Нил Шустерман - Энси - Хозяин Времени
Нет уж, лучше пусть пока моя семья ничего не знает о болезни Гуннара.
* * *Зато скрыть что-либо в нашей школе — дело невозможное. То ли Хови, то ли Айра слышали слова Гуннара у Эмпайр-стейт, а может, сам Гуннар доверился еще некоторым избранным. Как бы там ни было, в понедельник вся школа гудела о том, что ему недолго осталось.
В тот день на английском нам предстояло записаться в группы дополнительного чтения по Джону Стейнбеку. Похоже, программная «О мышах и людях» служила лишь прологом к целой куче других книг. Я опоздал на несколько минут, поэтому все короткие книжки типа «Рыжего пони» уже разобрали, и остались только монстры вроде «Гроздьев гнева» или «К востоку от Эдема».
Мы с Гуннаром ходили на английский вместе. Он записался в группу «Гроздьев гнева». Группа «Консервного ряда» состояла из Уэнделла Тиггора и его тиггороидов — так мы называли всю человеческую моль, что вилась вокруг его тусклой лампочки. Я взял себе за правило никогда не вступать ни в какие сообщества, где я вдруг оказался бы самым умным, поэтому записался в группу «Гроздьев гнева», молясь в душе, чтобы глубина этой книги была меньше ее объема. Если я не извлеку из этого проекта никакой другой пользы, то мне хотя бы представлялся случай узнать Гуннара получше и выяснить, что же такое Значительное можно для него сделать.
На перемене он подошел ко мне.
— Вижу, ты тоже в группе по «Гроздьям гнева», — сказал он. — Может, придешь к нам после школы? У меня есть фильм на DVD.
Момент для своего предложения он выбрал самый неподходящий — в это время мимо проходила наша учительница английского, миссис Кейси.
— Это мошенничество, мистер Умляут, — заметила она.
Я тут же нашелся:
— Ну что вы! Это исследование сопутствующих материалов.
Она задумчиво приподняла бровь.
— В таком случае я поручаю вам сделать сравнительный анализ книги и фильма. — Отчеканив это, она прошествовала дальше, весьма довольная собой. Гуннар вздохнул:
— И надо же мне было...
Я наклонился к нему поближе и прошептал:
— Расслабься! У моего брательника, кажется, есть «Клиф-ноутс» — ну, ты знаешь, сокращенное изложение с пояснениями и толкованиями для тех, кто не любит читать.
И тут из дальнего конца коридора донесся голос миссис Кейси:
— Даже думать не смейте!
* * *Когда в первый раз идешь домой к кому-то, кого едва знаешь, это всегда захватывающее приключение: непривычная обстановка, необычные запахи, незнакомые собаки — эти так и норовят облаять тебя и обнюхать в местах, где тебе этого совсем не хочется. И в то же время в чужих, неисследованных домах можно наткнуться на очень интересные штуки типа объемистого бака, полного ящериц-агам, в обиходе называемых китайскими водяными дракончиками, или домашнего кинотеатра, который покруче любого городского, или богини, открывающей тебе дверь.
В случае с Умляутами в силу вступал третий вариант, с богиней. Ее имя было Kjersten, которое звучало как «Кирстен» (где j — непроизносимый звук; не спрашивайте меня, как это может быть), и уж кого-кого, а ее я никак не ожидал встретить в доме Гуннара. Кирстен была «юниор», то есть третьекурсница старшей школы, и вращалась где-то в высших сферах, недостижимых для нас, простых смертных. И не только по причине высокого роста. Кирстен просто не вмещается в рамки обычной женской красоты. Она не чирлидерша, не входит ни в одну из групп «популярных» девочек; собственно, «популярные» терпеть ее не могут, потому что само существование Кирстен напоминает им, насколько они все ничтожны. Отличница, председатель клуба интеллектуальных дебатов, член школьной команды по теннису, ростом под шесть футов... Что же до прочих ее достоинств, то... ну, так скажем, надписи на передней части ее футболки выглядят как титры в 3-D фильмах.
— Привет, Энси.
Мой ответ прозвучал как превосходная имитация заики-поросенка Порки:
— Пи-пи-пи... ви-ви-ви... ти-ти-т... — Тот факт, что Кирстен знала о моем существовании, взорвал мне мозг.
Она засмеялась.
— «Нейро-Токсин», — сказала она.
— А?
— Ты смотришь на мою футболку. — Она указала на надпись на передней части упомянутой одежки. — Это логотип группы «Нейро-Токсин» — месяц назад я была на их концерте.
— А... ага, ну да... — пролепетал я. Если честно, то куда бы там ни устремлялись мои глаза, мой мозг превратил все, что находилось между ее шеей и пупком, в такую, знаете, картинку с размытыми кубиками, которую обычно используют на телевидении, когда не хотят, чтобы ты что-то увидел. На ее футболке могли быть написаны ответы на завтрашнюю контрольную по математике — я все равно не въехал бы.
— А что ты здесь делаешь? — бухнул я как последний имбецил.
Она озадаченно посмотрела на меня.
— Как что? Я здесь живу.
— Ты живешь у Умляутов? Почему?
Она опять засмеялась.
— Э... Может потому, что я Умляут?
Мои мозги плавали где-то в космическом пространстве между Землей и Юпитером, поэтому я только сейчас начал понемногу соображать.
— Ты сестра Гуннара?
— Насколько мне известно, да.
Ничего себе! Кирстен — сестра человека, которого я знаю. Такая идея мне никогда даже в голову не могла прийти. Я опять едва не выдал очередную порцию заики-поросенка, но взял себя в руки и проговорил:
— Так можно войти?
— Конечно заходи.
Кирстен позвала Гуннара, сообщив ему, кто пришел. Я вздрогнул при звуке моего имени, слетевшем с ее уст. Надеюсь, она не заметила.
Гуннар никак не отозвался; единственное, что я слышал, были лишь отдаленные звенящие удары.
— Он на заднем дворе, работает над... этой фиговиной, — сказала Кирстен. — Пройди через кухню — там есть выход.
Я поблагодарил, стараясь не прикипать взглядом к какой-либо части ее тела, и углубился в дом. Проходя через кухню, увидел их маму — более зрелый и более пышный вариант Кирстен.
— Привет! — сказала она мне, подняв голову от овощей, которые чистила в раковине. — Ты, должно быть, друг Гуннара. На обед останешься?
Она разговаривала с сильным акцентом, чего я никак не ожидал; ведь в речи как Гуннара, так и Кирстен акцент практически не ощущался.
«На обед?» — задумался я. Ведь это означает, что я окажусь за одним столом с Кирстен! При этой мысли у меня в голове зазвучал голос моей мамы, напоминающий, что мои навыки обращения со столовыми приборами — на уровне орангутанга. Каждый раз, когда она утверждает это, я отвечаю, что в слове «орангутан» на конце нет «г», после чего начинаю запихиваться едой на манер низшего из приматов. Видите ли, моя последняя девушка, Лекси, была слепа, и для нее не имело ни малейшего значения, как я ем. Единственное, что выводило ее из себя — это когда я шкрябал вилкой по зубам; поэтому, пока я ел беззвучно, все было в порядке — можно было хавать как обезьяна.
Вот так и получилось, что благодаря собственному упрямству я так и не научился ловко управляться со столовыми приборами. Кирстен достаточно будет лишь взглянуть, как я держу вилку и нож, и она свалится под стол от смеха, а потом передаст эту информацию всем высшим формам жизни, с которыми водит дружбу.
Я понимал: если буду слишком долго раздумывать, то либо отмажусь от обеда под приличным предлогом, либо у меня лопнет голова. Поэтому я бухнул:
— Да, конечно, останусь на обед.
А с последствиями я как-нибудь разберусь позже.
— Энси, это ты? — позвал Гуннар с заднего двора, откуда раздавались звонкие удары.
— Может быть, — тихо произнесла миссис Умляут, — тебе удастся оторвать его от этой штуки, которую он мастерит.
Гуннар и вправду трудился над... иначе как фиговиной это не назовешь. Сначала я подумал, что это что-то для нашего совместного проекта «Гроздья гнева». Фиговина представляла собой каменное изваяние. То ли гранит, то ли мрамор — я не разбираюсь. Гуннар откалывал кусочки, ударяя молотком по резцу. Пока что он недалеко продвинулся своем художестве — прямоугольная плита по-прежнему оставалась прямоугольной плитой.
— Эй, Гуннар, — окликнул я его. — А я и не знал, что ты скульптор.
— Я и сам не знал.
Он продолжал стучать по камню. Вдоль края плиты вырисовывались неровные буквы: «Г-У-Н». Он уже работал над второй «Н». Я рассмеялся:
— Знаешь, по-моему, сначала надо высечь изваяние, а потом уже подпись.
— Это не того рода изваяние.
На полное осмысление картины мне понадобилось несколько секунд; и когда я понял, над чем трудится Гуннар, у меня вырвалось одно из тех слов, за которые мама отвешивает свой фирменный подзатыльник.
Гуннар высекал собственный могильный камень.
— Гуннар... но это... просто жесть какая-то...
Он сделал шаг назад и полюбовался своим творением.
— Это не жесть, это гранит. Буквы, правда, не очень четкие, но так даже лучше для общего эффекта.