Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса
— Наверное, ей кажется, что она была бы принцессой, даже если бы стала нищей, — сказала Лавиния. — Давай называть ее Ваше Королевское Высочество.
Уроки кончились, девочки сидели в классе, у камина. Все очень любили это время дня. Мисс Минчин и мисс Амелия пили чай у себя в святилище, а воспитанницы болтали и поверяли друг другу тайны, особенно если малютки не бегали, не орали, что бывало редко. Когда они поднимали шум, приходилось усмирять их, а то, не дай Бог, могли явиться наставницы и положить конец приятному времяпрепровождению. И вот сейчас, сразу после слов Лавинии, открылась дверь, вошла Сара, а с ней — Лотти, которая вечно бегала за ней, как собачка.
— Опять она с этой мерзкой девчонкой! — шепотом возмутилась Лавиния. — Если она ее так любит, держала бы у себя! Через пять минут начнутся вопли…
На самом деле Лотти захотелось поиграть в классе, и она упросила приемную маму отвести ее туда. Она присоединилась к малышкам, которые играли в углу, Сара села на подоконник, открыла книгу и стала читать. Книга была о Французской революции, и вскоре она перенеслась в Бастилию, к тем, кто провел в темнице столько лет, что, когда пришла свобода, седые волосы и бороды скрывали их лица, а о том, что за стенами кто-то есть, они вообще забыли.
Она была так далеко от школы, что совсем не обрадовалась, услышав пронзительный вопль. Труднее всего ей бывало сдержаться, когда ее отрывали от книги. Те, кто любит читать, знают, как это неприятно. Нелегко победить искушение справедливого гнева.
— Как будто тебя ударили, — признавалась она как-то Эрменгарде. — Так и хочется дать сдачи! Приходится быстро взять себя в руки, а то еще обидишь кого-нибудь.
Вот и сейчас ей пришлось взять себя в руки как можно быстрее, когда, положив книгу на окно, она спрыгнула на пол.
Лотти каталась по полу. Мало того, что она рассердила Джесси и Лавинию, — она еще и ударила свою толстую коленку. Вскочив и громко взревев, она запрыгала среди врагов и друзей, причем одни бранили ее, другие — утешали.
— Замолчи, плакса! — орала Лавиния. — Замолчи сию минуту!
— Я не пла-а-акса! — ревела Лотти. — Сара, Са-а-ра!
— Замолчи, мисс Минчин услышит! — крикнула Джесси. — Ну, Лотти, ну, милочка, я тебе монетку дам!
— Не нужна мне твоя монетка! — рыдала Лотти. Взглянув на свою ногу, она увидела каплю крови и завыла в голос.
Сара кинулась к ней и опустилась на колени.
— Лотти, — сказала она, — ты же мне обещала!
— Она говорит, я плакса! — ревела Лотти.
Сара погладила ее, но сказала тем тихим, серьезным голосом, который Лотти прекрасно знала:
— Если ты плачешь, ты и есть плакса. Ты же обещала!
Лотти вспомнила, что это правда, но предпочла зареветь погромче:
— У меня нет ма-мы! Ни-ка-кой ма-а-а-мы!
— Нет, есть! — весело сказала Сара. — Разве ты забыла? Ты же моя дочка.
Лотти припала к ней, облегченно всхлипнув.
— Пойдем, посидим на окне, — предложила ей Сара. — Я тебе тихонько расскажу интересную историю.
— Правда? — жалобно спросила Лотти. — Про алмазные россыпи?
— Россыпи! — взорвалась Лавиния. — Нет, что за избалованная тварь! Так бы ее и ударила.
Сара вскочила. Не забудьте, что она читала про Бастилию, и быстро взяла себя в руки, когда ей пришлось бежать на помощь своей приемной дочери. Ангелом она не была, Лавинию не любила.
— А я вот, — пылко сказала она, — ударила бы тебя, да не хочу! — она опять взяла себя в руки. — Нет, и хочу, и могу, да не буду. Мы не уличные дети и не малютки, у нас на это права нет.
Тут Лавинии и представился случай.
— Ах, простите, ваше высочество! — сказала она. — Мы, по-видимому, принцессы. Ну, хоть одна из нас. Подумать только, какая фешенебельная школа! В ней учится особа королевской крови!
Сара глядела на нее так, словно сейчас ее ударит. Она очень радовалась своим играм и никогда не говорила о них тем, кто ей не близок. Играть в принцессу она особенно любила и особенно этого стеснялась. Она думала, что это — тайна, а Лавиния открыла ее всей школе. Кровь бросилась ей в лицо, застлала взор; но она сдержалась. Принцессы не злятся. Рука ее упала, она постояла немного молча, потом — заговорила с таким спокойствием и достоинством, что все стали слушать.
— Да, — сказала она. — Иногда я представляю, что я — принцесса. Значит, я должна себя так и вести.
Лавиния не нашлась, что ответить. Это бывало нередко — может быть, потому, что почти все сочувствовали ее противнице. Сейчас она видела, что девочки с интересом ждут. Честно говоря, они любили принцесс, и надеялись узнать еще что-нибудь, а потому подвинулись к Саре.
Лавиния додумалась до одной фразы, и то не очень удачной:
— Ах ты, Боже мой! Надеюсь, когда вы взойдете на трон, вы нас не забудете?
— Не забуду, — ответила Сара и молча смотрела, как она, взяв Джесси за руку, выходит из комнаты.
После этого те, кто ей завидовал, за глаза называли ее принцессой, когда хотели выразить презрение, а те, кто ее любил — когда выражали любовь. В глаза никто ее так не называл, но поклонницам очень нравился такой красивый и высокий титул, а мисс Минчин нередко упоминала об этом при родителях — тогда получалось, что школа уж совсем фешенебельная.
Бекки сперва поверила, что Сара — принцесса и есть. Дружба, начавшаяся в тот пасмурный день, когда Бекки испуганно проснулась у камина, постепенно крепла, хотя мисс Минчин и ее сестра ничего о ней не знали. Они думали, что Сара «добра к судомойке», но и не подозревали о дивных минутах, когда, быстрее быстрого убрав все спальни, Бекки добиралась до прекрасной комнаты и с облегчением опускала на пол тяжелый ящик. Потом она слушала сказки час за часом, ела пирог, и еще прятала в карман, на вечер, чтобы съесть у себя на чердаке.
— Есть надо все подчистую, — сказала она как-то. — Оставишь крошки, крысы придут.
— Крысы! — ужаснулась Сара. — Неужели они там есть?
— И сколько, мисс! — спокойно ответила Бекки. На чердаках всегда крысы и мыши. Это ничего, что они шумят. Я привыкла, только б по подушке не бегали.
— Ой! — вскрикнула Сара.
— Ко всему привыкаешь, — утешила ее Бекки. — Что поделаешь, мисс, раз уж ты судомойка. По мне, лучше крысы, чем тараканы.
— Да, правда, — согласилась Сара. — С крысой хоть можно подружиться, а с тараканом — вряд ли.
Иногда Бекки решалась побыть только несколько минут в светлой и теплой комнате, девочки едва успевали поговорить, да какой-нибудь гостинец исчезал в особом кармане, привязанном под верхней юбкой. Теперь на прогулках Сара покупала для своей подопечной еду и с интересом заглядывала в окна лавок. Когда ей пришло в голову купить пирожков с мясом, ей казалось, что она сделала истинное открытие. Когда же она вынула их, у Бекки заблестели глаза.
— Ой, мисс! — залепетала она. — Они такие сытные! Это очень хорошо. Пирожное очень вкусное, но оно просто тает, сами знаете. А эти лягут в животе и лежат.
— Я не уверена, — сказала Сара, — что это очень хорошо. Но я рада, что они тебе по вкусу.
Да, все было Бекки по вкусу — и тартинки, и рогалики, и сосиски. Вскоре она уже не мучилась от голода и ей было легче носить свой ящик.
Конечно, он был тяжел, кухарка — сварлива, работа — несподручна, но зато она могла думать о том, что под вечер Сара нет-нет да и окажется у себя. Собственно, одного свиданья с ней хватило бы и без пирожков. Если удавалось услышать лишь несколько слов, слова эти были веселыми и приветливыми; если же времени было больше, Бекки слушала сказку и многое другое, что приятно вспомнить, лежа без сна на чердаке. Сара, щедрая от природы, радовалась сама и не представляла толком, что значит она для бедной Бекки и какой благодетельницей ей кажется. Если ты щедр, руки и сердце у тебя открыты. Правда, руки бывают пустыми, но сердце полно всегда, и ты можешь делиться теплом, добром, светом, смехом. Иногда именно смех помогает лучше всего.
Бекки едва ли знала смех за всю свою бедную, тяжелую жизнь. Сара веселила ее и сама веселилась с нею, а смех (хотя обе о том не ведали) сытнее пирожков.
За несколько недель до того, как Саре должно было исполниться одиннадцать, она получила письмо от отца, не такое бодрое, как обычно. Он прихворнул, и по-видимому, был слишком занят алмазными россыпями.
«Понимаешь, Сара, — писал он, — твой папа плохой делец, он устал от цифр и бумаг. Я не разбираюсь в них, а их так много! Наверное, если бы не жар, я бы засыпал скорее и не видел под утро таких тревожных снов. А если бы еще моя хозяюшка была здесь, она бы дала мн хороший, серьезный совет. Не правда ли, дала бы?»
Одной из его шуток было это прозвище — ведь она была не по-детски рассудительной, как настоящая хозяйка.
Ко дню рождения он приготовил ей сказочные подарки. В Париже заказал новую куклу с полным великолепным гардеробом. Когда он спросил ее в письме, рада ли она кукле, она ответила довольно странно.
