Владимир Степаненко - Компасу надо верить
Раздался пронзительный сигнал сирены. Я почувствовал, как болезненно сжалось сердце. В этот момент ковш чуть дрогнул. Я качнулся и испуганно схватился двумя руками за толстую цепь.
— Сдрейфил! — Помощник машиниста привалился спиной к толстой стенке ковша и нахлобучил черную мичманку на самый лоб.
Экскаватор загудел, заработала лебедка. Ковш проскреб по земле, вздрогнул и удивительно легко полез вверх.
— Не бо-юсь! — И чтобы показать свою храбрость, я подтянулся на цепи и высунул голову.
С высоты было хорошо смотреть. Сразу открылась огромная чаша карьера. Здесь, под этой толщей земли, песка и мела, скрывается железная руда! Как детская игрушка пирамида, карьер был сложен из колец. Первое, самое большое, — первый горизонт. Кольца устремлялись вниз, становясь все меньше и меньше.
От каждого горизонта убегали в степь дороги. И по ним то в одиночку, то небольшими колоннами ползли груженые самосвалы. Машины с трудом выбирались из котлована. Моторы надсадно гудели и ревели на разные голоса.
Стрела экскаватора поплыла вправо, и наблюдать стало еще удобнее. На какой-то миг мне даже показалось, что я лечу в самолете.
Скоро гул лебедки нашего экскаватора остался где-то позади, а снизу, с земли, все нарастая и множась, уже неслись новые звуки.
Я вскинул голову. Колесо на стреле завертелось, и ковш медленно, раскачиваясь, пополз вниз. Теперь я уже явственно различал скрежет работающего внизу экскаватора. Его кабинка, стрела, ковш были густо обсыпаны меловой пылью. Белые тяжелые горы, как снег, возвышались одна выше другой.
— Мел снимают! — пояснил помощник машиниста. — Сеноман альба. Понял?
Ковш мягко ткнулся зубьями в землю.
— Ты зря держался за цепь. — Егор улыбнулся. — Руки вымазал. Не скоро теперь отмоешь!
Я посмотрел на черные ладони и засмеялся. Я был рад, что спуск окончился. Посмотрела бы Настя Вяткина на мой полет! Стоящий наверху экскаватор Афанасия Ивановича казался совсем маленьким. Если рассказать ребятам о моем полете? Поверят?
— Ну, что там у тебя стряслось? — спросил парень, наклоняясь ко мне. — Ты скажи, как другу.
— Алешка нужен. Возил он к нам в школу металлолом, а что вышло? Шестой «Б» себе все железо забирает. Премию еще получат от директора. А за что? Алешка собирал, пусть ему и дают! Мы с Вяткиной ему помогали грузить. Пусть отдадут нашу балку! Балка нам самим пригодится!
— Говоришь, премию решили урвать?
— Ну да. Директор обещал купить форму для футбольной команды. Пусть сами собирают железо. Посмотрим, кто победит! Форма нам тоже нужна, у нас тоже будет команда!
— Салажонок, а ты прав! Форма нужна, факт! Расскажи Алешке, он поймет. Привет от меня передай.
Ковш экскаватора пополз вверх, унося с третьего горизонта помощника экскаваторщика.
В этот момент как раз Алешка Звездин подогнал свой высокий ЯАЗ под погрузку. Неторопливо вылез из кабины.
Я подбежал. На радиаторе развевался красный флажок.
— Юрка, ты как здесь очутился?
— Тебя ищу! Дело есть. — Я поздоровался с Алешкой за руку. — Давно флажок получил?
— Уже порядочно. — Алешка самодовольно улыбнулся. — Разве я тебе не говорил? Фотографию мою видел на Доске почета? Восемнадцать на двадцать четыре!
Я не стал напоминать Алешке, что, когда он привез со станции дядю Макария, на его машине флажка не было.
— Ты подожди, я посмотрю, как грузить будут, — сказал Алешка. — Здесь смотреть и смотреть надо! Навалит мел на один борт, какая тогда езда? Мученье!
Мне показалось, что Алешка нарочно рисуется и фасонит передо мной.
Алешка спрыгнул с колеса. Отряхнул брюки и сразу пропал в белом облаке пыли.
— Ну, рассказывай!
— А что рассказывать? Железо возил? Теперь фотографа ждут в школе. Снимать будут шестой «Б». А потом им директор выдаст премию за сбор металлолома.
— Брось ты!
— Правду говорю!
— Ловко нас Тарлыков обошел. Субботник придумал. «Школе надо помочь!»
Длинные гудки сирены напомнили, что погрузка закончена.
— Садись скорей!
Я плюхнулся на широкую подушку. Алешка включил скорость, и тяжелая машина медленно поползла по разбитой широкой колее. Некоторое время Алешка сосредоточенно крутил руль.
— Ну и дела, брат.
— Обидно. Пускай бы сами собирали. Правда должна быть!
— Без правды нельзя.
Мы выехали на бетонку. Начался крутой подъем. Неожиданно за поворотом дизель как-то странно загудел. Колеса бешено завертелись на одном месте. Алешка быстро выжал педаль и включил рычаг на первую скорость. Но ЯАЗ медленно полз вниз. Я вцепился рукой в дверку.
Бетонка шла по краю глинистого обрыва. Еще секунда, и мы сорвемся вниз. Я посмотрел на Алешку. На его лбу светились капельки пота. Он не замечал грозящей опасности.
— Алешка, прыгай!
— Тише! Паника! Глины намыло. Буксуем малость!
Алешка передернул рычаг скорости, и машина медленно поползла вверх. Дизель ревел исступленно, стараясь передать всю свою ярость колесам.
Алешка обтер тыльной стороной руки пот со лба и постучал согнутым пальцем по круглому стеклу прибора.
— Поспел самовар! Посмотри, как вода кипит в радиаторе.
Я не мог понять, как Алешка может шутить, когда совсем невесело. В кабине не продохнуть от едкого дыма. Газ ест глаза, кружится голова.
Наконец машина вырвалась в степь, и я свободно вздохнул. Дышу, не могу надышаться: воздух густой, как сметана. Настоян на полыни и доннике. Впереди лежит бескрайняя равнина.
А сбоку машины, в окне, без остановки несутся холмы. Когда дорога понижается, холмы кажутся огромными. Меловые шапки блестят на солнце, как снег. В солнечный день на них больно смотреть.
Алешка сосредоточенно крутил баранку и молчал до самого отвала. А дорога туда оказалась не из близких.
Неожиданно среди сероватой зелени жухлой травы ослепительно блеснул меловой отвал. Издали он мне показался широкой рекой, на которой плывет туман.
— Обидел ты меня, — медленно сказал Алешка. — Думай в другой раз! Дать тебе по шее, чтобы не болтал зря! Когда я был очковтирателем? А ну, скажи? Вот смотри, — он возмущенно показал на кучу земли, которая большой черной заплаткой торчала на белом меле. — Видишь, песок насыпали. Ты понимаешь? Не захотел какой-то мудрец в свой отвал везти. Сюда ближе. Встретить бы мне этого шутника! Веселый бы я с ним разговор затеял. Избил бы — вот тебе правда! Совести нет у подлеца. Разве я думал, что с металлоломом так выйдет? Хорошее всегда легко испортить. Тарлыков нас на пушку взял. Объявил субботник. Почему не поработать? Стране нужно железо. Старались вовсю! Ну и подлец Тарлыков! Здорово нас обкрутил! А директор школы тоже хорош! Должен был разобраться!
— Ругаешься! Было бы из-за чего! Ну, ссыпал песок, и ладно! — спокойно протянул я.
— Не все ты, видно, понимаешь. С металлоломом разобрался, а здесь не сумел. Платят нам с километра. По ездкам. Ссыпал в этом карьере песок — выгадал ездку. Четыре километра. Два конца — уже восемь. За день сколько километров нащелкаешь? Ты сосчитай. А мел чистым должен быть. Затем и отдельные отвалы завели. Понадобится мел химии — бери, нужен строителям песок — пожалуйста.
— А ты сам песок здесь никогда не ссыпал?
— Раньше было… А теперь поумнел, — не смущаясь, признался Алешка. — Завтра приду в школу. Ну, будь здоров.
ГЛАВА 5
Алешка Звездин будет защищать меня
Ребята торжественно встретили мое появление в классе и подняли страшный галдеж. Хорошо, что была перемена и учителя не обратили внимания. Федя Зайцев захлопнул дверь и вцепился в ручку.
— Юра, Баскет за нами следит. Хочет узнать, куда ты ездил, — шепотом сообщил он. — Ребят подговорил. Весь шестой «Б» за нами следит.
— А вы не проболтали? — спросил я строго.
— Ты что? — Федя от обиды даже покраснел.
Настя сидела за партой, уткнувшись в книгу. Она даже не повернула головы, когда я вошел.
Кто-то дернул дверь, и Федя Зайцев с трудом удержал ее.
— Юра, Каланча рвется.
— Открой, пусть входит.
Но вместо Володьки Тарлыкова на пороге, к нашему удивлению, стояла Ирина Капитоновна — классный руководитель.
Молодая очень наша учительница. И в школе у нас работает она недавно. Года три, наверное, не больше. Волосы у нее светлые, как солома. Носит она косу, но закручивает узлом. Не знаю, как такая прическа называется. Не буду же я девчонок об этом спрашивать!
Ирина Капитоновна никогда не повышает голоса.
— Кто держал дверь? — учительница недовольно уставилась на меня. Во время борьбы с Федей Зайцевым щеки ее раскраснелись и горели. — Мурашкин, твоя работа? — Ирина Капитоновна поправила растрепавшиеся волосы. — И почему ты не был на двух первых уроках?
— Я ходил к зубному врачу, — для большей убедительности схватился рукой за щеку.
