Юрий Третьяков - Вася-капиталист

— Никаких. Я сам хотел продать.

— А каких ты хочешь продать?

Вася сказал.

— А сколько их у тебя? Мы возьмем, если дешево, — сказал Семафор.

— Я и пришел узнать, почем они. Я, может, сам торговать буду!

Фунтик перестал сдерживать смех и прыснул, будто Вася сказал что-то очень смешное, чего он давно ждал.

— Чего смеешься?

— А ты… хи-хи-хи-хи… — покатывался Фунтик, — в детской комнате не был?

— В какой еще детской комнате?

Фунтик веселился все больше:

— А в такой, хи-хи-хи-хи, в милиции есть такая, хи-хи-хи!.. Семафор, вот тип, а? Не знает, где детская комната, хи-хи!..

Про детскую комнату Вася слышал, но никогда там не был и не собирался быть.

— Ну и что?

— А то! А то: выйдешь ты с рыбками, а тебя — за хвост и туда! А там — хи-хи-хи!.. — Полина Петровна, старший лейтенант… Скажет: «Здравствуй, мальчик, как твоя фамилия, из какой ты школы, рассказывай свою автобиографию…»

— Запишут тебя, и — готов! — угрюмо сказал Семафор. — Это у них называется: поставить на учет. Вообще там много всяких процедур…

Семафор злобно плюнул шелуху и пригорюнился, вероятно вспоминая, как его самого ставили на учет в детской комнате, и, судя по выражению Семафорова лица, во всех тамошних процедурах ничего радостного не заключалось.

— Пошли в сторонку, сядем, побеседуем… — предложил Фунтик.

Они отошли и уселись на поломанный заборчик.

— Эй, раб! — что было мочи заорал Фунтик. — Крепостной!

Мальчишка возле клетки с чижиком встрепенулся:

— Чего?

— Подь сюда!

Мальчишка приблизился.

— Беги, прикури у кого-нибудь! — распорядился Фунтик, давая ему папиросу. — В темпе!

Мальчишка медленно побрел вдоль сараев, что-то недовольно бурча себе под нос, высматривая, к кому можно обратиться, и скрылся за углом.

— Наш раб! — объяснил Фунтик. — Общий, на двоих…

— Это называется в истории для средней школы — кабальный человек, — добавил Семафор. — Он у нас в кабале…

— Как так?

— Очень просто. Задолжал, змей, а отдавать — денег нету… Поэтому мы решили обратить его в рабство, по закону капитализма…

— Это называется — крепостное право… — поправил образованный Семафор.

— Все равно…

— Как же он вам задолжал? — заинтересовался Вася.

— Помаленьку, — сказал Семафор. — Двух синиц брал, одну кошка у него съела, другую маленькая сестренка выпустила… Потом брал рыб… Словом, полтора рубля задолжал… Теперь говорит, в именины ему сколько-то подарят. А пока пускай на нас поработает…

— У меня один такой тоже есть… — поделился своей заботой Вася. — Тоже рыбок набрал, а платить — нету…

— С такими нечего церемониться! — сказал Фунтик. — Куда же он, змей, провалился? Раб!!! — заорал он так пронзительно, что захотелось заткнуть уши, в которых что-то даже тоненько зазвенело.

— Ну и голос у тебя! — удивился Вася. — Где только помещается!

— Голос у меня мощный! — самодовольно сказал Фунтик и стукнул себя кулаком в петушиную грудь: вот, мол, он у меня где!

Раб появился из-за угла, спотыкаясь и неумело раскуривая папироску. Он с облегчением вручил ее Фунтику и начал отплевываться.

— Чего долго?

— Да они не дают… — жалобным голосом заговорил Раб. — Дядьки всякие… Говорят, мал… Один вот за ухо дернул… Другой нос придавил пальцем…

— Ска-ажи! — покачал головой Фунтик. — То-то, я гляжу, он у тебя совсем внутрь вдавился… Дай-ка я его оттяну, пока не поздно…

Зажав нос Раба двумя пальцами, Фунтик начал пятиться.

— У-у-у-у… — заныл Раб, хватаясь обеими руками за руку Фунтика.

— Очень сильно оттянул, пожалуй, чересчур! — серьезно сказал Семафор. — Дай-ка я его немножко внутрь поддавлю.

Раб, прикрыв лицо локтем, отбежал в сторону и захныкал.

Но Фунтик, уже забыв о нем, рассказывал:

— Вот, братцы, была раз потеха! Всем потехам потеха! Подошел я вот так к одному пьяному: дядя, разрешите прикурить — все вежливо, чин-чином… А он ка-ак ухватил меня за шкирку… Я, говорит, вас воспитаю, раз в школе не воспитали, сам вас всех воспитаю! Одной рукой меня держит, а другой — ремень отстегивает!.. Я кое-как вырвался, он мне ка-ак добавил и за мной! Я от него!

Фунтик вытер набежавшие от смеха слезы:

— От третьей школы до универмага сколько будет? Квартала три будет? Ну, вот… Я и не заметил, как добежал, гляжу: пьяный давно отстал, а он — вот он — универмаг!.. Аж задние ноги отнялись!

— А сколько у тебя ног? — спросил Семафор.

— С меня хватит! — гордо ответил Фунтик. — Как начну бежать!

— Так как же насчет рыбок? — улучив момент, спросил Вася.

— Сегодня у нас что? Пятница? Вот в выходной утречком приноси сюда всю партию, мы возьмем… по себестоимости!.. Ну, по гривеннику!..

— Тогда я пойду, — встал Вася. — А в выходной утречком буду тут!

— Эй, Раб! — распорядился Фунтик. — Забирай чижика, пока он тут не простудился, и валяй домой! А нам еще в одно место надо. Да смотри, чтоб опять сестренка не выпустила — шкуру сдерем!

И он вместе с Семафором пошел к станции, а Раб поплелся следом за Васей.

Всю дорогу он был погружен в угрюмое молчание и только злобно пинал каждый камешек, попадавший под ноги, приговаривая:

— Ладно… Ничего… Посмотрим… Пускай…

— Что ты все бормочешь? — спросил его Вася, и Раб быстро заговорил, с ожесточением размахивая свободной рукой:

— Нич-чего! Ладно! Разочтемся в скором времени! В воскресенье — мои именины, недолго уж терпеть осталось! Значит, так: тетка — не меньше полтинника, раз! Отец — полтинник, два! Мать — сколько-нибудь, три! Две сестры, которые замужем, потом одна, которая незамужем, сестра да бабушка — сколько это будет? Приду: вот вам ваш рупь с полтиной, с приветом, и — пойду себе, куда захочу! Захочу — в кино, захочу — просто буду дома сидеть или спать! И все! И будь здоров!

— А если меньше дадут или вовсе ничего? — спросил Вася.

Раб смолк и через некоторое время хмуро сказал:

— Этого не может быть, как же так — меньше… Мне нипочем нельзя меньше… Мне не меньше чем полтора рубля нужно. Как же может быть меньше?

Он вдруг рассвирепел:

— Нечего меня пугать! Меня не испугаешь! Вот увидим!.. Хитрый какой! Меньше! Должны дать, я даже во сне видел… Чего ты за мной идешь, я один пойду!

Он свернул в сторону, с еще большим ожесточением набрасываясь на камешки и щепочки, попадавшиеся на пути.

Несмотря на явное недовольство Раба своим рабским положением, Васе эта затея очень понравилась, и он решил в самое ближайшее время обзавестись своим собственным рабом, обратив в рабство Марсианина, который, по всему видно, никогда не соберется отдать долг.

Глава пятая,

Довольно тяжелым сделался Васин кошелек: возьмешь в руку — руке хорошо, приятно… А еще приятнее, когда откроешь: во всех отделениях — разные деньги, где полтинники, где — гривенники с двугривенными, где — медяки… Медные деньги Вася не особенно уважал, но пусть бы медные, да побольше!..

Они, конечно, достались не просто так. Пришлось отказаться от многих удовольствий, но, если рассудить, что в них толку? Съешь, например, мороженое или кино посмотришь, вот денег и нет… Кино лучше посмотреть по телевизору, а то — расскажет кто-нибудь. В школе были такие мастера рассказывать, что расскажут даже лучше, чем если сам поглядишь, и изобразят всякие интересные места не хуже любого артиста.

Конечно, из-за денег много беспокойства: все время бойся, как бы не утащил их кто или мама не нашла…

Да еще приходится злиться из-за таких должников, как Марсианин. Вчера вечером Вася увидел: преспокойно выходит себе Марсианин из кино, довольный такой, будто и не надо никаких долгов отдавать!.. Вдобавок, приметив издали Васю, он повернулся кругом и пошел быстрым шагом назад — все быстрее, быстрее и, сколько Вася вслед ему ни кричал, вроде бы оглох и сразу потерялся в толпе, вывалившейся из зрительного зала.

Поэтому сегодня перед уроками, перед самым звонком, Вася снова посетил первый «а». Надо было видеть, как все первачки смолкли и съежились, когда он заглянул в дверь, как злобный скряга ростовщик из заграничного фильма, название которого Вася позабыл. Он даже сгорбился и покашлял очень похоже, а Марсианин побледнел и выпучил свои марсианские глазищи, завилял туда-сюда, но только от Васи, врешь, не скроешься!..

Перед этим Марсианин, видно, побывал в парикмахерской и поэтому сейчас, аккуратно подстриженный, стоял посреди класса и давал всем желающим нюхать голову, от которой на весь класс разносился запах одеколона.

— «Магнолия»… — солидно объяснял он.

Вася поманил Марсианина пальцем, и тот двинулся к нему, будто под гипнозом. Отведя его подальше от любопытных, которые с жалостью и интересом глазели издали, Вася показал Марсианину раскрытую ладонь и постучал по ней пальцем.