Избранное в двух томах. Том 1. Повести и рассказы [1987, худ. Б. Н. Чупрыгин] - Анатолий Иванович Мошковский
Куда ему до Авери! Он, Аверя, один такой на все Шараново, а может, и на весь Дунай. Жаль только вот, не всегда он разбирается кто его друг, а кто — нет, что хорошее, а что не очень, хоть и красивое внешне…
Они подошли к порту с огромной пристанью и двумя кранами и баржей, стоявшей со вчерашнего дня под разгрузкой: все товары в магазины привозили сюда по воде.
Впереди шел Аверя, и глаза его настороженно смотрели по сторонам. Вдруг он застыл на месте. Фима с Акимом тоже остановились и принялись смотреть туда, куда глядел Аверя.
— Тише, — прошептал Аверя, — не дышите.
— Что там, кто там? — придвинулась к нему Фима.
— Чего там узрел? — вполголоса спросил Аким.
— Тс-с! — Аверя торнул его локтем в живот. — Неизвестный. Снимает местность… Фимка, приготовьсь.
Холодок пробежал по Фиминой спине.
— Как — приготовьсь? — шепотом спросила она.
— На заставу побежишь.
— А где он, где? — заморгал ресницами Аким. — В воде или на берегу? Переплывает Дунай?
— Да вы что, ослепли? Смотрите! — И Аверя показал, куда надо смотреть.
И Фима увидела. Увидела рослого человека в плаще с фотоаппаратом в руках. Он был далеко и сливался с деревьями и кустами. Но Фима четко видела, как он поднес к лицу фотоаппарат — объектив блеснул на солнце — и что-то снял.
— Румынию щелкает, — шепнул Аким.
Фима знала: фотографировать границу, все пограничные объекты и румынскую сторону запрещено.
— Аверь, — вдруг шепнула она, хорошенько приглядевшись. — Какой же это неизвестный?! По-моему, это тот… с пляжа, с которым ты говорил вчера… Смотри, и очки у него… рост тот же…
— Ну-ну! — шепотом запротестовал было Аверя, застыл на месте, впиваясь в незнакомца глазами, потом нехотя согласился: — Вроде ты права… Он.
— А я-то думала… — чуть разочарованно сказала Фима.
Аверя, несколько секунд молчавший, повернул к ней посуровевшее лицо:
— Беги на заставу. Слышишь?
Фима фыркнула:
— Сам беги… Осрамиться хочешь?
— Ты слышала, что я тебе сказал? И в обход, не спугни. И чтоб быстро. А мы с Акимом будем вести наблюдение и следить за ним.
— Не смеши, — сказала Фима.
— И самого Маслова вызывай, начальника, скажи: группа Аверьяна Галкина обнаружила… Ну и все такое…
— Сам…
Аверя вдруг схватил ее за руки и крепко сжал:
— Я тебе приказываю! Приказываю, как заместитель начальника шта…
— Ну сходи, чего тебе стоит? — перебил Аверю Аким. — Он и в самом деле снимает то, что нельзя.
И Фима пошла — пошла не торопясь.
— Бегом! — крикнул Аверя.
Фима пошла побыстрей.
Всю жизнь прожила она на границе, можно сказать у самых пограничных столбов, а никого не задерживала и даже не помогала задерживать. Правда, она много раз бывала на погранзаставе: с отцом, когда его задержали с лодкой за небольшое нарушение режима погранзоны — позже положенного времени возвращался; и когда они всем отрядом ходили сюда на встречу с пограничниками и осматривали их хозяйство: спортгородок, место для заряжания и разряжания оружия, глухую толстую стенку и два пограничных столба, совсем такие же, как на границе, только деревянные, и помещения, где живут служебные собаки…
До заставы было недалеко, с километр, и скоро Фима толкнула калитку у ворот и вошла в огромный, огражденный двор заставы. На вышке под острой крышей расхаживал солдат. Время от времени он смотрел в бинокль в сторону Дуная.
Фима пошла к деревянному дому, на первом этаже которого за стеклянным окошечком всегда — днем и ночью — сидит дежурный.
Он и сейчас сидел там, парень в зеленой фуражке с очень знакомым лицом, хотя имени его Фима не знала.
Она нерешительно постучала в окошко. Ей было неловко — очень уж по сомнительному делу обращалась.
— Чего тебе? — Солдат открыл окошечко.
— К начальнику бы.
— А зачем?
— Надо. Наш отряд ЮДП патрулировал…
— А где же пограничники, которые были с вами?
— Они в другом месте… С теми, кто подальше… А мы у порта…
— Минутку. — Дежурный взял телефонную трубку и отчеканил: — Товарищ майор, докладывает дежурный рядовой Усенко. Здесь школьница требует, чтоб пропустили к вам.
Лицо рядового Усенко было подтянуто и сосредоточенно.
— Есть, товарищ майор, — сказал он молодцевато, положил на рычаг трубку и бросил Фиме: — Беги, третья дверь направо…
Фима пошла по коридору — в нем пахло вымытыми полами, гимнастерками и еще чем-то строго служебным.
Негромко постучала в дверь.
— Войдите!
Раздались быстрые — навстречу ей — шаги.
Вошла. Два стола — один начальника, другой — для совещаний. У стены — железная койка под байковым одеялом. На одной стене — портрет Ленина, на второй — Дзержинского, с пристальным, целящимся взглядом из-под козырька надвинутой на лоб фуражки. На столе начальника — толстая книга с торчащей закладкой («О’ Генри», — прочитала на корешке Фима) и телефоны.
А лицо у начальника совсем не строгое, не военное, чуть полноватое, глаза мягкие, синие, добрые и губы не жесткие и вроде бы даже не очень волевые. И вообще — сними с него гимнастерку с погонами, пояс и сапоги, переодень в здешнее — ну рыбак рыбаком…
А говорят, он беспощаден и строг. Многие рыбаки даже недовольны: чуть нарушат погранрежим — штраф или запрещение на какой-то срок выходить на лодке.
— Что стряслось, девочка? — Майор улыбнулся.
И Фима рассказала…
Она так и не успела увидеть, как пограничники забирали нарушителя. Когда Фима вернулась на берег, все было уже сделано и даже ребят там не было.
Часом позже Аверя рассказал ей, как все было. Возбужденный, обрадованный, посверкивая глазами и почесывая кудлатую голову, Аверя стоял у бревна — сидеть он не мог — и говорил:
— Только ты, Фимка, скрылась, мне не по себе: как бы не ушел! Конечно, и мы с Акимом могли бы попробовать задержать, да вдруг у него оружие?! А он ходит себе, ничего не подозревая, и щелкает оборонные объекты. Гад! Мы его выведем на чистую воду! И его дружка надо проверить, и этих, в купальниках, которые на желтых подушечках лежали, их тоже надо…
— Как
