скамейке увидел девушку.
— Вот подойдем сейчас, увидишь.
Саша тоже посмотрел на девушку. И чем ближе они подходили к ней, тем все больше ему казалось, что он уже где-то видел ее. А потом, за несколько метров до скамейки, Саша вдруг остановился. Это была та самая девушка, которую он встретил на Житнем рынке.
— Ты что? — спросил Василь. — Пошли, пошли сдрейфил?
— Да нет, — чувствуя внезапно охватившее его не то волнение, не то действительно страх, произнес Саша.
