Эдит Несбит - Дети железной дороги
Поезд, на котором приезжал старый джентльмен, был Зеленый Дракон. У этого старого джентльмена было очень хорошее лицо, то есть одно из тех лиц, глядя на которые, можно подумать, что оно принадлежит хорошему человеку. Но не всегда хорошие лица принадлежат хорошим людям. У него был прекрасный цвет лица, гладко выбритые щеки, кипенная*[9] седина, он носил необычной формы воротнички, и цилиндр у него был такой, каких другие мужчины не носили. Конечно, дети ничего этого поначалу не замечали. Первое, на что они обратили внимание, была рука старого джентльмена.
Это было как-то утром, когда они все втроем сидели на подоконнике в ожидании Зеленого Дракона, который, судя по всему, опаздывал.
– Зеленый Дракон едет туда, где теперь папа, – сказала Филлис. – Если бы он вправду был дракон, то есть живой, настоящий дракон, мы бы его остановили и попросили, чтобы он передал папе, как мы его любим.
– Драконы ничего никогда не передают, – ухмыльнулся Питер, – они выше этого.
– Нет, почему же – если их сперва укротить, они нас слушаются, – возразила Филлис, – они слушаются команд «взять» и «принести», как спаниели. Они едят с ладони… Меня вот что беспокоит – почему папа нам не пишет?
– Мама говорит, что он сейчас очень занят, – стала успокаивать младшую сестру Бобби, – но она полагает, что скоро он нам напишет.
– Думаю, нам вот что надо сделать, – вступила в разговор Филлис, – надо нам всем пойти и помахать руками Дракону. Если он волшебный дракон, то обязательно передаст папе, как мы его любим. Ну, а если нет, то тоже не беда. Просто постоим и помашем.
Когда Дракон с криком вырвался из своего логовища, а точнее говоря, из туннеля, все трое детей стояли на соседнем пути и что было сил махали своими носовыми платками.
И вдруг из вагона первого класса один пассажир помахал им в ответ. У него была очень чистая рука, и в этой руке он держал газету. Этим пассажиром был старый джентльмен.
С тех пор у них вошло в обычай обмениваться приветствиями с поездом, проходившим в четверть десятого. И детям, в особенности девочкам, нравилось думать, что, возможно, старый джентльмен встречается с папой по делу (хотя это, может быть, какое-то не совсем приятное дело) и что он расскажет папе о том, что его трое детей стоят на рельсах и передают ему свои приветствия, и это происходит каждое утро, как в хорошую, так и в ненастную погоду.
Да, теперь они могли выходить из дому, не спрашивая разрешения, даже в такое ненастье, когда в городе им строго-настрого запретили бы выглядывать за порог. Теперь они с нежностью вспоминали о тете Эмме, которая хоть и не была из разряда привлекательных теть, но как же пригодились теперь купленные ею парусиновые чехлы и тяжеленные дождевики. А ведь еще недавно они высмеивали ее покупки!
Мама почти все время что-то писала. Свои рукописи она закладывала в длинные синие конверты. А с почты ей то и дело приносили большие пакеты другого формата и цвета. Порой она вздыхала, открыв такой пакет:
– Второй рассказ присылают на доработку. Просто беда!
И детям становилось очень жаль маму. Но бывало, что мама подпрыгивала, размахивала конвертом в воздухе и восклицала:
– Ура! Ура! Вот что значит чувствующий редактор. Он взял мой рассказ. Вот, прислал одобрение.
Сначала дети думали, что одобрение – это письмо, которое прислал маме «чувствующий редактор», но теперь они знали, что одобрение – это длинные бланки, на которых напечатаны мамины рассказы.
«Чувствующий редактор» – это значит, что к чаю будут сдобные булочки.
Однажды Питер отправился в деревню покупать булочки, чтобы вечером отпраздновать «чувствительность» редактора детского издательства «Глобулус», и на дороге ему повстречался хозяин станции.
Питер ощутил при этой встрече неловкость, потому что история на шахте ни на один день не выходила у него из головы. Когда на безлюдье встречаешь даже совсем незнакомого человека, обычно все равно здороваешься, но Питер опустил голову и готов был молча пройти мимо. У него даже уши покраснели при мысли, что хозяин не будет разговаривать с тем, кто совершил дурной поступок. Ведь он же воровал уголь. «Воровал» – ужасное, оскорбительное, унизительное слово. Но ведь это правда!
Хозяин первый сказал ему: «Доброе утро», и мальчик тоже произнес в ответ: «Доброе утро». Но Питеру при этом подумалось, что, наверное, хозяин просто не узнал его в темноте, потому что, если бы узнал, то ни за что бы не поздоровался.
Питеру стало так не по себе от этой мысли, что он, сам не отдавая себе отчета в том, что он делает, побежал за хозяином, который сразу остановился, услышав за спиной дробь мальчишеских башмаков.
– Вы напрасно вежливы… – пробормотал Питер. – Если бы вы меня узнали, вы не сказали бы мне «доброе утро».
– Э… – хозяин недоуменно пожал плечами.
– Вы меня не узнали… Я ведь тот самый… Ну, помните, уголь…
– Уголь… Ах, да, уголь… Ладно, что было, то было. А куда это ты так спешишь?
– Иду купить булочки к чаю, – отвечал Питер.
– Ага! – улыбнулся хозяин. – А я ведь поверил, что вы правда бедные.
– Мы и есть бедные… Но иногда мама стала давать нам полпенса… Когда у нее купят рассказ или стихотворение.
– Так, значит, твоя мама писательница?
– Да, я ни у кого больше не читал таких красивых рассказов, как мамины.
– Ну, ты должен гордиться, что она у вас такая умница.
– Когда она не была такая умница, она все время с нами играла, а теперь мы играем сами по себе…
– Вот что… Я очень сейчас спешу по делу, но когда у тебя с сестрами будет время и желание, непременно заглядывайте ко мне на станцию. А уголь – считайте, что я про него забыл, хорошо?
– Спасибо вам! – сказал Питер. – Я так рад, что между нами все разрешилось!
И Питер побежал вприпрыжку через мост, соединяющий берега канала, в деревенскую булочную. Сразу как рукой сняло то неприятное чувство, которым он мучился с той минуты, когда хозяин станции схватил его за ворот посреди черной угольной россыпи.
На следующий день, как только они послали свое троекратное приветствие Зеленому Дракону и старый джентльмен помахал им в ответ, Питер с гордым видом повел сестер на станцию.
– Ведь неудобно, – сказала Бобби.
– Она имеет в виду уголь, – пояснила Филлис.
– Я тут его встретил как-то, хозяина, – небрежно, как бы пропуская мимо ушей сказанное сестрами, сообщил Питер. – Он сказал, что мы можем приходить на станцию в любое время, когда нам захочется.
– После того? Неужели! – удивленно воскликнула Филлис. – Подождите минуточку, у меня шнурок развязался на башмаке.
– Он у тебя только и делает, что развязывается, – заворчал Питер. – А хозяин, представьте себе, настоящий джентльмен. Он выкинул давно из головы этот уголь, так что и вы его тоже выкиньте из головы.
Филлис управилась со своим шнурком и зашагала молча, но старшая сестра увидела, как вздрогнули ее плечи и как большая слеза, сорвавшись с ее щеки, разбилась о рельсу.
– Миленькая моя, ты что? – спрашивала Бобби, тормоша и обнимая ее.
– Он мне сказал, что я не по-джентльменски себя веду… Я ведь ему не говорила, что он ведет себя не по-ледински! Даже когда он мою Клоринду, мою лучшую куклу привязал к столбу и сжег на костре, я не говорила ему…
В самом деле, Питер, год или два назад учинил это злодеяние.
– Но ведь, если честно, то ты его допекла своими разговорами про уголь и про все это… Пусть лучше каждый из вас признает свою неправоту и простит другому обиды, – предложила Бобби.
– Если Питер готов, то и я готова, – согласилась Филлис.
– Хорошо, я удовлетворен. Вот, Филлис, возьми мой платок, я вижу, свой ты, как всегда, посеяла. И как это ты ухитряешься постоянно все терять?
– Сам же у меня взял платок и подвязал им дверцу в крольчатнике! – с возмущением выпалила Филлис. – Помнишь, в книжке для чтения есть стихи, что жестоко обижать беззубого младенца… Но когда автор стихов говорит про младенца «беззубый», это еще более жестоко. Нам мисс Лоу так говорила.
– Хорошо! – успокаивающим тоном проговорил Питер. – Вы правы, и пойдемте на станцию.
Они пришли на станцию и весело провели там два часа в обществе носильщика. Носильщик был человек покладистый и терпеливо отвечал на их бесконечные «почему», от которых «светские» люди так быстро уставали.
От него дети узнали много такого, о чем прежде понятия не имели, например, что штуки, при помощи которых сцепляются вагоны, называются муфтами, а трубки над муфтами, похожие на больших змей, существуют для того, чтобы останавливать поезд.
– Вот поезд мчится, а если дернуть за эту трубку, то он вздрогнет и остановится как вкопанный. А вы видели в вагонах такой кран, над которым написано, что если вы неправильно будете им пользоваться, то вас оштрафуют? Вот если вы им воспользуетесь неправильно, то поезд тоже остановится.
– А если правильно воспользовался?
