Александр Шишов - Две подружки
— Ой, сколько! — широко открыв глаза, закричала Вера.
Но Паня схватила ее за локоть.
— Не кричи. Только мы одни будем знать, где растут опенки. Побежим за корзинами. Да поскорее…
— Давай в фартуки собирать, — присев на корточки, предложила Вера.
— Вот тоже — скажет. В фартуке много ли унесешь? Нужны корзины.
И они пустились бежать в село. А молодой лес плотный: березы, осины, ольха да кусты черемухи сплелись ветвями — ну, прямо такая ли чащоба: того и гляди, лицо поцарапаешь или платье порвешь.
Выбравшись на прогалину, залитую солнцем, девочки огляделись: как бы не потерять им дорогу.
Паня, запыхавшись, сказала:
— Как найдешь грибы да расскажешь кому-нибудь, грибы-то в тех местах и не растут.
— Вот и неправда, неправда! — возразила ей Вера. — Мне бабушка говорила другое: чем больше людей собирает грибы, тем их больше родится. Она говорила: «Придешь в лес-то да аукнешь, кто-нибудь тебе откликнется, вот туда и иди. Где народ, там и собирай…»
Тогда Паня придумала другое:
— А ты не слышала, там, в овраге, кто-то промычал вот так: гм… гм… гм…
— Нет, не слышала.
— Ну вот, то-то же.
— А мы возьмем с собой Машу Карасеву да Борю Орешкина, вот и не забоимся.
— Куда их! Вдвоем-то больше наберем.
— Маша — подруга. А с Борей учимся в одном классе.
— Про Борьку Орешкина мне и не говори. Он всегда на меня собаку науськивает. Маша тоже…
— Что тоже? Все ты выдумываешь!
— Нравится тебе Маша — и водись с ней. В лес ходи с ней, на реку ходи. И в школу…
Домой Паня явилась запыхавшаяся. Лицо потное, красное. Реденькие волосы торчат во все стороны. Отломила она кусок пирога, схватила большую корзину и, не дождавшись Веры, опять в лес. По дороге оглядывалась: не увязался ли кто за ней.
Вера же не из таких. Она скорее свое отдаст, чем скряжничать будет. На колхозном огороде, где собирали с гряд репчатый лук, сказала про опенки Маше Карасевой и Боре Орешкину. А там запросились и другие ребята.
— Идемте. Вместе веселее собирать, — приглашала Вера.
Маша взяла корзину, Боря — лукошко. И другие мальчики и девочки лукошки и корзины нашли.
Забежали они за Паней, а ее бабушка с крыльца, недовольная, ответила:
— Ушла она. Вот только…
— Что же это нас не дождалась?
— А чего же ждать? Сами знаете, где лес-то…
— Конечно, знаем. Только мы хотели все вместе, — ответила Вера.
Тонконогие опенки росли по всей сечи, но на старых пнях берез и осин их было больше. Все, как один, ровные, крепкие, и головки у них одинаково крапленые, должно быть, уродились, после одного дождя.
А тут неожиданно Маша закричала:
— Я белый нашла!
Всем захотелось посмотреть на белый гриб. В сечах они редкие гости. Растут белые в старых, замшелых лесах. Счастливица Маша тем временем сняла еще белый, да с прибавой. Один — большой, коричнеголовый, а под его шляпкой другой — маленький братик. Когда все стали любоваться грибом, у корня нашли еще братика. Только братик тот был с бородавку.
Вера и Боря начали шарить в кустах. Белые не растут в одиночку: нашел один — не отходи, тут же ищи другой. У Веры засветились глаза: и она нашла.
А Боре Орешкину не повезло. Он туда, сюда — нет. Все бугорки поднял.
— Мне не везет. Если я найду, то раздавленный.
Девочки пожалели его.
— Давайте поищем белый для Бори, — предложила Вера.
Прилежно искали, но больше такой гриб им не попадался. Тогда Маша Карасева отдала свой: ведь она сорвала два. Теперь у них стало поровну, и Боря повеселел, заулыбался.
— А где же Паня? — спросили ребята.
Вера, забыв обиду, стала звать Паню:
— Ау, ау!
То Вера крикнет, то Маша. Лес здесь без конца и края — за сутки не пройти. На ветру шумит он густой кроной, а в ненастье гудит, как в трубу. Боря приложил ко рту рупором ладони и аукнул во все горло. Там, где-то далеко, от его голоса раскатилось эхо: у-у-у!..
Ходили они, собирали грибы и не догадывались, что подружка-то их, Паня, заблудилась. Как это получилось — сама она не понимала. Когда с корзинкой примчалась в сечу, все думала, как бы не сбиться с дороги да не уйти, куда не следует.
«Справа-то что у нас будет? — спрашивала Паня. И сама себе отвечала: — Ах, да, тут должно находиться Утиное болото. А что левее? Вот и забыла!»
Девочка на миг останавливалась, а, вспомнив, удалялась еще быстрее, только мелькали длинные и тонкие ноги.
Вот это раскорчевки. А дальше должна встретиться самая широкая просека. Там в землю врыты высокие стальные башни. На башнях фарфоровые тарелки. И электрические провода тянутся.
«Где же эти башни и провода?» — опять спрашивала она. Никто ей не мог ответить. Как только Паня поняла, что заблудилась, сейчас же у нее навернулись горькие непроглатываемые слезы.
«Не нужно мне никаких опенок, только бы выбраться отсюда».
Но все дороги и нахоженные тропы исчезли, не стало видно светлых лужаек и прогалин. В ногах шуршала сухая опавшая листва, и льнула к ним холодная осока. А тут еще совсем рядом с шумом взлетел тетерев. Пане страшно стало — она схватилась за сердечко, постояла немножко.
С верхушек высоких берез и осин опадали тронутые багрянцем листья. В одном месте Паня наткнулась на куст перезревшей малины. На ходу сорвала ягоду, но в рот так и не положила. Ничего не хотелось: ни грибов, ни ягод. Скорее, скорее домой, пока светит солнце.
Но где он, дом-то? В которой стороне? Вот был бы с ней кто-нибудь, указал. Она вытерла слезы, понимая, что слез никто не увидит и ей не посочувствует.
Обидела подружку: изменила ей. И ради чего!..
С Верой они ходят вместе в школу, сидят за одной партой. Сколько раз Вера помогала ей делать домашние задания! Давала читать книжки, за уроками делила пополам новенькую промокашку.
— Я только сниму кляксу и отдам тебе, — бывало, скажет Паня.
— Да уж бери насовсем.
Было и так: Паня свои цветные карандаши прибережет, а у Веры выпросит и рисует, рисует. В пенале свои перья есть, а у Веры возьмет «только на сегодня», да так и оставит на все время. Чего бы ни попросила, Вера всегда даст и худого не скажет.
«Ой, если уж Вера от меня откажется, с кем же я стану дружить? Маша Карасева никогда не будет такой верной подружкой». Попросила Паня раз у Маши тетрадь в косую линейку, а та показала ей кукиш и ответила:
— Такую тетрадку можешь найти в своей сумке.
Вот она какая, Маша-то!
С Борей Орешкиным и другими мальчиками не подружишься — они водят собак. У Бори собака с ягненка, злющая — на всех лает. И хорошо бы только лаяла, а то так и норовит схватить за ноги…
Как только Паня подумала о собаках, сзади нее что-то фыркнуло и завозилось. Это был еж, а для Пани он обернулся чуть ли не волчицей. Не зря говорят: у страха глаза велики.
Высокая жесткая трава, казалось, связывала ей ноги, хлестала головками засохших цветов по голым коленям. «Наверное, в траве ползают ужи», — решила Паня, и опять ей стало страшно-страшно. Она очень их боялась. Когда ребята брали в руки ужа, она закрывала глаза и убегала подальше. А теперь в траве-то палка, а ей кажется — это уж. Шелохнется в кустах какая-нибудь пичужка, а ей думается: кто-то крадется, чтобы схватить ее. Под ногами хрустнет валежина: Паня от страха так и присядет, решит, что из ружья охотник выстрелил.
Бежала она, бежала и сама не знала, куда.
По сторонам и впереди стали неподвижные зеленые дубы. Их окружали березы и осины. Как поглядела Паня на них от корней до вершин, так в глазах и помертвело: ведь уже темнеет. Где же дом? Где же село? За дубами опять чащоба — глаза выколешь. Да какие-то овраги и балки. «Вот тут уж непременно водятся волки!..» — подумала Паня, заторопилась и упала в колючки. Из корзины просыпалась вся рябина. Это Паня поначалу, как пришла в лес, нахватала рябины.
Куда бы Паня ушла, долго ли проблуждала — неизвестно, только здесь-то, среди заросших балок и оврагов, она услышала издалека голос Веры:
— Ау! Ау!
Хотела отозваться и не смогла — в горле пересохло. А сердечко затрепетало от радости. Скорей, скорей. Она побежала туда, откуда доносился зов. А тут послышались еще голоса и еще… Силенок у Пани прибавилось, лес посветлел. Опять стали попадаться лужайки да полянки.
Скоро она выбралась на дорогу. А на дороге, у столбов, села, закрыла лицо руками и разразилась слезами.
— Ты о чем? — подходя, спросили Вера и Маша.
Паня ответила не сразу:
— Вы набрали опенок, а я нет.
Девочки переглянулись, посмеялись.
— Я тебе из своей корзины опенок положу. Хочешь? — спросила Вера.
— И я тебе дам, — сказала Маша.
И все мальчики и девочки взяли из своих лукошек понемногу опенок и положили в Панину корзину.
На рыбалке
Задумано это было давно. Сидор Матвеевич, щуря хитроватые глаза, говорил своему внуку: