Астрид Линдгрен - Дети с улицы Бузотеров
- Да, - сказала Лотта, - она совсем вся. И он заплакал, когда я съела ее тоже.
Тут пришла мама, отобрала у Лотты землянику и отдала ее Тотте, а Лотта запела:
- Тра-ля-ля-гу, пойду-ка я лягу!
- Это, пожалуй, будет лучше всего, - согласилась мама. - Ты, верно, устала сегодня, Лотта?
- Вовсе нет, - сказала Лотта, - у меня столько попрыгунчиков в ногах! Но я все-таки пойду и лягу!
Правда, вечером Лотта была так добра к Тотте! Тотте хотели уложить спать совсем одного, в маленькой комнатке для гостей.
А он испугался темноты, заплакал и захотел, чтобы дверь оставили открытой. Тетя Кайса сказала:
- Но, милый Тотте, дома ведь ты никогда не боишься спать в темноте.
Тут вмешалась Лотта:
- Ты что, не понимаешь, тетя Кайса? Дома - это его собственная темнота. Ты что - не понимаешь, что он не привык к бабушкиной темноте?
И тогда Тотте уложили спать в той же самой комнате, где спали мы с Юнасом и Лоттой. И Лотта поцеловала его, подоткнула под него одеяльце и сказала:
- Теперь я спою тебе, и ты не будешь бояться.
И Лотта запели песенку, как это обычно делает мама:
И ангелочки Божьи кружат,
Крылья простирают.
Вокруг ребенка стоят -
Сон его охраняют.
- Лотта тебя охраняет, - сказала Лотта. - Она, а вовсе не рабыня-негритянка.
ДО ЧЕГО ВЕСЕЛО, КОГДА РОЖДЕСТВО!
Однажды Юнас спросил меня:
- Что ты больше всего любишь - солнце, луну или звезды?
Я сказала, что люблю их всех одинаково, но звезды, может, чуточку побольше, потому что они так красиво светят, когда мы идем к рождественской заутрене. И Рождество я тоже очень люблю.
В этом году я захотела в подарок на Рождество лыжи. И поэтому так боялась: вдруг не выпадет снег. Лотта тоже хотела, чтобы выпал снег, ведь она хотела в подарок санки.
Когда мы легли спать, как раз перед самым Рождеством, Лотта сказала:
- Я попросила у папы в подарок санки, а теперь попрошу Бога, чтобы выпал снег, а не то я не смогу кататься на санках.
И попросила:
- Милый добрый Боженька, сделай так, чтобы снег выпал, ну прямо сейчас! Подумай о бедных цветочках, им нужно теплое одеяльце, когда они спят в земле и им так холодно.
Затем, выглянув из кроватки, она сказала:
- На этот раз я, пожалуй, схитрила, не сказала, что снег нужен моим санкам.
И - подумать только! Когда мы назавтра проснулись, начал падать снег. Мы с Юнасом и Лоттой в одних пижамках подбежали к окну и стали смотреть, как все больше и больше снежных хлопьев падает на наш двор, и на наш сад, и на сад тетушки Берг. И мы как можно быстрее оделись и выбежали во двор, и стали бросаться снежками, и слепили из снега чудесного-расчудесного старика-снеговика, на которого папа, вернувшись домой, надел шляпу.
Нам было так весело целый день, и мама была так довольна, что мы - на воздухе, так как к нам пришла фру Франссон, помогать маме навести в доме красоту к Рождеству. Лотте нравится болтать с фру Франссон, и она говорит ей "ты", хотя мама не велит. Лотта должна говорить "вы" и "фру Франссон" - так считает мама. А фру Франссон нравится болтать с Лоттой, но мама велела фру Франссон не отвечать, когда Лотта говорит ей "ты".
В тот день, когда мы слепили старика-снеговика, а потом завтракали в доме, Лотта сказала фру Франссон:
- Смотри, какие у меня мокрые варежки!
Фру Франссон не ответила, и Лотта спросила:
- А ты видела нашего старика-снеговика?
Но фру Франссон все равно ей не ответила.
Тогда Лотта надолго замолчала, но потом спросила:
- Почему, фи, фарао, ты злишься, фру Франссон?
Тут мама сказала:
- Лотта, ты ведь знаешь, тебе нельзя говорить ни "фи, фарао", ни "ты" фру Франссон.
- Тогда я вообще не буду с ней болтать, - заявила Лотта.
А фру Франссон сказала: она, мол, ни за что на свете не желает, чтобы Лотта прекратила с ней болтать. И попросила маму: пусть уж Лотта говорит ей "ты". Мама рассмеялась и сказала, что разрешает Лотте говорить "ты" фру Франссон.
- И "фи, фарао" тоже, - решила Лотта.
- Нет, "фи, фарао" ни в коем случае, - не согласилась мама.
Потом мама вышла, и тогда Лотта сказала:
- Я знаю, что я сделаю. Когда буду иметь в виду "фи, фарао", я скажу "фи, Франссон". Ведь маме нравится, когда я говорю "вы" и "Франссон".
А потом добавила:
- Фи, Франссон, как забавно, когда Рождество!
Это действительно забавно, думаю я. Мы с Юнасом и Лоттой помогали маме с уборкой к Рождеству, и сгребли лопатками снег на дворе, и поставили рождественский сноп для птиц, чтобы они клевали по зернышку. Мама считает, что мы очень старались.
- Не знаю, что бы я делала без вас! - сказала она.
Лотта каждый день аккуратно-преаккуратно вытирала ножи, а сейчас сказала:
- Не знаю, что бы я делала без меня! Хотя, фи, Франссон, сколько приходится работать!
И очень было весело покупать рождественские подарки. Из наших свинок-копилок мы вытащили деньги, которые копили целый год, а потом втроем пошли в город и накупили рождественских подарков. Весело покупать подарки, когда идет снег, а на площади полным-полно рождественских елок, и люди бегут в магазины и выбегают оттуда. Нам с Юнасом надо было купить Лотте маленькую куколку, чтобы ее купать, и мы сказали сестренке, пусть ждет нас на улице, пока мы ходим в игрушечный магазин.
- Но, чур, не смотреть, что мы покупаем, - сказал Юнас.
- Не-а, ты лучше смотри в витрину кондитерской Карлмана, - сказала я.
Лотта охотно этим занялась, потому что в витрине кондитерской Карлмана было очень много марципановых поросят и разных сладостей.
Когда мы с Юнасом, купив куколку для купания, вышли на улицу, Лотта исчезла. Но внезапно она вышла из дверей кондитерской Карлмана.
- Что ты там делала? - спросил Юнас.
- Покупала тебе рождественский подарок, - ответила Лотта.
- А что ты купила? - поинтересовался Юнас.
- Пирожное со взбитыми сливками, - ответила Лотта.
- Ой, ну и глупышка же ты, оно ведь не продержится до сочельника! - воскликнул Юнас.
- Не-а, то же самое как раз решила и я, - сказала Лотта. - Поэтому я его съела.
Нет, подумать только! Как раз в эту минуту на улице появился наш папа. Он не знал, что мы одни ходим по городу и покупаем рождественские подарки.
- По-моему, этих детей я где-то однажды видел, не помню только где, - сказал папа. - Но они - славные на вид, и, думаю, приглашу-ка я их в кондитерскую.
Ой, до чего мы обрадовались! Мы пили какао и ели пирожные - ну, столько, сколько хотели, и мы сидели на зеленом диване у Карлмана, а вокруг была толпа людей, которые гудели и болтали, и у всех были пакеты с рождественскими подарками, которые они покупали. А на улице шел снег, а в пирожных было полным-полно сливок, и день был такой веселый! К нам подошла тетенька, которую зовут фру Фриберг, и начала болтать с папой. Мы с Юнасом сидели молча, но эта Лотта! Она болтала почище фру Фриберг! Тогда папа сказал:
- Лотта, не смей болтать, когда болтают взрослые, подожди, пока они кончат.
- Хо-хо, - воскликнула Лотта. - Думаешь, я не ждала? Ждала, но ничего не получается. Ведь они никогда не кончат болтать!
Тогда фру Фриберг засмеялась и сказала, что теперь ей пора домой, печь рождественские перцовые пряники.
Мы тоже пекли перцовые пряники, хотя только на следующий день. Ой, мы напекли их столько, что у нас с Юнасом и Лоттой у каждого было по полной жестяной коробке, а пекли мы их абсолютно сами. Все коробки мы держали в детской и обещали приберечь перцовые пряники к сочельнику. Но Лотта съела свои в тот же день и не стала есть на обед капустно-картофельное пюре.
- Они, может, все равно испортятся до сочельника, - сказала Лотта.
Однако потом она каждый день клянчила у меня и Юнаса перцовые пряники и говорила:
- Подай мне милостыню!
Потом настал сочельник, а сочельник - это самый веселый день в году. И вот что мы делали в сочельник: как только проснулись, помчались на кухню, а там мама уже варила кофе, а потом мы все вместе сидели перед камином в общей комнате и пили кофе, хотя обычно нам его не дают. А еще нам дали шафрановые булочки и перцовые пряники, и еще - клецки. А рождественская елка так ужасно чудесно благоухала. Как только мы выпили кофе, мы с папой, Юнасом и Лоттой нарядили елку, а мама готовила в кухне селедочный салат.
- В нашем доме так красиво, - сказал Юнас. - Мне кажется, он - самый праздничный во всем городе!