Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
Если ты не сможешь достать эти журналы, я не поленюсь, вышлю тебе. Л. К.
…Береги свое здоровье. Сейчас это важнее всего. И никого не слушай. Им поговорить, а тебе жить.
Первый раз по-настоящему пожалел, что задерживают сдачу нашей квартиры. Ведь обещали в июле, как раз когда придет время родов твоих. Теперь — в ноябре. Короче, когда квартира будет готова, ты будешь жить у нас. И никаких разговоров. Мы с женой и Машкой в одной комнате, ты — в другой. И жена тебе поможет, и я нет-нет да щелкну дитя по носу, чтоб не ревел и давал тебе выспаться. Июнь, июль, август я в Москве, так что без клюквы и квашеной капусты в роддоме не останешься. М. К.
…Как ты там? Ведь это уже совсем скоро? И может быть, это письмо ты будешь читать с сыном или дочкой на руках. Ты держись. Все будет хорошо. Даже ни о чем другом и писать не хочется. Все по сравнению с тем, что тебе предстоит пережить, действительно ерунда. Я представляю, как вы, уже вдвоем, смотрите друг на друга, как твои руки, такие нервные, успокоятся и весь мир станет, наверно, и больше и меньше одновременно. Да, это совсем другое соотношение. Молюсь за тебя. Будь!
Я за неделю выдал три передачи. Монтирую фильм «Снег — судьба моя». О чем он будет? Видимо, об удивительной способности человека создавать, творить, если он получает эту возможность, даже в страшных, трагически страшных условиях. Норильск — это прежде всего творчество людей. Это творческий, сотворенный город, удивительное раскрытие людей в их самом прекрасном проявлении. А уж отсюда — все остальное.
Жду радостных известий. И. Ш.
…Сын вырастет, станет большим-пребольшим. Я знаю, как это бывает. Вначале постоянная боязнь за него, она даже радость перекрывает. Кажется, такая крошка беззащитная, а кругом сплошные враги. Господи, да мало ли чего? А к году постепенно все исчезнет. А потом будет знаешь как?
К нам приехал хор мальчиков. Такие цыплята, в белых чулках и поют Моцарта. Е. Г.
…Мне трудно представить, чем вы сейчас заняты. Может, гуляете? А может быть, спите? А может быть, разговариваете? Ни одному переводчику не под силу перевести то, о чем вы говорите друг с другом. А вам все понятно. Больше того, вы мудры необыкновенно.
Я так далеко от вас. Сижу за столом и, поглядывая в замерзшее окно, пишу синими чернилами письмо. Синее и белое — цвет этого листа. Синее и белое — цвет этого города в эту пору. Морозы. За окном минус 30. Через полчаса мне на репетицию. Репетирую пьесу Артура Миллера «Цена». И еще ставлю «Дневник Нины Костериной». Читала? Сведу счеты с 1937 годом Пойдет где-то 20 октября. А ко дню рождения комсомола постараюсь сделать «Триполье» Бориса Корнилова. Эпично и с блеском у него эта вещь получилась. И. Ш.
…Рад, что у тебя все помаленьку образовывается, что пошла на работу. И я тут до работы дорвался после отпуска — надоело бездельничать. Жизнь полная — успевай только поворачиваться. Навигация трудная. Есть и добрые вести: меди дали в полтора раза больше, ТЭЦ-2 ток выдала. На Талнахе, на месте палатки, где ты проводила первое комсомольское собрание, идут бетонные работы. Борис Горбунов со своей бригадой строит памятник. «Первой палатке будущего города Талнаха» — так ребята написали на плакате.
Дорогу от Валька заасфальтировали. Водители балдеют, жмут 110 км в час. Уже больше десятка машин кверху колесами.
Перспективы у города грандиозные. Г аз будет! Ездил на новую скважину — два дня ходил глухой. Вот силища ревет. Пройдет немного времени, и ты Норильск не узнаешь. В. Ч.
Когда это было? Кричали чайки, блестела на солнце широкая река, белый теплоход плыл на север, где над Норильском висело огромное солнце, ночной город двигался, дышал, и все у меня было впереди — и тридцатикилометровая дорога на Талнах, и встречи с людьми, чья жизнь со временем будет приравнена к подвигу, и комсомольское братство, и любовь, и высокие костры на месте старых бараков, и долгие часы в тишине под сумрачными сводами норильского архива, где в полувековом безмолвии хранятся исторические документы комбината и города.
ИЗ НОРИЛЬСКИХ АРХИВОВ:
Сего числа вступил в исполнение обязанностей в качестве начальника Норильскстроя и ИТЛ НКВД. Основание: распоряжение наркома внутренних дел (Матвеев. Приказ № 1, 1935 год).
Несмотря на ветреную погоду, пароход «Москва» привел 2500 кубометров леса. Этим лесом закладывается фундамент заполярного комбината. (Матвеев. Радиограмма, 1935 год).
Для окончательного выбора строительных площадок под Норильский медно-никелевый металлургический комбинат и под соц. город приказываю составить комиссию под моим председательством (Матвеев. Приказ № 164, 1936 год).
…За вторым домом от теперешнего Горнорудного управления стоял низкий, вросший в землю барак. Там жили начальник строительства Матвеев и комендант. Надо было отнести Матвееву бумаги. Обычно звонили, выходили встречать. Тут я пошел. Вдруг погас свет. Часовой говорит: «Ложись!» Я лег. Пролежал до шести утра. А было это в двенадцать ночи… Я жил в большой палатке на 20 человек. Отапливали углем.
…В 1936 году несколько десятков судов застряли на Пясине, растянулись на километры. Надо было проложить трассу к замерзшим грузам. Разведать путь пошли инженер Сергей Т. и трое заключенных. Пошли и пропали. Матвеев дает распоряжение их искать. Когда нашли, оказалось, что зеки чуть не съели Сергея…
Еда для нас была на Вальке, а до Валька было не добраться из-за пурги. В феврале сугробы вырастали до 14 метров высотой. За зиму 1936 года грузы перевезли… То, что грузы застряли на Пясине, потом тоже поставили в вину Матвееву, первому начальнику комбината. Он был настоящим чекистом, храбрым, бесстрашным человеком. Когда его направили в Самарканд на борьбу с басмачами, он тогда был оперуполномоченным по Средней Азии, то басмачи за его голову давали пять тысяч золотых рублей. В Норильске он всегда ходил один, в военной форме. Никогда не повышал голоса, не ругался, особенно не наказывал. Один финн сделал ему аэросани и возил Матвеева на аэросанях. Одно время я был у Матвеева референтом.
Матвеев и его соратники были потом арестованы. Следствие тянулось больше года. Один из его соратников умер в тюрьме. Через год их всех оправдали. В том, что их освободили, заслуга Завенягина. (В. А. Веремеенко).
(Записи бесед с норильчанами сделаны мною в Норильске в 1967 году.)
…Необорудование рабочих мест тачками, катальными досками и прочим влекло за собой самый примитивный метод работ, и большая часть выполняемых земляных работ выполнялась путем перекидок грунта вручную. (Из годового отчета, 1936 год)
…В связи с наступлением полярной ночи с 8 декабря 1937 года ввести восьмичасовой рабочий день на всех открытых работах. (Приказ № 267, декабрь, 1937 год)
…Укладочные работы на ж/д линии Дудинка — Норильск осложнялись полярной ночью, снегоборьбой, плохим качеством укладочного материала. Всего уложено на линии Норильск — Дудинка 117,79 км пути… Для укладки пришлось скрепления возить из Дудинки лошадьми. (Из технического отчета, 1937 год)
…Каждому возчику прикрепляется на все время одна или две лошади, упряжь и сани… Возчик обязан: изучать характер врученных ему лошадей, следить за их содержанием и кормлением в конюшне, отвечать за перевозимый груз, за его целость и сохранность, нести ответственность за порчу, хищение и потерю с взысканием стоимости в десятикратном размере.
При неповиновении и в других случаях категорически запрещается избивать лошадь. Кнут применять в исключительных случаях. Замеченные в избиении лошади подвергаются строгому взысканию включительно до предания суду.
Если в пути застигнет пурга и двигаться дальше невозможно, возчик обязан выпрячь лошадь, покрыть ее попоной и поставить к саням, защитив ее от ветра постановкой саней на бок и дав ей сена. (Из инструкции)
…До 1937 года я работал в железнодорожном отделе в Норильске. Потом нас удалили как политически неблагонадежных в район Надежды. Чистили, убирали снег. 5 декабря 1937 года я обморозил ногу, но врач велел идти завтра на работу. Я пошел. Получилось сильное осложнение. Повели меня в черную палатку. Оттуда не возвращались. Там убивали. Вел начальник гужтранспорта, а рядом с ним шел фельдшер, с той войны.
Взялся помочь. Вылечил. Перевели меня на третий километр. Со мной был бывший секретарь Горьковского обкома партии и еще два человека. Они были прачками, а я зав. баней. Оттуда нас взял Завенягин. Я работал в проектном отделе. В 1940 году по распоряжению Завенягина нас перевели на железную дорогу. (В. А. Веремеенко)
