У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
А Ирен играла так, как будто усилием воли заставила себя забыть об их присутствии, хотя бы пару часов не думать о реакции родителей и обо всем прочем, что может случиться потом. Потом... потом будет потом, и уж как-нибудь она справится с этой ситуацией.
Но когда, отыграв финал, она вышла вместе с другими актёрами к краю сцены, чтобы в последний раз удостоиться аплодисментов, и увидела сияющее лицо отца, мать, вытирающую слезы умиления, и Пьерджорджо, который хлопал громче всех, то сразу поняла: все грехи прощены. Тогда она поискала в зале Лалагу – та оказалась прямо перед сценой. Поймав взгляд Ирен, она приподнялась на цыпочки, перегнулась через край дощатого настила и погладила подругу по ноге (точнее, по её собственной, Лалагиной, белой кожаной сандалии с девчачьим розовым атласным бантом, пришитым синьорой Пау: Ирен в спешке так и не переобулась).
Актёры всё кланялась и кланялась. С одной стороны руку Ирен держал Альберто, с другой – сестра Пентименто (воскресшая ради своей доли аплодисментов). Рука Франческо почему-то оказалась потной и горячей.
Потом Клара с сиротами спустились со сцены, отправившись искать рассеянных по лавкам родителей, а символический занавес поднялся ещё раз – для комического финала, и все расхохотались, увидев Пикку и Тома. Так и не сняв драных сиротских ночных рубашек, они носились взад и вперёд по сцене за заводным игрушечным автомобильчиком ярко-красного цвета, то и дело натыкаясь на Чиччо и Джиджетто, каждый из которых нёс на плече по лестнице и бил другого по голове всякий раз, как оборачивался.
Зира и Форика сидели с открытыми ртами, разрываясь между смехом, восторгом и яростью.
– А мы-то ни о чём и не подозревали! Вот ведь врунишки! Удивительно, как двое малышей смогли удержать это в секрете.
Даже Лалага потеряла дар речи. Мать же, напротив, только посмеивалась в рукав, потому что ей, единственной в семье, близнецы доверились, получив в ответ разрешение поучаствовать в розыгрыше.
К тому времени, как спектакль закончился, на сей раз уже по-настоящему, самые юные зрители (бывшие сироты, Клара и та же Лалага) настолько устали, что родители сразу же разобрали их по домам, не дав даже пройти за кулисы, чтобы поздравить актёров, как-никак, коллег, пусть даже всего на один вечер.
– Завтра утром можете пойти в порт и помочь им с отъездом, – сказала двум своим сонным сыновьям Сюзанна Ветторе. – Там у вас будет сколько угодно времени на объятия и прощания.
Даже близнецы заснули на руках у своих нянь. Но уже у самого дома Пикка вдруг на мгновение встрепенулась и невнятным голосом сообщила шедшей рядом Лалаге:
– А знаешь, я думала, что Чиччо играет твой друг Франческо. Но это не он.
– Не может быть!
– Это был кто-то другой. Не знаю, кто именно, но мне показалось, что это папа Адели.
– Да брось! Это Франческо, ты просто не узнала его в гриме, – убеждённо сказала старшая сестра.
А уже засыпая, Лалага услышала сквозь завывания ветра рокот винтов пограничного вертолёта.
«Наверное, ловят контрабандистов», – подумала она, но, поскольку такие вещи её не интересовали, только удовлетворённо вздохнула и провалилась в сон.
Часть восьмая
Глава первая
Пробило восемь, но Тильда ещё спала, прикрывшись рукой от пробивающегося сквозь ставни света. Лалага лежала неподвижно, чтобы не разбудить кузину. Она прислушивалась к вою ветра, от которого содрогались все окна в доме, и размышляла.
Думала она об Ирен и о том, что никогда не видела её такой счастливой, как вчера вечером. Возвращая платье и туфли, Ирен не сказала ей ни слова, только крепко обняла. Впрочем, никто и не сомневался, что она простила Лалагу. Их дружба, казалось, вернулась к тому безоблачному времени, когда между ними не случалось недопонимания. Тогда они были вдвоём против целого мира. И против Тильды, которая – вон, взгляните-ка на неё! – спит себе сном младенца, не зная об их тайне.
Лалага думала о будущем – будущем подруги. Может, Ирен действительно попробовать стать актрисой? Но как это сделать, если живёшь на уединённом островке, где нет ни театра, ни кино, ни даже электричества, чтобы смотреть телевизор?
Возможно, если бы она стала хорошей швеёй, то в двадцать один год, став совершеннолетней, смогла бы поехать работать в Лоссай, открыть там модное ателье, заиметь стильную клиентуру и заработать достаточно, чтобы купить абонемент на весь театральный сезон в «Блеске». Будет ходить с Лалагой в гримёрку, брать автографы у актёров или даже окажется в списке дублёрш. А потом, может быть, заезжий американский режиссёр заметит её и возьмёт в Голливуд, как это случилось с Анной-Марией Пьеранджели.
О своём будущем Лалага тоже подумала. Осенью, которая начнётся уже совсем скоро, она вернётся
